Вниз по великой реке — страница 26 из 40

Мы находились рядом с Рекой, а мне и невдомек. Я же видела вокруг только лес. Представьте мое удивление, когда оказалось, что эта старая мельница, про которую упомянул король, – та самая, что стоит через Реку от Шеллинга. Ну, та самая, где вроде бы появляется призрак женщины. Я сказала королю, что это прекрасная идея. И тихо надеялась, что мне удастся посмотреть на физиономию Звитта, когда он узнает, что его ждет.

Джей отправился в Шеллинг на плоскодонке, которую дядя Кестрел держал в мельничной запруде, и передал нашим бывшим односельчанам приказ повелителя. Вскорости на этот берег приплыл Звитт и с ним еще несколько человек. Они кое-что привезли, а насчет всего остального принялись упираться. Думаю, у них и вправду было неважно с запасами. В конце концов, половодье ведь затопило все огороды. Но Звитт стал бы возражать, даже если бы сидел на груде овощей высотой в милю, а кто-нибудь попросил у него одну-единственную морковку.

Звитт заметил Хэрна и сразу же его узнал. Он испросил дозволения поговорить с королем наедине. Я подсматривала за ними с мельницы и видела, как они прогуливаются вдвоем среди незабудок неподалеку от мельничного колеса. Звитт, судя по физиономии, говорил про нас какие-то гадости. Но монарх лишь рассмеялся и похлопал Звитта по плечу. Я поняла, почему повелитель был так доволен. Он убедился, что мы говорили правду и что Единый – это и в самом деле Единый. Мне кажется, он нарочно подъехал поближе к Шеллингу. Наверное, на его месте я и сама поступила бы точно так же, но на сердце у меня стало тяжело. Он никогда не отпустит нас. Хэрн донес, что король по просьбе Звитта пообещал ему двойное вознаграждение как плату за то, чтобы нас оставили в покое. Но обещания легко даются и легко забываются.

– Ваши друзья с того берега твердят, что вы наложили на них какие-то заклятия, – обратился ко мне Джей. – Ты что, ведьма?

– Нет! А жалко! Я бы… я бы развернула им ноги коленками назад!

– Вот это характер!

До сих пор немного горько об этом думать.

С верхнего этажа мельницы, где я сплю, видны развалины нашего дома. Это дело рук Звитта. Из-за этой грусти и беспокойства за Робин мне очень захотелось ткать. Потом пришел тот мой сон. А потом нас навестил дядя Кестрел.

Мы устроили постель для Робин в сухой комнате на первом этаже.

Там есть дверь на Реку – через нее выгружали муку, – и в погожие дни я держу ее открытой, чтобы Робин могла смотреть на воду. Все то время, что я тку, Река остается красивой, как никогда. Вода в ней сияет зеленью.

Река течет медленно и лениво. Под лучами солнца вода в ней делается золотисто-зеленой. Над поверхностью вьется мошкара. Из воды часто выпрыгивают рыбки. А то с ивы падают почки и подплывают к самому порогу. Но Робин все это не радует. И мне становится все труднее быть терпеливой с ней.

В первый день я чуть не поколотила ее. Когда мы обосновались на мельнице, мне захотелось, чтобы Гулл был с нами и я могла за ним присматривать. Если бы мы поменяли его местами с Младшим, никто, кроме нас самих, не заметил бы разницы. Робин развернула Гулла и позволила мне забрать его. Но Младшего она не взяла.

– Я не хочу, чтобы он был рядом со мной! – заныла она. – Убери его!

Пришлось спрятать Младшего наверху, у себя в постели. И стоило мне хотя бы упомянуть о нем, как Робин тут же начинала плакать. При этом она всячески цеплялась за Единого, да так, что даже мне редко удавалось взглянуть на него хотя бы одним глазком. А еще к нам приходил наш правитель – наведывался каждый вечер – спросить про «золотого господина». Так Робин даже не позволила монарху взглянуть на него.

– Хочу, чтобы король оставил нас в покое! – заявила она.

А потом Лапушка притащила на постель Робин дохлую мышь. Крику было – будто она принесла не несчастную мышь, а ядовитую змею. После явился Джей. Его всегда сопровождает шум и веселье. Он говорит, что смех лечит. Но до меня вдруг дошло, что он приходит к нам потому, что ухаживает за сестрой. Я была потрясена. Как можно ухаживать за Робин, когда она болеет! А кроме того, Джей старый и любил многих женщин. Он сам этим хвастался. Это меня тоже потрясало. Но несмотря на все это, Джей мне нравился. И потому я пребывала в полнейшей растерянности.

– А Джей тебе нравится? Ты бы вышла за него замуж? – спросила я у сестры.

Робин содрогнулась:

– Нет! Я не выношу, как он машет своей культей!

И вправду, казалось, будто обрубок руки Джея живет какой-то своей жизнью. Я тоже не любила на него смотреть.

– Неужели он тебе совсем-совсем не нравится? – допытывалась я. – Вот он в тебя влюбился.

– Перестань об этом болтать! Я не хочу за него замуж! Я вообще не собираюсь выходить замуж! – выпалила Робин, словно безумная.

Я готова была дать самой себе пинка. Лишь после полуночи сестра успокоилась и уснула.

Когда она наконец-то угомонилась, я открыла дверь, выходящую на Реку, села и задумалась. Похоже, что все это моя вина, потому что я дважды нехорошо обошлась с Единым. А потом мне показалось, будто в Реке что-то светится. Я встала на колени на пороге и в испуге уставилась в золотисто-зеленые глубины. И увидела там огромную тень, напоминающую человека с длинным носом и наклоненной головой. Если бы не Робин, которая только что уснула, я бы точно заорала. Уверена, это был Канкредин.

