Я аккуратненько зашёл на полосу, где была выложена гостеприимная «Т», сел и порулил к постройкам. Сюда же подкатил крытый грузовичок, из которого высыпали красноармейцы и взяли меня в сплошное кольцо. Подошёл офи… красный командир:
– Ваши документы, товарищ Субботин.
Я подал паспорт.
– Еще нужен пропуск на наш авиазавод.
Я подал пропуск.
Внимательно изучив мои бумаги, старший лейтенант удовлетворённо хмыкнул, усмехнувшись своим мыслям:
– Пройдёмте на гауптвахту. Вам придётся подождать. До выяснения, так сказать.
Мы и прошлись до одной из построек. Два бойца следовали за нами, словно конвойные. До меня ведь уже дошло, что объект, оказывается, секретный. Истребители явно прикрывают его с воздуха, и наблюдение за окружающим пространством тут поставлено. Если бы я не сел сам – меня бы посадили. А поскольку я и так заходил на полосу – просто сопроводили.
В светлой комнате у двери стояли два часовых снаружи и два – изнутри. А ещё там сидел товарищ Конарев в военной форме. Знаки различия на нём были капитанские, а эмблемы – авиационные, но ремень и, как следствие, кобура отсутствовали. Несгораемый шкаф у стены, письменный стол под зелёным сукном с парой телефонов.
Если кто ещё не сообразил – даже один телефон на рабочем столе нынче редкость. А уж два – это признак неслабой крутизны.
Сопровождавший меня лейтенант устроился за этим столом, снял одну из трубок и принялся диктовать кому-то данные из моих паспорта и пропуска.
– Вы, право, словно ребёнок, Александр Трофимович, – вместо приветствия стал пенять мне Конарев. – Всё-то у вас молчком да с рывка. То и дело приходится всё бросать и вытаскивать вас из неудобных положений.
Я повинно повесил голову.
– Ладно, ждать уже недолго. Часика через два-три всё окончательно выяснится, и любезнейший Павел Сергеевич подкинет нас до гостиницы.
Скажу прямо – лейтенант за столом вёл себя корректно. По первой же просьбе выдал мне чистой бумаги и изредка косил взглядом на почеркушки, которыми я покрывал лист за листом. Во время показа в Горьком Поликарпов однозначно указал на то, что я перебрал с примитивизмом в конструкции транспортного самолёта, и категорически настаивал на применении четырёхлопастных винтов изменяемого шага вместо двухлопастных, сделанных из дерева.
– С вашей легкой руки, молодой человек, принято решение о создании самостоятельного производства авиационных винтов. В Соединенных Штатах у фирмы «Гамильтон Стандарт» закуплена лицензия. Вовсю завозят и устанавливают необходимое оборудование. Да и на моторостроительных заводах отдельные типоразмеры начали изготавливать. Шняги, как вы их нарекли, стали обычным делом – их применяют в большинстве новых машин и даже иногда устанавливают на старые, – сказал он мне. – Так что, батенька, не судите о нашем времени, как о периоде дремучести. Уже готово производство и втулок, и цельнометаллических лопастей под самые разные моторы. Как вы выразились – модельный ряд. Извольте продумать изменения ещё до начала выпуска серийных машин.
Вот я и устроился продумывать.
За работой время прошло быстро – открылась дверь, и к нам на гауптвахту вошёл товарищ Крутилин. Тот самый, который был сначала инок, а потом – старший лейтенант. Сейчас он, несмотря на летнюю жару, был в пиджачной паре и со шляпой на голове.
Поздоровавшись, предъявил лейтенанту какой-то документ, а затем выпроводил его вместе с часовыми, что стояли у двери.
– Итак, товарищ Субботин. Поскольку вы часто действуете импульсивно и не совсем предсказуемо, было принято решение снабдить вас документом, который поможет выпутаться из непредвиденных ситуаций, вроде прорыва на режимный объект, – на стол легли аккуратно оформленные корочки с моей фотографией и текстом-вездеходом. То есть мне от имени главы государства давались права совать нос, куда захочу, и требовать всего, что понадобится.
– Надеюсь, вы не станете лезть куда ни попадя, размахивая этим удостоверением. Оно именно на непредвиденный случай, а не таран для открывания всех дверей.
– Ничего себе – степень доверия! – воскликнул я. – Это что же такое случилось?
– Во-первых, вы довольно серьёзно накуролесили с этим прилётом в Воронеж. Во-вторых, в Америке действительно разрабатывают истребитель «Аэрокобра», и нам удалось нащупать канал приобретения авиационных радиостанций. Они высоко оценены специалистами. Принято решение о… не будем вдаваться в детали.
– То есть по этой бумаге я могу заправиться на любом аэродроме?
– Постарайтесь лишний раз её не предъявлять. Обходитесь более рутинными методами. Дело в том, что степень недоверия к вам уменьшается довольно медленно – уж очень неправдоподобным выглядит происходящее. И процесс этот – обратимый, поскольку качество ваших воспоминаний далеко не безупречно. Вы ведь явно скрываете от нас немало важного.
