С третьей — если выпустить залп по групповой цели с расчётом, чтобы дистанционные взрыватели привели снаряды в действие посреди неприятельских машин, тогда можно и сразу несколько самолётов свалить — такие случаи отмечались. Несомненно эффективны «катюши» по наземным площадным целям — то есть для штурмовки. Так мы не штурмовик делаем. А универсальность всегда снижает показатели основного назначения. Или осложняет эксплуатацию. Словом — полагаю требование об установке РС-82 на москитный истребитель натуральным вредительством. Только открыто сказать об этом нельзя — сразу обвинят в отказе от выполнения приказа. Время нынче нервное.
К тому же, как оказалось, «хорь» вовсе даже не принят на вооружение, поскольку переписка о требованиях к нему продолжается.
Или принят? Иначе с чего это вдруг пришёл циркуляр о приостановке его приёмки? Поистине, невообразимая неразбериха царит нынче! Или это только в моей голове?
Некогда разбираться. Нужно писать на завод, где делают моторы — есть несколько моментов, которые следует принять во внимание тамошнему представителю заказчика… то есть военпреду, если выражаться по-нынешнему.
Коллектив опытных и образованных авиаконструкторов с проблемами транспортника справился быстро и уверенно. Пилота пересадили «на хребет», выставив его голову вверх через прозрачный фонарь. Всё остальное подогнали под серийные технологии. Единственная действительно сложная часть — крыло с желобами — почти не изменилось, если не считать того, что детали, из которых оно собиралось, изготавливали цеха с вполне приличным оборудованием. Ну и расщедрились на дюраль для его обшивки.
Тут вдруг наметился какой-то спотык с Ер-2, отчего занятые в работах с ними участки оказались на какое-то время незанятыми — директор завода мгновенно сманеврировал кадрами и площадями — ТС-41 от нас забрали и принялись производить, постепенно наращивая выпуск. Очень простая машина всегда делается легче, чем очень сложная. Её даже передали из-под моего контроля в ведение коллеги-военпреда, того, что занимался большими машинами.
На циркуляр о необходимости установки на москитный истребитель ЭрЭсов я отписал вверх по команде, что работы по доработке САМ-13 бис до соответствия выставленным требованиям развёрнуты, однако выпуск предыдущей модификации истребителя продолжается в связи с тем, что планы поставки боевой техники в действующую армию не были подвергнуты корректировке. Пущай разбираются в своих цидульках — пока они там все проверят и сообразят что к чему, да придумают что ответить — пройдет какое-то время. Потом возникнет серьёзная угроза столице и начнется эвакуация разных учреждений — так что моя выходка вполне может вообще сойти мне с рук. Особенно, учитывая полное отсутствие собственно графика поставки наших истребителей — где-то наверху просто не успевают за всем следить.
Ситуация с выпуском «хорей» нормализовалась. Даже радиостанции и авиагоризонты поступали в нужных количествах через таинственное ведомство, в котором служил майор Бойко. Признаюсь, он не слишком часто попадался мне на глаза и чем занимался — ума не приложу. Хотя, поговаривали, будто и в КБ и на участке он появляется, записывает что-то в свой блокнот. Изредка что-нибудь спросит, но никакого отношения к происходящему не выражает. Словом — невыразимец он, вот кто. Не могу припомнить откуда это слово возникло в моей памяти.
Я же подготовил следующую группу вполне зрелых воздушных бойцов. У меня как раз трое очень толковых ребят «дошли до кондиции», зато пятерых я забраковал — их перевели в транспортную авиацию — «сараям» тоже требовались пилоты. А что не всем дано стать хорошим истребителем…? Ну, не знаю. Правильней, если я проявлю себя привередой и капризулей, чем фашисты проведут отбор на профессиональную пригодность. Система оценок, которые они применяют… короче, уж лучше мы их.
Глава 19Командировка
Группу выпускников, в этот раз троих (с собою во четвёртых), я снова повёз на практику в 256-й МАП. Тот же маршрут, тот же трёхчасовой перелёт — и мы на месте. Тут не всё хорошо — погиб лейтенант Свиридов из прошлого выпуска. Шурочка в госпитале, но обещает скоро поправиться. Все «кирдыки», кроме одного, Мусенькиного, потеряны. И ещё один «хорь» техники оживляют. Полк сейчас работает над морем — отгоняет немецкие пикировщики от наших судов и кораблей. Сбивать стали меньше, чем раньше — немцы наваливаются на наши машины стаей и клюют со всех сторон. Поэтому приходится действовать группой. То есть — всем полком. Это шесть машин.
Такая вот грустная ситуация. Все вымотаны, начались перебои с горючим, фронт отступает, хотя никаких признаков паники или бегства нет. Относительно положения на фронте — так оно постоянно меняется. Нам всё показал на карте начальник штаба полка, когда знакомил с оперативной обстановкой. Измаил и Тирасполь теперь прифронтовые города — линия обороны вытянута между ними с севера на юг и постоянно меняет свои очертания, причем, как в ту сторону, так и в другую. Еще севернее в старом укрепрайоне идут ожесточённые бои, а с северо-востока… такое впечатление, будто готовится оборона по Южному Бугу от Николаева и до Первомайска. Только врагов тут ждут не с запада, а совсем наоборот.
