Товарищ Сталин отозвал нас обратно, едва стало понятно – алмазы действительно есть, и коллектив геологов, способных продолжать работы в заданном направлении, сформировался. То, что этим геологам осенью возвращаться на студенческие скамьи – так со временем подобные неудобства проходят. Полевой сезон в Якутии довольно короток, а девчат доставят обратно в Пер… Молотов спецрейсом.
Прямо от трапа самолёта нас посадили в машину и увезли на всё ту же ближнюю дачу товарища Сталина. Интересное наблюдение – поначалу, пока отношение к нашим знаниям было недоверчивым, круг лиц, посвящённых в тайну, был очень узок. Потом, вскоре после начала войны, он стремительно расширился – о нас узнал целый ряд руководителей высокого ранга и конструкторов, работающих в области авиастроения. И вот теперь вождь снова сужает круг посвящённых, ограждая нас от встреч с другими, кому известно, что мы из будущего. Что бы это значило?
Об этом мы размышляли, прохаживаясь по дачному участку. Хорошо тут летом, конец июня – очень благостное время. Война длится уже год с небольшим, а кажется, будто целую вечность – столько всего произошло. Помнится, в прошлом варианте истории в это время имела место серьёзная катастрофа на юге, завершившаяся Сталинградской битвой. Или это было чуть позднее? Не помню в точности – я тогда работал на штурмовике, и вылеты случались то на правый берег Дона, то на левый. Ох, и горячее время было! Мне некоторое время везло – мотор тянул, а зенитные снаряды проходили мимо. Помню, что наш Южный фронт не успел с кем-то соединиться, и ещё мы оставили Севастополь.
А сейчас немцы рвутся к Днепру. То есть, их не только в Крым не пустили, даже до Запорожья они не добрались. Хотя, если судить по карте, что висит в вестибюле дачи, обстановка далеко не безоблачная. Псков у врага, Киев почти в мешке, но не оставлен. Сумы у врага, но Полтава наша. Всё смешалось, всё перепуталось!
– А я ему говорила, что враг очень силён, – констатирует Мусенька. – Говорила, что кампанию этого лета нужно строить от обороны.
– Так вроде не было сообщений о переходе войск в наступление, – припоминаю я.
– Если не было сообщений, это не значит, что не предпринималось попыток прорыва. Интересно, каких ещё откровений ждёт от нас Иосиф Виссарионович? Ведь не оттого он нас позвал, что соскучился!
– Это тоже есть немного, – Сталин появился на дорожке со стороны дома. – Здравствуйте, товарищи майоры, – в его руках новенькие петлицы, в каждой из которых по две «шпалы». – И не вздумайте отнекиваться: получили звание – носите. Впрочем, в петлицах вам красоваться осталось недолго. С августа вводятся погоны и звания будут не командирские, а офицерские.
– Клёво! – неподдельно восторгаюсь я. – В прошлый раз мы после получения погон, считай, и не отступали. Кроме тактических отходов, конечно. Но всерьёз не драпали.
– Это хорошая новость, – улыбается Сталин. – Враг заметно выдохся, и штабисты поговаривают о том, что пора уже попросить незваных гостей с нашей земли.
– Вообще-то фашистскую гадину нужно задавить в её логове, – встряхивает головой Мусенька. – А сколько они наших людей угнали в свою Германию! Их же необходимо освободить. И солдат, попавших в плен.
– Давить нужно, а не просто выметать, – соглашаюсь я. – Фашизм – это ужасно заразная чума. Её калёным железом полагается выжигать. Вы же видите, как быстро геббельсовская пропаганда отравила сознания своих сограждан. От «рот фронт» до «зиг хайль» и десяти лет не прошло. Особенно сильно пострадала молодёжь.
– Что же, ваши мнения совпадают с позицией руководства партии. Как я понимаю, в прошлом варианте развития событий Красная Армия закончила войну в Берлине.
– Тогда ещё в Праге было напряжённо, – припоминаю я. – Восстание, кажется. Немцы его бросились подавлять, а мы пошли на выручку – ох, и больших потерь это стоило!
– В Варшаве несколько раньше тоже восстание подняли те сопротивленцы, что сотрудничали с англичанами. Но мы тогда толком помочь не смогли – не хватило сил, и подготовиться не успели, – вздохнула Мусенька.
– Не в этом дело, что не успели. Те поляки, что восстали, как раз и хотели, чтобы мы не успели. Рассчитывали, что вот пришла Красная Армия, а они уже прогнали фашистов и все из себя такие свободные и независимые. А мы, типа, просто мимо проходили, – вмешался я.
– Невозможно быть одновременно сильными повсюду, – согласился Иосиф Виссарионович. – Из вас по-прежнему трудно вытянуть даже самые малые крохи сведений.
– Память срабатывает на ассоциации, – посетовал я. – А мы даже текущую обстановку представляем себе только в тех объёмах, которые доступны из газет и по радио.
– Хотели бы знать всё на уровне верховного главнокомандующего?
– Не повредило бы, товарищ Сталин. Нам ведь ещё нужно и отличия от прошлого варианта истории приметить, и подумать хорошенько, – кивнула Мусенька. – Мы никаких аспектов военного характера скрывать не собираемся, да вот сведения у нас отрывочные.
