Среди произведений, рассказывающих об «экспедиции» по Уралу, бесспорной своей законченностью и художественной выразительностью выделяются очерки Валериана Правдухина. Конечно, он находился (как писатель и как путешественник) в условиях более благоприятных, нежели другие участники поездки: места, по которым проплывали он и его товарищи, были прежде по-настоящему известны только ему.
Страстный охотник, неутомимый рыболов, путешественник, влюбленный в природу, Вал. Правдухин чутко воспринимал все окружавшее. Как истинный художник он видел мир в богатстве красок и звуков, как писатель-исследователь — стремился понять, раскрыть, художественно осмыслить закономерности общественного развития здесь, на территории бывшего Уральского казачьего войска, увидеть пути приобщения казачества к новой, революционной правде. Понять же современность было невозможно без знания исторического прошлого.
Вот почему в очерках Вал. Правдухина прошлое и настоящее раскрываются как равноценные, равнозначные слагаемые художественного познания жизни, а прием сравнения и противопоставления становится основным поэтическим средством в изображении народной истории.
«Судьба закинула меня в уральский край семилетним мальчишкой, — писал он. — В Каленом мы прожили всего четыре года. Но этот отрезок моей жизни и до сих пор кажется самым большим, самым замечательным. Воспоминания о Каленом наполняют меня до краев и теперь. Они, как живая вода подпочвенного родника, выплескивают на поверхность».
У Вал. Правдухина существовали, стало быть, глубоко личные причины, заставлявшие его посетить Урал и, в частности, поселок Каленый. Как теперь живут его земляки? Что изменилось в их положении? Какими стали их взгляды на жизнь? Вопросы ждали ответа.
В своих произведениях писатель стремился на основе отдельных зарисовок, картин, реплик создать обобщенный, социально определенный тип уральского казака, в характере которого переплетались противоречивые черты и качества. Причем нельзя не подчеркнуть такое: если некоторые писатели 20-х годов обычно изображали казаков отрицательно, то Правдухин, вслед за Шолоховым, выявлял в своих героях и многочисленные положительные качества, рожденные постоянной, напряженной трудовой деятельностью. В то же время Вал. Правдухин старался возможно глубже раскрыть сложный, в основе своей классовый, характер взаимоотношений людей на Урале.
В цикле очерков «По Уралу на лодке» писатель вновь открывает для себя реку и ее обитателей, переживших события, которые до основания потрясли бывшую область казачьего войска и коренным образом изменили характер социальной действительности, взаимоотношения людей.
Автор боялся, что новая встреча его разочарует, — хотя не мог не понимать, что старое, знакомое по детским впечатлениям, ушло в прошлое, что в казачьей степи победило новое. Но какое оно, это новое? И как соотносится старый трудовой опыт, привычный быт с социальными переменами?
В описании новой встречи с краем у Вал. Правдухина очевидны интонации грусти, сожаления, недоумения, идущие от того, что в прошлое ушло не только социально-консервативное, но и романтически-яркое, светлое, выражающее некоторые черты народной трудовой психологии. Но он убеждается: сами казаки осознают неизбежность происходящих перемен (хоть в душе не всегда и не со всем примиряются).
Опыт революционных преобразований не мог не отразиться на взглядах казаков, на их отношении к действительности. Пройдя через трагические испытания и потрясения, они осознают смысл своих ошибок и свое место в новой жизни. Нельзя не почувствовать определенного сходства в размышлениях героев Вал. Правдухина и персонажей шолоховского «Тихого Дона», — сходства, свидетельствующего о жизненной основе созданных писателями картин:
«Скажи там у себя в Ленинграде: болеем телом и скорбим душой, а помирать все одно не хотим. В случае чего готовы постоять за новую Россию… Обиды не помним».
Именно в Каленом автор ведет разговор с человеком, который стремится оценить происшедшее с позиции трудового народа. Старая казачка Матрена Даниловна потеряла во время войны почти всех родных: «муж и дочь умерли от тифа», сыновей «разнесло бурей по свету», от большой семьи остался лишь один младший сын. Тем не менее она смогла подняться над болью несчастья и прийти к верному общему выводу: никакого иного решения в реальной жизни быть не могло и не может, крах автономистских настроений, столь популярных среди части казаков, был исторически неизбежен.
Вал. Правдухин внимательно вглядывается в приметы этой «другой жизни». Они еще не очень многочисленны, недостаточно отчетливо выражаются, особенно в быту, — но эта жизнь заявила о себе громко, требовательно, порождая новое отношение ко всем вопросам современного бытия.
Писателя занимает проблема взаимоотношения личного, «бездумного счастья» и народной жизни, народной судьбы. Состояние благостного покоя, которое охватило путешественников, кажется ему искусственным, надуманным и — одновременно — иллюзорным, особенно при сравнении с драматическими картинами социальной жизни…
И после 1929 года Валериан Правдухин будет неоднократно приезжать на Урал, наблюдая за тем, как меняется жизнь в этом крае. Алексей Толстой, восторженно оценивший «экспедицию», собирался повторить поездку по известному маршруту, но, занятый литературными делами, так и не смог осуществить свое желание.