– Если вы о разночтениях в информации, поступившей от меня и от Мусеньки, то со временем прояснится, что вмешательства в причины приводят к изменению последствий. Если я понимаю необходимость изменения известных мне процессов, то следствия их следствий полностью теряют достоверность. Такого плана факты из будущего необходимо замалчивать. Надеюсь, вы меня поняли.
– Ну, да, – кивнул Крутилин. – Ваша супруга менее сдержанна в выдаче информации. Но знаете, тоже о многом упорно молчит.
– Мы росли в одно время. В период обострения классовой борьбы, как предупредил нас товарищ Сталин. Привыкли быть начеку, чтобы не сработать на руку затаившемуся врагу.
На лётном поле около моего самолёта стояли двое мужчин. Одного я узнал – запомнилось лицо с фотографии в Интернете.
– Здравствуйте, Александр Сергеевич! – обратился я к нему.
– Не припоминаю, чтобы мы были знакомы, хотя своих студентов знаю хорошо, – отозвался Москалёв. – Какие-то трудности с поступлением?
Тут я вспомнил, что этот человек был не только конструктором, но и руководил авиационным техникумом, на базе которого строил свои самолёты. Даже конструкторское бюро было у него, причём вполне официально.
– Простите мне мой юный вид, – улыбнулся я. – Мне довелось принять участие в подготовке технического задания на москитный истребитель, и теперь я хотел бы ознакомиться с результатом. Если вас не затруднит, конечно, – достав из кабины портфель, я положил туда исчёрканные в караулке листы и вернул всё обратно.
– Боец! – тут же воскликнул стоящий неподалеку Конарев. – Изъять портфель и поместить в сейф в караульном помещении.
Москалёв и его товарищ, проследив за разыгравшейся интермедией, ничего не сказали. Просто Александр Сергеевич сделал приглашающий жест.
– Скажите, а почему в задании указано на необходимость установить всего два пулемёта, причём обязательно под передним двигателем? – поинтересовался Москалёв, пока мы шли к ангару.
– А больше в такую малютку реально не влезет. И внизу необходимо немного места для укладки передней стойки шасси. По обе стороны от неё как раз и образуется нужное пространство.
– Хм! То есть вы знали об этом ещё до того, как была проведена первая линия на чертеже?
– Это довольно странная история, – пожал я плечами. – Но, взглянув на мой самолёт, вы, вероятно, заинтересовались?[4]
– Удивительное совпадение хода мысли. Даже размеры в основном одинаковые. Но, как я понимаю, развивать эту тему дальше вам бы не хотелось.
Покосившись на нашего спутника, я кивнул.
– Так с чего начнём? – сделав понимающее лицо, спросил Москалёв.
– Машина, как я понял, уже летает.
– Да. Готовим её к госиспытаниям.
– Отлично! Мы можем уже приступить к ним, у вас все готово?
– Насколько я знаком с порядком вещей, госиспытания проводит специальная комиссия…
– Я как раз и есть комиссия. Причём – вся. Если самолёт исправен, распорядитесь заправить его и подготовить к полёту. Завтра в девять начинаем. Куда мне явиться?
– Туда, – взмах рукой в сторону недалёкого ангара, стоящего с распахнутыми воротами.
– А ещё, пусть меня проводят к проходной и выдадут пропуск, – вспомнил я о необходимых формальностях.
– Коля! Распорядись о подготовке машины. А в бюро пропусков я сопровожу вас сам – там требуется моя подпись.
Больше мы ни о чём не разговаривали, кроме как о формальностях, связанных с заполнением документов. Потом сухо распрощались, и я отправился искать гостиницу.
Место там нашлось в шестиместном номере, куда я и притащил свой старый фанерный чемодан – новым фибровым теперь пользуется Мусенька. Он больше не мой, а наш.
Лег пораньше – завтра с утра полёты, да и весь остальной день будет нелегким. Проснулся я около полуночи от того, что соседи по номеру, сидя теплой компашкой… употребляли, в общем. По увиденному мной на круг уже пошел второй пузырь. Видимо, услышав, что я проснулся, один из них хлебосольно пригласил присоединиться.
– Не хотели тебя будить, хлопче, звыняй! Можэ прыеднишься? – Он широким жестом обвел компанию и щедрый стол. – У нас тут горилочка, почеревок домашний, огурчики.
Вздохнув, с демонстративным сожалением ответил как можно вежливее:
– Спасибо за приглашение, но завтра рано вставать – много важных дел.
– Тю… шо экзамен у бурсе нэ здав? – рассудил по-своему мужик мой отказ.
– Полёты у меня завтра.
– Ну хлопче як знаэшь… – И повернувшись к столу, продолжил: – За шо пьемо, хлопцы?
– За нас гарных!
– Будьмо! – многоголосо подхватили остальные.
Ожидаемо громкость застольного разговора увеличилась.
Через некоторое время понял, что не усну. Просьба не шуметь не была даже услышана. Правильно, кто я для этих взрослых мужиков – сопляк! После еще одной разговор плавно перешел от женщин к «мужским» темам и закономерно скатился на политику.
Повернувшись на другой бок, с юмором вспомнил старый, бородатый анекдот. В следующее мгновение я уже знал, как решить проблему.
– Мужики, здесь же все прослушивается!