Главное же отличие от ранее известного варианта — вдоль нижнего течения Дуная продолжаются боевые действия.
Мы, как и в прошлый раз, прилетели заряженными и привезли второй боекомплект в картонных коробочках, напиханных под сидение. Четыреста патронов. Тех самых, бризантных. Поскольку в ленту их набивают, чередуя с бронебойно-зажигательными, получается уже два боекомплекта. Разумеется нас тут же освободили от лишнего груза и даже в снаряженных дома лентах половину патронов с бризантными пулями заменили трассирующими. Так образовался третий боекомплект.
Что делать — бороться с перебоями в снабжении приходится любыми способами. Нам майор Бойко как-то подкидывает новых боеприпасов — вот мы и делимся, чем можем. С последнего «кирдыка», Мусенькиного, сняли мои барабанные безоткатки и на их место установили ШКАСы, так что и вооружение теперь унифицировано, и стрелять сейчас можно с больших расстояний — сближаться с целью на пистолетный выстрел не каждый раз удобно.
Вылеты теперь всегда происходят неожиданно — по вызову. Когда посты наблюдения или дозорный самолёт обнаруживают немецкие бомбардировщики, угрожающие нашим кораблям, звучит тревога, и полк взлетает, направляясь на перехват. Потом бой, или отбой, подчас сразу после набора высоты — обстановка постоянно меняется.
Нам тоже пришлось дважды подняться только для того, чтобы немедленно вернуться обратно. Не знаю, почему так произошло. Зато на третий раз мы видели как впереди МИГи клевали лапотников. Те побросали бомбы в воду и развернулись. Но их не отпустили — Цур и Лов, шедшие с превышением, догнали их раньше других и подожгли каждый по одному. Вообще-то группа эта была малочисленной и расправиться с ней труда не представляло. Однако, откуда ни возьмись, налетели худые и попытались с ходу обстрелять нашу четвёрку. Всего-то пара, но явно охотники. Мы развернулись им в лоб и пошли навстречу, набирая высоту и теряя скорость — они разгонялись со снижением. Тут, понимаете, если действовать хладнокровно и хорошо прицелиться, можно попасть. И по тебе могут попасть примерно равновероятно. Даже несколько более вероятно, потому что на мессерах стоят пушки — они дальнобойней.
Мои хлопцы быстро разошлись от меня на некоторое расстояние и заблаговременно развернулись — на малой скорости вираж получается коротким, а перегрузка — умеренной. Я же продолжал сближаться на встречных, постоянно смещая машину то вправо, то влево, чтобы не дать в меня прицелиться. Понятно, что и сам при таких маневрах я не особо точно навёл машину на переднего фрица и дал короткую очередь исключительно обозначив намерение попасть. Меня, в основном, интересовало именно расхождение. Главную роль в предстоящей сцене играли практиканты.
Потом мы с немцами просвистали буквально в нескольких метрах друг от друга, по практикантам охотники тоже не попали, потому что те энергично мотылялись из стороны в сторону на небольшой относительно нападающих скорости — не было у фрицев времени прицелиться. А потом началась погоня. Я ото всех давно и надёжно отстал, вынужденно запоздав с разворотом, а вот ученики набирали скорость и на снижении и за счёт моторов. По нашим прикидкам должны были догнать. Хоть на горизонтали, хоть на подъёме.
Целую минуту было невозможно понять, получается ли. Тем более, что я по-прежнему отставал, причем разрыв увеличивался. Её различил как один из наших принял немного вверх, а второй, наоборот, снизился относительно преследуемых. А потом, судя по переговорам по радио, ребята зажали заднего и расстреляли. Но и ведущего не стали отпускать просто так — устроили на него настоящую охоту и выгнали прямо под крупнокалиберные пулемёты МИГов.
А внизу колёсный буксир, деловит дымя копотью из чёрной трубы, тащил пузатую баржу. Навстречу ему следовал пароход с торчащим вперёд старомодным бушпритом. У низменных наносных островов виднелся невысокий корабль, напоминающий броненосец, только уменьшенный — наверное речной монитор.
На обратном пути приметил, что в порту идёт разгрузка — краном достают из трюма грозди мешков.
— Внизу наш дом, — рация донесла до меня Мусенькин голос. Всё понятно — садимся.
На этот раз никто не выпихивал меня с фронта — несколько дней я провёл в полку, участвуя в вылетах. Вечером нас перегнали на полевой аэродром где-то на западе. Перегнали не весь полк, а сначала отправили транспортник с несколькими техниками и их причиндалами, а потом туда перелетели и боевые самолёты. Незнакомые люди растащили машины в стороны от полосы и на совесть замаскировали их. Уже потом заправщик объехал все подряд и залил горючего.
Утром нам предстояло совершить налёт на прячущуюся где-то на Дунае плавучую батарею. Собственно, основная работа должна была достаться чайкам и ишачкам, выполнявшим функцию лёгких бомбардировщиков. Сейчас же, под вечер в прибрежных зарослях, окружавших одинокую выкошенную луговину, ждали своего часа лётчики нескольких полков, собранные здесь волей командования.