Но все же то, что уже было, оставило неизгладимый след. Оно обогатило новыми впечатлениями, частично нашедшими свое выражение в очерках, которые входят в эту книгу, впервые объединенные вместе…
По-прежнему течет к Каспию стремительный Урал. Как и раньше, приносит он людям радость своей неброской красотой. За десятилетия, что прошли со времени плаваний, жизнь изменилась коренным образом: бывшая окраина России живет вдохновенной трудовой жизнью. Радует и волнует сердца людей Урал, яростный в дни весеннего разлива и величественно-торжественный в летние ясные дни.
Л. Большаков, Н. Фокин
Николай Правдухин«ЖИТЬ! КАК ЭТО ХОРОШО!»
1. Путешествие — проба человека
Три брата, детство и юность которых протекали на берегах седого Яика, полюбили чудесную реку так, что и после, уже взрослыми, рассеянные по разным городам страны, ежегодно в течение нескольких лет приезжали на Урал и проводили здесь свои отпуска.
Как прекрасна, многолика эта река! В верховьях (до Ириклы) скалистые берега, узкие глубокие ущелья, сползающие к широким, таинственно тихим плесам, шумливые перекаты. Все это ничуть не похоже на Урал среднего течения. Здесь он, одетый зелеными поймами, змеится, играет среди обширных степей, поочередно бросая свои воды от яров-обрывов к галькам-пескам и снова от песков к ярам. За Уральском, круто повернув к югу, река становится «степеннее»: она уже не змеится, не играет, а прямо, словно убегая от томящего зноя, несет свои воды к Каспию. И чем ближе к морю, тем обнаженнее ее берега. Раскинутые вокруг степи к концу лета бывают выжжены зноем, и все живое жмется к реке. Какое раздолье здесь — на громадных озерах, старицах, заросших камышами, в непролазных зарослях поймы — для дичи и крылатых хищников!
Братья, влюбленные в свой Яик, ежегодно соблазняли в эти поездки кого-нибудь из столичных друзей.
Так, в 1929 году был «соблазнен» Толстой, Алексей Николаевич.
На лодке он плыл по Уралу около двух недель и после частенько вспоминал эту поездку. Собирался писатель повторить поездку в 1933 и 1934 годах, о чем говорят его письма-записки к главному организатору таких путешествий — моему брату. Но поехать ему на Урал больше не пришлось. В 1934 году Толстой прислал участникам поездок телеграмму из Детского Села:
«Горячо вспоминаю солнечную реку, великую тишину и первобытное счастье среди людей, в одиннадцатую экспедицию поеду во что бы ни стало. Алексей Толстой».
Свою единственную поездку по Уралу Толстой описал в очерке «Из охотничьего дневника».
Рассказала о путешествии и Л. Н. Сейфуллина в небольших зарисовках: «Счастье в природе», «В ненастный день». В книге Валериана Правдухина «Годы, тропы и ружье», в главе «Последний рейс по Уралу на лодке» также описана одна из наших экспедиций.
Все они по-разному описывают не только то, что видели «своими глазами», но и то, что каждый по-своему пережил.
Обычно в города из таких поездок все участники возвращались «обновленными», бодрыми и как бы помолодевшими. Да и как не помолодеть на солнечной реке, в тесном общении с природой, когда солидные люди зачастую превращались в детей!
К сожалению, фото не удались, но вот на одном из снимков можно видеть, как все участники экспедиции на необитаемом острове изображают «парад-алле» чемпионата французской борьбы. Алексей Николаевич шествует под кличкой «Турок Абдула». Лидия Николаевна в роли арбитра сидит в кругу борцов и произносит обличительную речь: «бесстыдники, большие дураки», но заметно, что сам «арбитр», хотя и отвернулся от борцов, не может удержаться от смеха.
Или… вот другой снимок, где один из членов экспедиции осторожно тянет на песчаный берег двадцатикилограммового осетра, а полукругом тревожно сторожат, готовые ринуться на рыбину, другие участники — Толстой, Валериан, Липатов, Калиненко: «Ой, не сошел бы, красавец!..»
Красавец не сошел. И тут же на берегу состоялась торжественная церемония: вручение рыбаку приза за самую большую пойманную рыбу. Готовились шуточные речи. Конечно, в речах преобладала тема о превосходстве рыбака над охотником. «Хотя охотники и рыбаки, — сказал кто-то, — относятся к одной категории людей, которые обычно издавна именуются вралями, но… и безнадежный враль может нечаянно быть правдивым. Ну кто, в самом деле, в Москве поверит рассказчику, что пойман на удочку осетр весом в один пуд десять фунтов?!»