В общем, как только гости с нами распрощались, я предложил наплевать на всякие глупости и заняться настоящим делом — пока я болтался в Крыму, прототип цельнометаллического москитного истребителя построили. Кто его облётывал? Догадайтесь с трёх раз. Недостатки, неизбежные при этом, мы быстро выявили и устранили. Если кто забыл — среднеплан с «обратной чайкой», соосными винтами сзади и кабиной в носу. По маневренности, скорости и скороподъёмности он не уступал кирдыку, только торможение винтами выходило намного слабее — не было возможности поворачивать лопасти на реверс. Но, в конце-концов, это же не пикировщик. Хотя подвешенными под крыльями бомбами из него получалось попадать не хуже, чем с «абзаца».
Одну новую особенность мы всё-таки ввели — стволы пулемётов установили не вдоль продольной оси, а чуть-чуть повернули их вниз. Буквально на несколько градусов. Нет, не для удобства стрельбы по наземным целям, а из соображения повышения эффективности лобовых атак. Знаете, как страшно целиться в того, кто через считанные секунды запросто может с тобой столкнуться? Да просто кровь в жилах леденеет.
Отворачивать же необходимо в последнее мгновение, причём, удобней всего вверх. Обоим. То есть шансы столкнуться тоже огромные. Другое дело, когда ты идёшь противнику под брюхо, но держишь его на мушке. Скажете, что для этого стволы нужно поворачивать не вниз, а вверх? А мне кажется, что выгодней сближаться, перевернув машину — то есть, сразу имея траекторию, направленную в сторону, противоположную той, куда уйдет противник, а при немедленном уклонении — испытывая положительную перегрузку, более комфортно переносимую пилотом, чем отрицательную, когда опора уходит из-под тела.
Разумеется, при прицеливании, чтобы удерживать противника «на мушке», необходимо сразу постепенно поворачивать аппарат вниз, причем, чем ближе к «мишени», тем значительнее, заранее избегая столкновения с нею. В других же ситуациях факт отклонения стволов просто нужно учитывать — это всего лишь дело привычки… или навыка. Знаете, так оно и вышло — несколько стрельб по разным целям, и я вполне освоился. Приспособился даже к смещению вектора движения машины от отдачи, впрочем, к её закручиванию это не приводило — ось была предусмотрительно направлена через центр тяжести.
Несколько тренировочных лобовых атак показали, что использование этого конструктивного изменения и придуманного приёма вместе дают хороший результат. Наш арсенал «трюков» и «финтов» пополнился еще несколькими, потому что и обработка наземных целей теперь давала некоторые новые возможности. Эти «фокусы» на теоретических занятиях с «курсистами» подробно разбирали Шурочка с Мусенькой — они заметно округлились и давненько уже не летали.
Полковник Петров часто отлучался в Москву — летал всегда сам на одном из училищных «абзацев». Столь неладные в боевой обстановке, эти машины продолжали отлично служить нам в качестве учебных — их поведение во многом перекликалось с особенностями хорей и новой цельнометаллической машины, которую её авторы дружно нарекли коротким и понятным словом «каюк». Бомбометание и стрельба, как из пулемёта, так и ЭрЭсами, из этих аппаратов тоже происходила сходно. Зато спарки кушали меньше горючего, чем боевые машины, что очень сильно говорило в их пользу и определило наш выбор в ориентации на этот тип самолётов.
Их продолжали делать по мере надобности — собирали штучку-другую время от времени в уголке цеха. Иногда, и не для нужд курсов — возможно кто-то где-то готовил диверсии, потому что часто в заказной спецификации указывалось на необходимость установки глушителя. Мне ничего по этому поводу не объясняли — я их просто принимал, после проверок.
Так вот, когда приезжал Петров, мы обычно собирались в кабинете другого полковника, любезнейшего Ивана Павловича, руководящего созданием новых подразделений, а то и частей, из выпускников курсов. (Основную долю матчасти для этих формирований — боевые и транспортные самолёты — брали на заводе, а остальное имущество подвозили из разных мест) Одним разумом всего не охватишь — я давно это знаю — поэтому не стараюсь вникать в не касающиеся меня детали.
Четвёртым в нашей компании был майор Бойко, занимавшийся своими непонятными особыми вопросами. Я уже давно сообразил, что в этих разговорах мужики каким-то образом «достают» из меня нужную им информацию, только ума не приложу, как они это делают? Ведь ни разу не провели ничего, похожего на ритуал допроса. Я благодарен им за столь бережное отношение и, отвечая взаимностью, не допытываюсь у них ни о чём таком, чего бы они не сообщили о себе по собственной воле.
— Ждёшь новых откровений? — полковник Петров сразу решил отбросить в сторону ненужные в нашей компании ритуалы. — Приняли твою подачу про румынскую конину под Сталинградом. Даже те части что готовили для прорыва вдоль Дуная отдали моему однофамильцу. Только всё равно не смогли нанести немцам решающего поражения — вывели они свои войска из Крымского котла.
— А соотношение потерь? — забеспокоился я.
— У них несколько выше. С полуострова где-то треть личного состав сумела уйти и даже часть техники вывезли. Но между низовьями Днепра и Южного Буга до сих пор ситуация неустойчивая, — полковник развернул карту и показал: — Встречные удары от Николаева и Запорожья просятся сами собой, но ни там ни там нам не удалось удержать плацдармы и навести переправ. Даже Кривой Рог не освободили.
