– Шурик, что можешь добавить? – кивок в мою сторону.
– На истребителях с индексом «По» установлены двадцатитрехмиллиметровые пушки с отличной кинетикой снаряда. Какую-то часть танков они повредить смогут. А вот последние снимки – специально мы на разведку не летали, но камера запечатлела отдельные любопытные сюжеты, – я подал картонную папку с большими чёткими фотографиями – самолёт с аппаратурой аэрофотосъёмки пригнал Кут. А проявочную машину и запас химикатов мой заместитель успел отправить с одним из транспортников.
Фотографиями завладел Захаров, а Мичугин, поняв, что арестовывать его не собираются, потерял свою бледность и принял скептический вид:
– Учебные самолёты с учебными пушками! С этими тихострелками!
– Я рад, что операция прикрытия прошла столь успешно, – эти машины не уступают немецким. А что, недоразумение с летчиками и матчастью действительно разрешилось? – Аркадий Автандилович посмотрел снова в Мусенькину сторону.
– Узнаем сегодня в двадцать два ноль-ноль. И, Матвей Васильевич! Хоть и приходится у вас по сто километров фронта на каждую дивизию, зато управляемость войсками сохранена. А трудности с пополнением за счёт мобилизации и неразбериха с транспортом – это закономерно. Война же началась так неожиданно, – моя любезная не удержалась от шпильки.
– Кажется, всё, – подвёл черту старший майор. – Время нынче дорого. Если остались вопросы – решите их в рабочем порядке.
Захаров кивнул, а Мичугин пожал плечами.
– Разрешите идти? – Я встал и вытянулся, демонстрируя переход в подчинённое положение.
– Полосу правого берега Прута сфотографируй! – поставил мне задачу Захаров. Чтобы к двадцати двум снимки были у меня. Свободны.
У этого мужика, действительно, стальные яйца.
Глава 34. Вечер второго дня войны
– Оказывается, мы переведены не во фронтовое подчинение, а приписаны к девятой армии, – объясняла Мусенька начальнику штаба. – Добавлю для ясности, что сама эта армия будет обороняться вдоль берега Прута на участке шириной около семисот километров, пока идут приграничные сражения, но через девять дней последует сильный удар в нашем направлении. Имею в виду, дислокацию полка.
– Хуже нет, когда начинаются переподчинения, – проворчал зампотех. – И у кого мне теперь заказывать запчасти?
– Направляй заявки прямо на завод – ты же там всех знаешь, – улыбнулся Конарев. – А то в этом клубке переформирований сейчас столько путаницы!
«Если что – прикроет» – подумал я и продолжил ставить задачу Куту и Тарасу на съёмку вдоль реки в южном направлении – леса здесь идут узкой полосой у самых берегов, а все ведущие к ним дороги прекрасно просматриваются. В этот момент и прозвучало оповещение о приближении группы самолётов с запада – с поста ВНОС их не опознали и знаков на бортах не разглядели.
Вместо разведки получился бой – показалась девятка румынских «Лосей» в сопровождении шестёрки «хейнкелей-112». Не знаю, на нас они шли, или просто мимо пролетали, но бомбы им пришлось высыпать прямо здесь. Дело в том, что эти «хейнкели» – весьма неплохие истребители, по силуэту похожие на всем известный «спитфайр». Но пилоты на них сильно уступают в классе моим соколикам. Тарас с Кутом умудрились связать их боем, встретив и свалив одного ещё в лобовой, а потом, отгоняя остальных от нас с Бю, сразу рванувших к бомбовозам, отстрелили хвост второму.
«Лоси» – двухмоторные бомбардировщики польского производства – похожи на большинство машин этого класса. То есть беззащитны при атаках спереди сверху и спереди снизу. Впрочем, они беззащитны спереди и с обоих боков. И довольно неповоротливы. Но пилоты даже не пытались повернуть свои аэропланы так, чтобы мы оказались в простреливаемой зоне. Да и не сильно много было у них пространства для вертикального маневра – низко шли.
– Атакуй, прикрою, – скомандовал я ведомой. Она нырнула к самой земле и за счёт полученного разгона выскочила под нос ведущего, дав короткую очередь. Видел, что в этот момент она тормозит задним винтом. Тут же, обдув хвост, почти на месте развернулась и ушла вправо. Я, как раз отгонял «хейнкеля», пытавшегося ей помешать. Он шарахнулся от моей очереди и задымил мотором, хотя я в него не попал.
В этот момент с юго-востока от Кишинёва подошла тройка По-3 и навалилась на освобождающихся от бомбового груза «Лосей». А мы переключились на вражеские истребители – вертлявые, быстрые, они еще и атаковать нас пытались. Ведущий бомбер, подбитый моей ведомой, к этому моменту долетел до земли и взорвался, а остальные рассыпались кто куда и теперь просто удирали, отстреливаясь от наскакивающих на них истребителей очередями из задних турельных установок.
– Да не подходи ты близко! – воскликнул Кут, видя, как шарахается от очереди с бомбардировщика один из По-3. – Уравняй скорость, прицелься хорошенько и дай короткую из пушки. Поправь прицел по трассам и добивай.
– Сам попробуй, – радио донёсло до моих ушей ответ незнакомого лётчика. – Они же уворачиваются!
