– Мы не знаем вашего имени, – сказала Джек звенящим голосом. – Это значит, что вы – незнакомец. Нам не разрешают даже разговаривать с незнакомцами.
Мэри побледнела, хотя Джек думала, что это невозможно: женщина с самого начала была бледнее некуда.
Двое молчаливых слуг сделали шаг назад и вжались в стену. И только мужчина, странный безымянный мужчина в плаще, подбитом красным, казалось, развеселился.
– Ты не знаешь моего имени, потому что еще не заслужила знать его, маленький найденыш, – сказал он. – Большинство местных зовут меня Господин. Можешь называть меня так же.
Джек пристально посмотрела на него и придержала язык, неуверенная в том, что можно сказать, а что нет; неуверенная в том, что именно можно сказать безопасно. Было совершенно ясно, как в лунную ночь, что люди, работающие на этого мужчину, боялись его. Но она не знала почему, и, пока она не узнает почему, лучше вовсе ничего не говорить.
– Тебе нужно поесть, – беззлобно сказал мужчина. – Или ты предпочитаешь то же, что сестра?
Джек молча покачала головой. Джилл, которая продолжала есть во время всего разговора, запихивая в рот все подряд – мясо, шпинат, картофель, – выглядела довольной всем на свете.
Со стороны лестницы раздались тяжелые шаги, громкие настолько, что не могли не привлечь внимание всех сидящих за столом, даже Джилл, которая, повернувшись на звук, продолжала жевать и глотать. Мужчина скривился, и выражение отвращения только усилилось, едва в комнату вошел другой незнакомец.
Это был крепкий мужчина, сложенный как ветряная мельница – прочный, и сильный, и жаждущий движения. Его одежда была практичной: джинсы и домотканая рубашка, защищенные кожаным фартуком. Его подбородком можно было раскалывать бревна, а брови нависали над яркими, оценивающими глазами. Но особенно привлекал внимание большой шрам вокруг шеи – белый и рваный, похожий на кусок бечевки, будто тот, кто это сделал, вовсе не приложил никаких усилий, чтобы сделать это чисто.
– Доктор Блик, – сказал первый мужчина, усмехнувшись. – Я не предполагал, что вы соизволите прийти. Особенно так быстро. Разве вас не ожидает очередной акт какой-нибудь ужасной резни?
– Ожидает, – ответил доктор Блик. Его голос напоминал раскаты грома в далеких горах, и этот голос сразу же понравился Джек. Он принадлежал человеку, который мог кричать на Вселенную, и она уступала ему свои тайны. – Но у нас была договоренность. Или вы забыли?
Первый мужчина скривился:
– Я послал за вами, не так ли? Я велел Ивану сказать вам, что я помню.
– То, что говорит Иван, и то, что говорите вы, бывает, расходится. – Доктор Блик наконец посмотрел на Джек и Джилл.
Джилл перестала есть. Теперь они обе сидели очень, очень неподвижно.
Доктор Блик нахмурился, глядя на запятнанный красным картофель на тарелке Джилл. Мясо давно уже исчезло, но следы его пребывания остались.
– Вижу, вы уже сделали свой выбор, – сказал он. – Это не было частью договоренности.
– Я позволил девочкам самим выбрать себе блюда, – сказал первый мужчина оскорбленным тоном. – Не моя вина, что она предпочитает мясо непрожаренным.
– М-м-м-м, – промычал что-то неопределенное доктор Блик. Он сосредоточился на Джилл: – Как тебя зовут, дитя? Не бойся. Я не причиню тебе вреда.
– Джиллиан, – пропищала Джилл.
– Доктор Блик живет за пределами деревни, – сказал первый мужчина. – У него есть лачуга. Крысы, пауки и прочая живность. Никакого сравнения с замком.
Доктор Блик закатил глаза:
– Неужели? Неужели? Вы хотите опуститься до мелких оскорблений? Я еще даже не сделал свой выбор.
– Но поскольку вы явно нацелились на ту, к которой я сам был благосклонен, я чувствую себя вправе отстаивать свои интересы, – ответил первый мужчина. – Кроме того, посмотри на них. Это же парный комплект! Разве можно упрекнуть меня в желании оставить обеих?
– Подождите, – сказала Джек. – Что значит «оставить» нас? Мы же не бродячие собаки. Мы крайне сожалеем, что без спроса проникли на ваше поле, от которого мурашки идут по коже, но мы здесь не останемся. Как только мы найдем дверь, мы уйдем домой.
Первый мужчина ухмыльнулся. Доктор Блик выглядел на самом деле… что ж, почти печальным.
– Двери появляются, когда появляются, – сказал он. – Вы можете задержаться здесь надолго.
На лицах Джек и Джилл появилось одинаково тревожное выражение.
Джилл заговорила первой.
– У меня тренировка по футболу, – сказала она. – Я не могу пропустить ее. Тогда меня исключат из команды, и отец придет в ярость.
– Мне нельзя выходить из дому, – сказала Джек. – Мать сойдет с ума, если узнает, что я выходила. Мы не можем остаться здесь надолго. Просто не можем.
– Но останетесь, – сказал первый мужчина, – три дня как мои гостьи, а затем как ценные для нас жители, – столько времени, сколько потребуется, пока не найдете дверь в ваш мир. Если вообще когда-нибудь найдете. Не все найденыши возвращаются туда, откуда убежали, не правда ли, Мэри?