— А что, Запорожье отбили? — как-то я этот момент выпустил из внимания. Или о нём не сообщали по радио?
— Нет. Не получилось. Вернее, сам-то город наш, но на правом берегу Днепра немцы.
— Ну и ладно, не всё сразу, — примирительно развёл я руками. С Ленинграда блокаду сняли, Харьков удержали. Киев-то хоть успели эвакуировать?
— Не всё, что хотели, вывезли — махнул рукой полковник. — Ты мне вот, что скажи: нападут японцы, или не нападут?
— На моей памяти — не напали, — ответил я и добавил, — но тогда вдоль границы стояло много наших частей, и вероятный противник их непрерывно щупал разными провокациями. Так что особо-то много войск оттуда не поснимаешь.
— А ты — стратега, — хохотнул Сан Саныч, нарезая аккуратными ломтиками брусочек сала. Говорит, что Миргородское — самое вкусное. А я и не знаю — верить ему или нет. Про сало сомнений нет — оно действительно великолепно. Но ведь сам-то город нынче в прифронтовой полосе. Интересно, что наш умница-майор там делал?
— Сейчас придёт тепло, дороги просохнут и снова начнутся прорывы, клинья, охваты. Только я уже совсем не знаю где и как, потому что мало того, что не помню как оно в тот раз было, так ещё и всё поменялось. В Донбасс-то фрица не пустили. Ростову пока угрозы нет. Но, думаю, фашисты как раз этим и начнут заниматься.
— Ну, не знаю, — полковник Петров разлил ещё понемногу. — Одесса ужасно мешает этим планам. В Черноморских портах у немцев скопилась уйма военных грузов — десятки тысяч тонн. А отправить их по назначению никак не выходит — устья рек так и остались под нашим контролем. Хотя, выход из Дуная потерян — сдали мы Измаил. И Килию сдали, и Тарутино. Кольцо вокруг Одессы и Николаева сжалось. Если бы наши сухопутные войска не поддерживали с моря артиллерийские кораблеи — совсем дело было бы худо.
Думаю, если столько сил брошено на захват побережья, то откуда их взять ещё и на Донбасс? Тем более, левобережье Днепра мы удержали от Черкасс и до самой Каховки. То есть без форсирования водной преграды никак не обойтись. Однако командование сильнее обеспокоено предстоящими событиями в центре и на Ленинградском направлении.
Я подумал немного и спросил:
— А завод, который выпускал Су-2, он как, работает? Не потерян?
— Поступают они в авиачасти, так что, похоже, не потеряли.
В отношении меня впервые было предпринято крайне недружественное действие — меня не отпустили в командировку. Головную группу из четырёх «каюков» увел на войсковые испытания сам полковник Петров. Подготовили её по высшему разряду — группу технического обеспечения и аэродромного обслуживания сформировали и на трёх «сундуках» отправили куда-то в места, где всё ещё лежит снег. Потому что самолёты поставили на лыжи.
В отличии от основной массы нынешних летательных аппаратов, именно у этой модели — «каюка» — зимний вариант шасси не портит аэродинамику, что, в сочетании с очень подвижной базой обеспечения превращает звено в весьма маневренное подразделение — на любом мало-мальски свободном от леса месте садись, и начинай действовать. А, чуть какая опасность, улетай.
Мне подумалось, будто хотят попытаться нечто подобное попробовать где-то в тылу врага, «притулившись» к партизанскому отряду. Но, повторюсь, сообщали мне далеко не всё.
Почему самолётов было так мало? Потому что с крылатым металлов в стране очень напряжённо — его направляют на изготовление столь нужных бомбардировщиков. Мы, собственно, от производства Ил-4 и Ил-2 и отщипнули немного, почти, считай, из обрезков вылепили четыре крошечных москита.
Я надоумил директора завода отдать на изготовление «каюков» запасы, приготовленные для Ер-2, потому что, насколько помню, эти машины сколь-нибудь значительной роли в этой войне не сыграли. Так и не стоит их всё время переделывать, затрачивая силы и время… и материалы. Ну да это не нашего уровня вопрос, его в Москве решают.
Меня же оставили на месте потому, что сочли необходимым ускорить работы по созданию москитного штурмовика. Даже пионеров моих отозвали с фронта — думаю, Москалёв их затребовал. В опытном производстве этим ребятам нынче не много равных найдётся.
Проводив испытательную группу, я отправился в КБ. Чего только тут не напридумывали? Все ведь прекрасно понимают, что штурмовик должен быть хорошо бронирован — пример Ил-2 у всех перед глазами. На их производстве сейчас и сконцентрированы основные усилия заводчан.
В москитном же исполнении привлекательным представляется минимизировать защищённый объём, чтобы уменьшить закрывающую его поверхность и, таким образом, снизить массу. Отсюда — первейшая мысль — поставить двигатели рядом друг с другом. Но это мгновенно нарушает режимы охлаждения моторов. И ещё важный момент — вынужденные посадки для штурмовиков — обычное дело. Тут никак невозможно пренебрегать опасностью раздавливания пилота сорвавшимся со своего места мотором. А, поставишь двигатель спереди — ухудшаетс