– Живая она полезнее, – ответил доктор Блик. – Она – отражение своей сестры. Если что-нибудь… случится с одной, можно использовать вторую для гарантированного выживания первой. И если вы убьете ее, то нарушите нашу сделку. Вы в самом деле готовы рискнуть и довести дело до ссоры? Думаете, самое время?
Господин нахмурился, но не поднялся.
– Как хотите, Мишель, – скучающим голосом ответил он. Он снова посмотрел на Джек – так спокойно, будто он только что не угрожал ей: – Если ты устанешь жить в убожестве, девочка, ты вольна вернуться. Мои двери всегда открыты для такой милой особы.
Джек, которой уже давно надоело, что на нее смотрят просто как на «милую» девочку, и которая не забыла угрозу, даже если Господин забыл про нее, ничего не сказала. Она просто кивнула и встала поближе к доктору Блику, а когда он поднялся и вышел из комнаты, она последовала за ним.
Однако пока достаточно про Джек, это история о двух детях, даже если иногда приходится следовать за одним из них в ущерб другому. Так часто случается. Дайте детям возможность, и они разбегутся в разные стороны, вынуждая делать выбор, вынуждая того, кто ищет их, блуждать по всевозможным темным коридорам. Итак, Джилл съела свой завтрак, а затем она съела и завтрак Джек, все время поглядывая на пустующую кровать сестры. Глупая Джек. Наконец-то они оказались в таком месте, где хоть кому-то нравилось, что они похожи как две капли воды, что они как отражение друг друга, а Джек взяла и ушла, оставив ее одну. Она должна была раньше догадаться, что Джек не захочет становиться близняшками после того, как она столько лет избегала этого. (Джилл не приходило в голову, что Джек избегала быть похожей на нее, как и она сама – на Джек, не потому, что обе они искренне хотели этого, а потому, что таково было желание их родителей. Родители делали все, что могли, чтобы размыть черты сходства между ними, а Джек и Джилл оказались заложниками их намерений. Но Джек ушла, а Джилл – нет, и в этот момент это все, что имело значение.)
Когда последний кусочек тоста был использован, чтобы промакнуть последнее пятнышко яичницы, Джилл наконец встала с кровати и вышла из комнаты. Мэри ждала ее там и, когда появилась Джилл, сделала реверанс.
– Мисс, – сказала она. – Вам понравился завтрак?
Джилл, к которой раньше никогда не относились так, будто она что-то значит – и особенно взрослые, – засияла.
– Он был прекрасен, – сказала она величественно. – Вы видели мою сестру?
– Сожалею, мисс, полагаю, она уже ушла с доктором Бликом. Он нечасто покидает свою лабораторию надолго.
Джилл помрачнела.
– О, – сказала она. До этого момента она не осознавала, насколько надеется, что Джек передумает, что будет ждать ее на лестнице, раскаявшаяся и голодная.
Ну и пусть! Джек упустила шанс стать принцессой и жить в настоящем замке. Конечно, она знала, каково это, когда к тебе относятся как к королевской особе, когда на тебе красивое платье и блестящая диадема и все вокруг любят тебя. Она еще осознает свою ошибку и приползет обратно, но простит ли ее Джилл? Возможно. Все-таки здорово, когда можно разделить приключение с сестрой.
– Господин ждет, мисс, – сказала Мэри. – Вы готовы встретиться с ним?
– Да, – сказала Джилл, и «нет» отозвалось в глубине души – тоненький, слабенький голосок, который понимал, что они в опасности, пусть даже эта опасность туманная и неопределенная. Джилл выпрямилась, подняла подбородок – в той манере, в какой это делала Джек, демонстрируя новое платье маминым подругам, и загнала страх внутрь так глубоко, как только могла. – Я хочу сказать ему, что я остаюсь.
– У вас нет выбора, мисс. – Тон Мэри был предупредительным, почти извиняющимся. – Как только ваша сестра решила уйти, вам было суждено остаться.
Джилл нахмурилась; тоненький, слабенький голосок, который советовал проявить осторожность, мгновенно умолк перед лицом нового оскорбления.
– У меня нет выбора, потому что она уже выбрала?
– Да, мисс. Я не хочу лезть не в свое дело, но, возможно, вы пожелаете обращаться к Господину с почтением. Ему не нравится быть вторым.
Джилл это тоже не нравилось, но она всю жизнь была второй. И в это мгновение горячая, безумная любовь к этому незнакомцу в одиноком замке захлестнула ее, начисто смывая остатки осторожности. Господин был только вторым по непонятной причине, так же как и она. Что же, она заставит его поверить, что это не так. Она выбрала его прежде, чем Джек даже узнала о существовании своего глупого доктора Блика. Они будут счастливы вместе до тех пор, пока не откроется дверь домой, и больше никогда не будут только вторыми. Никогда. Ее охватили горечь и холодный гнев.
– Я первая выбрала его. Жаклин пропустила завтрак, чтобы выглядеть суперзвездой, – сказала она. – Я так и скажу ему.
С той поры, как она сама попала в Пустоши, Мэри повидала многих найденышей, приходящих и уходящих. Она смотрела на Джилл, и впервые за все время она чувствовала, что, возможно, Господин будет доволен. Эта девочка может протянуть достаточно долго, чтобы уйти, если дверь домой вообще откроется для нее.
