– Давайте не будем отвлекаться от темы и вернёмся к авиационным вопросам, – недовольным тоном остановил мою филиппику вождь. – В частности, пусть товарищ Субботин расскажет собравшимся, каких сюрпризов они с товарищем Москалёвым наготовили нам со своими москитными истребителями. Как полагаете, Валерий Павлович? Не пора ли пора потребовать полного отчёта обо всех тайных планах нашего дорогого капитана из будущего!
– Полагаю, пора, – кивнул Чкалов. – Я и сам какое-то время был озадачен некоторыми странностям и необычной результативностью от действий москитов, пока не увидел своими глазами, как Бюхель свалила ссыпавшегося на неё сверху немецкого охотника очередью из хвостового пулемёта.
– И как вам это удалось? – прищурился Сталин.
– Так она летела, словно беспечная птаха, а на неё сзади «мессер». Я и пошел на выручку, да только не успел – она с одной очереди взяла ведущего на цугундер и шуганула ведомого – тот сразу напоролся на меня.
– И каким образом командующий Первой воздушной армии оказался в зоне боевых действий на вооруженном самолёте? – Кажется, Сталин не на шутку рассердился на Валерия Палыча. Даже проговорился, что никакая у него не дивизия, а костяк целой армии.
– Плацдарм-то у нас крошечный, в воздухе там кругом зона боевых действий. На небоевом самолёте там летать опасно.
– А где было ваше прикрытие?
– Со мной, как и положено. Оно-то не могло отвлечься от своей основной задачи.
– Пожалуй. Так какие еще неожиданности ожидают нас в связи с началом применения москитных истребителей?
– Позиция для установки пулемётов, стреляющих назад, приготовлена для третьей модификации, так называемого «Фокусника», для которого была запланирована возможность летать задом наперёд, – ответил я понуря голову. – На нынешних машинах и посадочные места, и синхронизаторы сохранились как результат унификации.
– В таком случае, какой особенности нам следует ждать от второй модификации? – продолжил настаивать Сталин.
– Вторая модификация «Эквилибрист» сейчас и воюет. Лётчик, не имеющий специальной подготовки, или сломает её, или сам сломается. Это закладка на случай, если немцы подберут обломки сбитой машины и попытаются её скопировать. Тогда лётные происшествия при испытаниях замедлят процесс освоения. Технологически же Мо-1 для них на один укус. Третью модификацию я планировал выпустить, когда противник научится бороться с москитами второго рода.
– Тогда что представляет собой первая вариация?
– Обычный самолёт без выкрутасов. На них, выпущенных массово, можно сажать любых пилотов. Но это планировалось сделать тогда, когда противник станет бояться любых мошек – они ведь внешне почти неотличимы. Недавние выпускники лётных училищ, обученные по программе взлёт-посадка, смогут заполнить небо, подвергая неприятеля непрерывному воздушному террору.
– Кстати, товарищ Субботин. Эту вашу бывшую ведомую я дважды понижал в звании за связи с противником. По радио.
– Куда же ещё разжаловать? Она же рядовая? – искренне удивился я.
– Валерий Павлович её производит в сержанты, а я после каждой воздушной дуэли, понижаю в звании.
– Дуэли? – не понял я.
– Вычисляет асов, что летают на раскрашенных машинах, вызывает на поединок и, как вы любите выражаться, гондурасит. А за связь с противником, сами понимаете…
– …десять лет расстрела без права переписки, – как бы про себя, но так, что все расслышали, пробормотала Мусенька.
– Субботины свободны, – неожиданно резко отреагировал на эту лохматую шутку Сталин.
Мы с Мусенькой поторопились откланяться. Хоть и ходили слухи, что отец народов никогда не выходил из себя, но не стоит дёргать смерть за усы, что я и объяснял своей маленькой всю ночь, которую мы провели в гостинице за разговорами на нашу излюбленную тему – об авиации, конечно.
Глава 47. Про транспортник
Утром нас разбудила невыспавшаяся троица из Поликарпова, Москалёва и Антонова.
– Алюминиевые профили и лист для нашего небесного вагона выделили, но сроки поставили – до Нового года, – Николай Николаевич начал с главного. – Ещё сказали, что крыло необходимо сделать шире, иначе ему просто не хватит площади, чтобы поднять такой груз.
– Может быть, сделаем фюзеляж такой же формы, что и у твоего «Сарая»? Всё прибавка к подъёмной силе! – проявил беспокойство Александр Сергеевич.
– Или бипланную схему применим? – засомневался Олег Константинович. – А то, признаться, сделанные тобой оценки представляются мне излишне оптимистичными.
– Не забывайте, дорогие товарищи, что в Горьком находится крупный автозавод, на котором имеются прессы и штампы значительных размеров. На них нетрудно придать множеству дюралевых деталей весьма причудливую форму. А сейчас, когда на этом заводе переключились на производство лёгких танков, прессы и штампы должны быть не слишком сильно загружены. Кроме того, ещё до тридцать девятого года нашим спецслужбам удалось добыть не где-нибудь, а в самой Германии, описание техпроцесса получения полистирола. Оставалось только подсказать производственникам идею вспенить массу перед твердением, как на выходе получился пенопласт. Вот соединением этих материалов мы и добьёмся нужных для самолёта конструкций исключительной лёгкости.