– Что же, извольте. Начнём, наверное, с севера. Товарищ Кузнецов вообще хорошо подготовился к этой войне, и на правом фланге фронта советские моряки проявили себя особенно заметно. Ставка на авиацию, торпедные катера и подводные лодки себя оправдала – катера были частично закуплены, частично построены, сформированы дивизионы, действующие вблизи путей следования конвоев с норвежской рудой. То есть уже в момент нападения эти небольшие кораблики находились на позициях.
Подводные лодки тоже были стянуты на северный театр военных действий понемногу с Балтики, с Черноморского флота, да и с Дальнего Востока кое-что подтянули. Пикировщики Ар-2, торпедоносцы Ил-4, истребители, разведывательные самолёты – берега северной Норвегии стали свидетелями многих десятков, если не сотен случаев потопления как боевых судов немцев, так и транспортов. Фашисты свои конвои проводили только в случаях плохой видимости, обычно в пургу. К сожалению, на Севере это довольно частое явление, к тому же им помогали и полярные ночи. Хотя немцы частенько напарывались на минные постановки, проведённые нами с самолётов.
Очень эффективны были разведчики, высаживаемые на берег – они информировали наших по радио обо всех случаях прохождения судов или кораблей в поле их зрения. Эффективно действовали и диверсионные группы, которые высаживали и эвакуировали как с гидропланов, так и с катеров или подводных лодок. Были и удачные случаи использования судов на воздушной подушке. То есть в целом Северный флот с самого начала держал фашистов в крайне неудобном положении. К тому же господство нашей авиации в этом районе было безраздельным.
Разумеется, конвои, которые направляли нам союзники, тоже доходили без существенных потерь.
– Конвои? – переспросил я. – А что они доставляли?
– Стратегические материалы и изделия, в которых мы нуждались и продолжаем нуждаться. Радиостанции, мотоциклетные двигатели, автомобили, прокат, в том числе и рельсы. Станки, химическое оборудование – перечислять можно очень долго. Мы, со своей стороны, поставляли самолёты – они у нас действительно оказались лучше, чем у союзников. Имею в виду не палубную авиацию, а ту, что действует с сухопутных аэродромов. Ещё довольно много танков Т-40.
– Плавающих?
– Да. Возможно, готовят открытие второго фронта.
– И каков баланс этой торговли?
– Баланс не в нашу пользу, но вопросы о размере долга мы с союзниками согласовали. Они отдают себе отчёт, что основные тяготы этой войны ложатся на нашу страну. Кроме того, господин Рузвельт не забыл про своевременное предупреждение о нападении на Пёрл-Харбор.
– Забудет, – хмыкнула Мусенька. – Как только это окажется ему выгодно.
– А дальше? То есть как обстоят дела южнее самого-самого севера?
– Финнов мы смогли остановить, не пустив в глубь своей территории. А потом вообще вынудили Финляндию к капитуляции. Наши войска провели несколько достаточно успешных рейдов по норвежской территории – население оказывало им самый тёплый приём и охотно вступало в Красную Армию. Кроме того, одна из диверсионных вылазок в Норвегию с моря переросла в настоящую десантную операцию – плацдарм до сих пор держится.
Король Норвегии ведёт себя, как настоящий патриот, и всячески содействует освобождению своей страны от фашистов. Об успехе говорить пока рано – противник, как и раньше, очень силён и упорно сопротивляется.
– А что на Балтике? – нетерпеливо спросила Мусенька.
– Главную базу флота в Таллине нам сохранить удалось. Блокады Ленинграда не было. Отстояли мы и Новгород. Поэтому вашей любимой песни, Мария Антоновна, в этой реальности не напишут.
Мусенька у меня певунья. Правда, здесь она в основном, подпевает тем песням, что уже ходят в народе, а из нашего времени ничего не исполняет. Но «Застольную Волховского фронта» она, похоже, для Сталина спела:
Выпьем за тех, кто командовал ротами,
Кто замерзал на снегу,
Кто в Ленинград пробирался болотами,
Горло ломая врагу.
– Ай, товарищ Сталин! Не жалко песню уже из-за одной только несостоявшейся блокады.
– Тем не менее, враг удерживает Литву, Белоруссию и значительную часть Украины. В небе над Балтикой непрерывно идут воздушные бои, особенно ожесточённые в окрестностях острова Эзель. Зато фашистов не пустили к Черному морю – на юг от Кривого Рога они прорваться не смогли – на открытой степной местности преимущество в авиации оказалось решающим фактором. А немецкие части, летом сорок первого форсировавшие Прут, перемолотили артиллерией и авиацией в течение осени и зимы.
– А что в Югославии?
– Война. Причем сразу на два фронта. Товарищу Тито приходится бороться не только с фашистами, но и со своими согражданами, так называемыми четниками. Мы поддерживаем его оружием и другим военным имуществом, принимаем раненых, но ввести в Югославию свои войска не можем – у нас их для этого просто недостаточно. Румыния и Болгария к нам по-прежнему лояльны, а Венгрия оккупирована немецкими войсками.