– Идите за мной, мисс, – сказала она и, развернувшись, пошла вниз по лестнице, где ждал Господин, молчаливый и неподвижный, каким он был всегда, когда не видел необходимости в движении.
(Она не понимала, как дети, которые попадали в случайные двери между Пустошами и иными мирами, не могли разглядеть в нем хищника. Мэри опознала в нем хищника в ту же секунду, как увидела. Это была знакомая опасность – семья, от которой она спасалась, была такой же хищной, даже если их хищничество носило более мирный характер. Ей было уютно под его опекой, потому что она знала его, и, когда он полностью раскрылся перед ней, это не стало сюрпризом.
Но это было редкостью. Большинство детей, которых она провела через эти залы, бывали ужасно, ужасно удивлены, когда приходило их время, как бы часто их ни предупреждали.
Предупреждений никогда не бывает достаточно.)
Когда они вошли в столовую, Господин сидел за столом, угрюмо потягивая вино из серебряного кубка. Он посмотрел на Мэри – а значит, и на Джилл – сощуренными глазами, безо всякого интереса. Он опустил бокал.
– Полагаю, мы тут застряли вместе, – сказал он, глядя на Джилл.
– Я выбрала вас, – сказала Джилл.
Господин поднял брови.
– Неужели? Не припомню, чтобы я видел тебя перед собой до того, как твоя глупая сестрица ушла с этим немытым доктором. Припоминаю, как сидел здесь один, никакого найденыша под боком, когда она спустилась по той лестнице и объявила, что собирается уйти с ним.
– Она сказала, что не хочет оставаться, – сказала Джилл. – Я подумала, что будет лучше, если я съем завтрак, а ее отпущу. Я хотела быть готовой к тому, что вы от меня потребуете сегодня. Пропускать прием пищи вредно для здоровья.
– Конечно вредно, – сказал Господин голосом, в котором мелькнула искорка веселья. – Клянешься, что выбрала меня прежде, чем она выбрала его?
– Я выбрала вас сразу же, как только увидела, – честно сказала Джилл.
– Не выношу лжецов.
– Я не лгу.
Господин наклонил голову и по-новому взглянул на нее. Наконец он сказал:
– Тебя нужно вымыть и переодеть, приготовить к жизни здесь, со мной. В моем доме существуют определенные стандарты. Мэри поможет тебе соответствовать им. От тебя требуется, чтобы ты появлялась всякий раз, когда я захочу тебя видеть, а в иных случаях не путалась под ногами. У тебя будут наставники и портные, ты ни в чем не будешь нуждаться. Взамен я попрошу твою верность, преданность и повиновение.
– Пока не откроется дверь, – сказала Мэри.
Господин метнул на нее острый прищуренный взгляд. Она выпрямилась и встретилась с его глазами, не дрогнув. Как ни удивительно, в конце концов Господин первый отвел глаза.
– Ты всегда будешь вольна войти в дверь и вернуться туда, где родилась, – сказал он. – Я связан договором, старым, как сами Пустоши, и я обязан позволить тебе уйти, если таково будет твое желание. Но я надеюсь, что, когда дверь действительно откроется, ты обнаружишь, что предпочитаешь мою компанию.
Джилл улыбнулась. Господин улыбнулся в ответ, и его зубы были очень острые и очень белые.
Обе девочки, разными путями и разными дорогами, обрели дом.
7. За водой с ведерком
Доктор Блик жил за пределами замка, за пределами деревни, за пределами массивной, кажущейся такой надежной стены. Когда он приблизился к воротам, они открылись, и он миновал их, даже не оглянувшись проверить, идет ли Джек за ним.
Она шла – конечно же шла, – но вся ее прежняя жизнь состояла в том, чтобы сидеть смирно и быть украшением общества, позволяя чему-то интересному приходить к ней, а не гоняться за ним сквозь заросли папоротника и шиповника. Казалось, что-то давит ей на грудь. Сердце колотилось, бок болел – она не смогла бы вымолвить ни слова.
Один раз, один только раз она споткнулась и остановилась, покачиваясь, глядя себе под ноги и пытаясь восстановить равновесие. Доктор Блик прошел еще несколько шагов и только потом остановился. Но даже не оглянулся.
– Ты не Эвридика, но я не хочу рисковать потерять тебя из-за такого пустяка, – сказал он. – Тебе необходимо стать сильнее.
Джек, у которой не хватало дыхания, промолчала.
– У нас будет время улучшить то, что можно улучшить, и понять, как компенсировать то, что улучшить нельзя, – продолжил он. – Однако ночь здесь наступает быстро. Отдышись и вперед.
Джек сделала глубокий прерывистый вдох; последовал шаг, за ним второй. Доктор Блик подождал, пока не услышал, что она сделала третий. Тогда он продолжил движение, полагая, что Джек не отстанет.
Она не отстала. Конечно же нет. У нее не было выбора. А если она и думала с тоской о мягкой постели, на которой провела предыдущую ночь, или об уютной столовой, где Господин угощал их изысканными блюдами на серебряных подносах, – что ж. Ей было всего двенадцать, она в жизни не трудилась ради чего-то. Было естественно, что ее тянуло к чему-то более знакомому, даже если она знала, чувствовала до мозга костей, что она не хочет, не должна и не