– И чего ты раньше молчал? – взвился Москалёв.
– Пенопласт горюч – в боевые самолёты его совать нельзя. А для транспортника – в самый раз.
– Дорого яичко ко Христову дню, – кивнул Николай Николаевич. – И сколько ещё чудес хранится в твоей шкатулке с секретами?
Ответить мне не удалось – в номер доставили завтрак, заказанный Мусенькой по телефону, как только у нас появились гости. А потом про него как-то и забыли. Не про завтрак – его-то как раз и умяли. Про вопрос забыли. А там я и сам перехватил инициативу в свои руки, начав интересоваться некоторыми деталями совещания, с которого нас удалили.
Когда товарищи главные конструкторы ушли, моя ненаглядная сказала:
– Про судьбы сыновей Сталина я рассказала ему ещё в тридцать четвёртом. Поэтому Якова просто не приняли в военную академию – придрались к здоровью. А Василия под тем же предлогом не взяли в лётное училище, зато призвали на срочную. Он сейчас в пехоте, до ефрейтора дослужился.
– А Яков? – не понял я.
– А что Яков? У него реально не в порядке что-то со слухом – инженерит на каком-то заводе. Согласись – толку от них в войсках не больше, чем от любого другого, а хлопот сам факт присутствия доставляет массу. Нас же с тобой не просто так вытянули с передовой, а потому, что обеспечивать нашу безопасность не так-то просто. Как только мы доказали практическую ценность предложенных методов использования москитов и ночников – так сразу и вот.
Работать над проектом тяжеловоза нам пришлось в пожарном темпе. Поэтому я предпочёл подстраховаться и поставил не два двенадцатицилиндровых мотора, а четыре. Цугом – один за другим. Передний тянет – задний толкает. Мотогондолы очень прилично выставились в обе стороны – если хватит тяги и от пары, то, в крайнем случае, уменьшить будет проще, чем добавить. К этому моменту Бессонов поднял их мощность с пятисот до пятисот тридцати лошадок, что тоже пошло в актив. Ресурс у них был вполне приличный, единственный недостаток – бензин они кушали только авиационный. На обычном начинали сильно недодавать мощности.
Странное дело – наши войска продолжали отступать, неся тяжелые потери, но меня это совсем не огорчало – Минск сдали только в сентябре, оборона Таллина длилась больше двух недель и пока не завершилась. Обстановка в районе Киева была совершенно непонятной и характеризовалась как чрезвычайно напряжённая, но не катастрофическая. Немцы форсировали Прут без поддержки со стороны румынских частей, сломили сопротивление девятой армии и прорвались до укрепрайонов, расположенных по Днестру. В обход их не пустили, от чего севернее Одессы война перешла в позиционное состояние – ну, не идиоты они, чтобы с наскоку штурмовать капитальные сооружения. Теперь, если мои оценки верны, последует удар прямиком на Одессу на пересечение линий снабжения войск, продолжающих удерживать крошечную часть румынской территории. Как раз там сейчас и несёт тяжелые потери румынская армия.
Её непрерывно гвоздят с воздуха силы очень большой авиадивизии под руководством самого Чкалова. Своя авиация у этого союзника Гитлеровской Германии закончилась, а немцы просто не могут больше подтягивать свою, оголяя другие участки фронта. Не вышло у них завоевать господство в воздухе.
Но не всё идёт хорошо – начались бои за Кривой Рог, а это – непосредственная угроза всему Южному фронту. Не знаю, нарочно их так глубоко запустили, или «зевнули», но на душе тревожно.
Вопреки пожеланию вождя и я, и Мусенька в действующей армии бываем. Она «провожает» свежесформированные авиаполки ночников, а я испытываю в боевых условиях новую технику. В частности, лёгкий штурмовик товарища Москалёва. Тот самый, с одним длинным двенадцатицилиндровым однорядным двигателем.
Сохранить этой машине пулемёты не удалось – размещённые в трубах, на которых вывешен хвост, не только пушки, но и, казалось бы, лёгкие ШКАСы, сильно ухудшили динамику – маленькому самолёту не так-то много нужно. Наличие даже такого груза на заметном расстоянии от центра тяжести превратило его в неповоротливый пепелац. Летать же с одними только бомбами, не имея никакой возможности отстреливаться… я очень сильно засомневался.
Последовала попытка закрепить под брюхом две автоматические пушки, но и она не вдохновила – пушечные истребители есть и без этого, причем с лучшей динамикой. Нам нынче не до конкуренции. В отчаянии Александр Сергеевич укрепил перед стойкой шасси пистолет-пулемёт Шпагина, без приклада, естественно, за что я на него ужасно обиделся. Тогда он напрягся и попытался вставить на то же место ШКАС – на динамику это практически не влияло. И ничего, что ствол его сильно торчал вперёд – винта-то там теперь не было, а для боезапаса нашлось немного места под пилотским креслом. Вот эту многострадальную машину с шестью двадцатикилограммовыми бомбами я и погнал на фронт. Вернее, её закрепили на крыше «Сарая» и повезли прямиком в хозяйство Чкалова. А я всю дорогу спал в гамаке, подвешенном в салоне.