– Да, милорд, – ответила Мэри бесцветным, мертвым голосом.
– Последний найденыш, которого занесло в Пустоши, был мальчик с волосами, как огонь, с глазами, словно зимнее утро, – сказал первый мужчина. – Мы с доктором Бликом поспорили за право заботиться о нем и опекать, потому что, видите ли, мы оба любим детей. Дети такие живые, такие энергичные. Они могут принести в дом уют. В итоге я победил, но ради сохранения мира обещал доктору Блику, что он возьмет следующего найденыша к себе. Представьте мое удивление, когда я увидел, что вас двое! Воистину сама Луна привела вас.
– Где он сейчас? – напряженно спросила Джек.
– Он нашел дверь домой, – ответил доктор Блик. – И вошел в нее.
Он посмотрел через весь стол на первого человека, будто говоря ему взглядом ну, скажи что-нибудь. Но вместо этого первый человек просто рассмеялся, покачав головой:
– Так драматично. Всегда так драматично. Садитесь, Мишель. Позвольте угостить вас. Насладитесь моим гостеприимством этим вечером, и, возможно, вас посетит мудрое решение позволить этим хорошеньким сестричкам остаться вместе.
– Что ж, если вас посетила такая дельная мысль не разделять девочек, придерживайтесь духа нашего соглашения и позвольте обеим пойти со мной, – сказал доктор Блик. И обратился к девочкам: – Я не смогу содержать вас в роскоши. У меня нет слуг, и вы будет много работать – за пищу и кров. Но я научу вас тому, как устроен этот мир, и вы отправитесь домой более мудрыми, если вас утомит такая жизнь. Под моей крышей вам никогда не причинят вреда намеренно.
Слово «никогда» буквально врезалось в Джек. Первый мужчина обещал только три дня. Она посмотрела на Джилл и обнаружила, что та надула губы и насупилась.
– Будете есть, Мишель? – спросил первый мужчина.
– Полагаю, да, – ответил доктор Блик и грохнулся на стул, как лавина, сошедшая на землю. Он ласково посмотрел на Мэри: – Хлеб, мясо и пиво, Мэри, если вы будете так добры.
– Да, сэр, – сказала Мэри и по-настоящему улыбнулась, выходя из комнаты.
Первый мужчина – Господин – поднял кубок в шутливом тосте.
– За будущее, – сказал он. – Оно уже на подходе, готовы мы к этому или нет.
– Полагаю, это так, – согласился с ним доктор Блик и обратился к Джек и Джилл: – Ешьте. Вам понадобятся все ваши силы для того, что вам предстоит. Нам всем понадобятся.
6. Первая ночь в безопасности
Джек и Джилл лежали в башне, в круглой комнате, на небольших кроватях, имеющих форму капель: головой туда, где кровать была шире, и ногами к сужающейся части. Окна были зарешечены. Дверь заперта. «Для вашей безопасности», – сказала Мэри, прежде чем повернуть ключ и запереть их на ночь.
Многие дети возмутились бы от того, что оказались под замком, стали бы искать хитроумные способы избавиться от решеток или выломать засов. Многих детей воспитывали, что можно нарушать ненужные правила, что встать с постели, чтобы сходить в туалет или выпить стакан воды, – не только можно, но и нужно, потому что позаботиться о естественных потребностях важнее, чем провести восемь часов, не вставая с кровати. Многие возмутились бы, но только не Джек и Джилл. Их приучили слушаться, вести себя должным образом, так что они оставались в своих кроватях.
(Наверное, стоит заметить, что слепое следование правилам может быть опасной привычкой, но может и спасти. Земля вокруг башни была усеяна выбеленными временем костями детей, которые сплетали хитроумные веревки из простыней, но веревки оказывались слишком коротки, так что дети падали и разбивались насмерть. Некоторые правила существуют, чтобы сохранить жизнь.)
– Мы не можем оставаться здесь, – прошептала Джек.
– Но нам придется остаться где-нибудь, – прошептала Джилл. – Если нам придется ждать, пока появится дверь, почему не подождать здесь? Здесь хорошо. Мне тут нравится.
– Этот мужчина хочет, чтобы мы называли его «господин».
– А другой хочет, чтобы мы звали его «доктор». В чем разница?
Джек не могла объяснить, в чем разница, но она знала, что разница есть; что первый титул говорил кое-что о самом человеке, тогда как второй – о том, как много знает человек, как много он понимает об этом мире. Первый нес в себе угрозу, второй – ободрение.
– Разница есть, – ответила она наконец. – Я хочу пойти с доктором Бликом. Если нам придется пойти с кем-нибудь, я хочу пойти с ним.
– Ну а я хочу остаться здесь, – сказала Джилл и посмотрела на сестру, лежащую напротив. – Я не понимаю, почему мы всегда должны делать то, что хочешь ты.
В их жизни не было ни одного случая, когда бы Джек было позволено сделать что-то по собственной воле. Родители всегда задавали курс, в том числе и в школе, где они играли отведенные им роли с рвением актеров, знающих, что спектакль закроют, если они допустят хоть одну ошибку. Уязвленная Джек промолчала, недоумевая, как ее сестра могла так неверно воспринимать происходящее.