– Не могу. Я «хейнкелей» держу, – отозвался Тарас.
Я заржал, поняв намёк на притчу о мужике, поймавшем медведя. Тут по моему крылу и прошла строчка пулемётной очереди.
Вывалился из схватки, скольжением сорвав пламя:
– Подбит, возвращаюсь, Шурик. Остальным – радиомолчать!
У меня не работал правый элерон. Когда приземлялся, досадовал на то, какой пример подаю подчинённым. Ведь натурально зевнул.
Моя «мошка» стоит, отсвечивая обнажёнными нервюрами – техники латают пробоины на снятых частях обшивки. А Мусенька натурально даёт мне леща, называя, самое ласковое, простодырым остолопом. Не обращает внимания даже на то, что стайка девушек, выпорхнувших из только что приземлившихся По-2, стоит в сторонке, «платочки в руках теребя».
– Погибнешь – можешь не возвращаться, – заключает, расчувствовавшись окончательно. – А бомб ты мне дашь? – остывает она мгновенно, увидев, кто к ней прилетел. – И горючего? И… девушкам нужно помыться, с дороги передохнуть, перекусить, наконец. У меня же ничего нет – всё утащил этот гадостный Журба.
А куда я денусь? Киваю.
Пара моих разведчиков наконец-то взлетает и уходит к Пруту. Солнце склоняется к закату – тени будут длинные. Плохо это или хорошо – заранее и не скажешь.
– Мария Антоновна, – подходит один из техников, – почему вы наш связной самолёт называете У-2, а свои – По-2.
– Так полагается – По-2 бомбардировщик.
– Но ведь они же одинаковые!
– А вот и нет, товарищ Поликарпов – это такой товарищ, товарищи, что специально сделал на боевой машине бронекреслица и даже бронеподлокотники. Из того же материала, что идёт на бронеспинки.
– Да? – залезаю и начинаю ощупывать изнутри кабину биплана – точно, проложен стальной лист по бокам и снизу. – Так вот почему ты сняла две бомбы, когда я с тобой полетел! Не захотела перегруза. И кто же это так надоумил Николая Николаевича?
– Он сам надоумился после того, как расспросил меня о работе ночных ведьм. Несколько самолётов с посаженными туда манекенами обстреляли – пули и осколки держит.
Всегда знал, что моя Мусенька – настоящее сокровище.
К двадцати двум в наше расположение слетелось только одиннадцать По-2 из ожидаемых тридцати двух, зато подоспел транспортник того же ночного полка с кое-каким имуществом и двумя техниками. К налёту на мост подготовить успели только семь машин – на них как раз хватило экипажей.
Дальше всё было выполнено по расписанию – в восемь минут пополуночи высоко над переправой зашумели моторы высотных истребителей, на берегу вспыхнули прожекторы и заговорили зенитки – цели себя обозначили. Мы всем полком, то есть вчетвером, действовали каждый сам по себе – вылетали на бреющем, выпускали пару реактивных снарядов и проскакивали, торопясь укрыться за прибрежными зарослями. Разворачивались и снова летели на свет, как и полагается кусачим насекомым.
Снова короткое появление, очередь и срочное убытие в темноту. Под эту свистопляску появление По-2 пошло незаметно для зенитчиков. Девчата за один заход сбрасывали обычно пару двадцатикиллограммовок и поскорее прятались всё за тем же прибрежным лесом.
Совсем угомонить зенитки мы так и не смогли, но несколько стволов стрелять перестали. Ни взрывов боезапаса, ни пожаров – ничего такого не было, Прожекторы тоже не трогали – бомбардировщики ни разу не попали в их лучи – девчата, если возникала подобная угроза, просто уходили, чтобы вернуться с другой стороны.
Мы уже истратили боезапас и выжгли горючее, а они все продолжали кошмарить истерзанный и перебитый в нескольких местах мост. Когда я сел, увидел, что взлетает очередная этажерка – оказывается, они вылетали по очереди, чтобы увеличить время паралича переправы.
Перед рассветом с нами связались соседи из ближнебомбардировочного полка – те самые сушники. Попросили их прикрыть, причём прямо сейчас. Снова поднялись всем полком и прикрыли – они подошли к той самой переправе – видно было, что её ремонтируют – и вывалили свой груз на прибрежный лес правого берега. Как я понял, здесь скопились те, кому мы этой ночью не дали перебраться на нашу сторону – вот тут были и пожары, и взрывы, и бегущие в панике солдаты, которых косили из пулемётов всё те же бомбардировщики – зенитки молчали. Они не могли не молчать, потому что батареи на берегу были буквально перекопаны.
Честное слово – это не мы. Могли девчата ещё ночью – было у них для этого время, были и бомбы. Переправе ведь и одной достаточно – зачем бросать вторую в неисправный мост? Всё равно нужно ждать, пока его починят. И только потом снова разрушать.
– Слушай, Мусь! А ведь нехорошо получается. Если мы этот мост так и заставим бездействовать, то никакого удара на Бельцы не будет – противник элементарно не сможет переправить на наш берег достаточно сил.
– Да, неудобно перед товарищем генералом. Парадокс какой-то – выполняя его приказ, ведёшь дело к тому, что сама же его и обманула.