– Этот однорукий шутник ляпнул, что моей Робин нездоровится, – молвил дядя Кестрел.

Он подгреб прямо к двери, и в его лодке горел небольшой фонарик. А откуда взялась та тень – понятия не имею.

– Сейчас неподходящее время собирать беззубок. – Я обрадовалась, увидев дядю Кестрела. – За запрудой разбит королевский лагерь.

– Знаю, золотце. Я пришел посмотреть, как вы тут.

Я немного поплакала и рассказала дяде Кестрелу про наше путешествие, про короля и про Единого. Но про Гулла я упоминать не стала. Дядя Кестрел подумал, что Гулл умер по дороге.

– В этом и король, и Бессмертные одинаковы – им нет дела до трудностей, которые они создают другим. Ты уж сделай как-нибудь, чтобы Робин оставалась здесь до тех пор, пока не выздоровеет. Иначе худо будет. Может, тебе привезти что из вашего дома?

– Дядя, ты единственный человек в Шеллинге, которого я люблю! – воскликнула я. – А мой ткацкий станок цел? Или его сломали, как и крышу?

– Нет, так уж никто не буйствовал. Только выместили злость на стенах и крыше.

А потом он сказал такое, что я до сих пор бешусь, когда вспоминаю его слова.

– Я их не оправдываю, но все-таки вы отчасти сами виноваты – все, и даже Робин. Вы же знали, что отличаетесь от них, и при этом вели себя так, будто лучше остальных. А люди этого не любят.

От злости я даже дар речи потеряла.

– Так что, привезти тебе твой ткацкий станок? – поинтересовался дядя Кестрел, и я его простила.

– И еще мои катушки, и челноки, и иголки, и прялку! И не забудь про пряжу!

– Да ты никак хочешь утопить мою лодку? Иногда ты разговариваешь точь-в-точь как твоя тетя.

Однако привез все, и даже веретено, про которое я забыла. Никогда еще не видела лодки, настолько набитой шерстью. А на самом верху груды возлежал ткацкий станок. Пришлось разбудить Утенка, чтобы он помог мне затащить все это внутрь. Утенок удивился, из-за чего я так волнуюсь, но, похоже, дядя Кестрел меня понял.

С тех пор я все время сижу за станком, прерываясь только иногда, когда шум начинает слишком сильно раздражать Робин. Король поражается моему трудолюбию. На самом деле я очень устаю, хотя работа дается мне все легче и легче. Я только боюсь, что сестра умрет, а за рукоделием как-то отвлекаешься от этих мыслей. Сначала я воображала, что, когда накидка будет закончена, Робин поправится. Но она не выздоровела. А вскоре после того, как я закончила первую накидку, мне снова приснился тот сон, в котором мама велела мне думать. И я поняла, что придется опять ткать.

Тем утром, когда начала вторую накидку, я окончательно надоела Утенку. В последнее время он прял для меня шерсть, потому что ему все равно было нечем заняться. Он возился на свежем воздухе, у мельничного колеса, среди зарослей незабудок, а потом вдруг швырнул веретено на землю.

– Как мне надоели все эти нудные, глупые, мрачные люди! – Утенок махнул рукой куда-то в сторону зелени, усеянной солнечными пятнами.

– И ты! Ты только посмотри на это все! Посмотри на себя! Ты хуже Хэрна!

Я разревелась и сказала, что ненавижу короля.

– А кого это волнует? – насупился Утенок. – При нем Гуллу ничего не грозит, а нам не грозит Звитт. Чего тебе еще надо?

– Это я виновата! Я выдала ему Единого.

И заставила вас оставить Бессмертного в костре, а нам надо было взять его с собой, когда мы плыли к Канкредину. Если бы тогда он был с нами, все обернулось бы иначе.

– Да ты просто допустила, чтобы король заморочил тебе голову всей этой чушью! – Утенок подобрал веретено и мрачно воткнул его в землю.

– Я знаю, что не послушалась Единого.

– Ага, как же! Не будь дурочкой! – огрызнулся Утенок, то втыкая веретено в землю, то вытаскивая его оттуда. – Да он сам все это и подстроил! Он был недостаточно силен, чтобы встретиться с Канкредином. Если бы мы его дожидались, он, возможно, вообще не вышел бы из костра. Только Единому и известно, что бы произошло, если бы Хэрн залил костер!

– Перестань портить мое веретено. Хочешь сказать, что Единый – трус?

Утенок искоса посмотрел на меня из-под длинной челки. Вообще-то, он подвязывает волосы лентой, но они вечно выбиваются и белыми прядями падают на лицо.

– Нет. – Он присел на корточки и принялся вырисовывать моим веретеном узоры на земле, вокруг травянистой кочки. В этот момент брат кого-то мне напоминал. – Единый глубок, как Река. Танамил это знает. Вот кого надо было бы расспросить.

– Так ты чего-то во всем этом понял? – ехидно поинтересовалась я. – Тогда просвети меня!

Утенок снова покосился на меня:

– Ты все равно не поверишь, пока сама до этого не дойдешь.

Тут я поняла, кого он мне напоминает – Кеда, того неблагодарного варварского сопляка, когда тот принялся врать. Жутко захотелось сбросить Утенка в пустой мельничный лоток, в самую грязюку, чтобы он надо мной не потешался.