– А венгерская армия? – уточнил я.
– Частично разоружена, частично вышла в Румынию и была интернирована. Отдельные солдаты и офицеры вступают в РККА, но массовым это явление не стало.
– А Войско Польское? – это уже Мусенька.
– На нашей территории формируется стрелковый корпус и танковая бригада.
– Хм, – пробурчал я. – Как бы всё то же самое, но выглядит несколько лучше.
– Или просто раньше произошло, – рассудительно добавила Мусенька. – А, вообще-то, товарищ Сталин! Что вы хотели бы от нас узнать?
– На этот раз ценной информацией оказались сообщения о восстаниях в Чехии и в Польше. Раз они были в прошлый раз – должны произойти и сейчас, потому что на международной арене действуют те же игроки. Так что вы говорили об открытии второго фронта?
– В прошлый раз союзники с этим вопросом очень сильно тянули резину, – ответил я. – Всё ковырялись в каких-то Африках и Италиях, гоняли по пустыням разных Роммелей, а в Нормандии высадились только тогда, когда поняли – ещё немного, и СССР войдёт в Европу. И воевали они после высадки как-то странно. Проходили в день около километра, а потом останавливались на ночлег, чтобы на следующий день снова пройти тот же километр.
– Ага-ага! – возмутилась моя волнительная. – А когда фрицы им в Арденнах наваляли, запросили, чтобы мы поскорее начали наступать, пока гитлеровцы их совсем не съели. Даже дату помню – двенадцатое января сорок пятого. И наши пошли вперёд, не завершив подготовки. Ну, или не до конца подготовились. Только чтобы фашисты перестали громить союзников.
– А где высадились союзники?
– В Нормандии, с моря. Если судить по их художественным фильмам, то операция была серьёзная, с преодолением сильного противодействия. С шотландскими волынками и всяким таким прочим, героическим. Только вот у меня эти самые театральные волынки и клетчатые юбки как-то не вписываются ни в какое серьёзное противодействие, потому что под огнём все на брюхе ползают, а не со знамёнами маршируют. Такое впечатление, как будто это был договорной матч.
– Договорной матч? – переспросил Сталин.
– Это когда футбольные команды заранее знают, с каким счётом закончится встреча, и девяносто минут просто разыгрывают перед зрителями спектакль.
– Что же, всё возможно. Так какие ещё отличия от своей реальности вы обнаружили в нынешней действительности?
– Такое впечатление, что всё совпадает, если не считать кораблей на воздушной подушке. На протяжении той войны о них ни разу никто не упоминал. Хотя позднее даже танки пытались строить на подобном шасси. Но эта идея как-то не прижилась, – пожал я плечами. – Вот для десантирования на неподготовленный берег, преодоления топких участков, болот – цены им нет. В боевом же отношении более ценными оказались вертолёты…
– …геликоптеры, – пояснила Мусенька. – Но ни я, ни Шурик ими всерьёз не занимались и не летали на них. Хотя эти аппараты применяли даже для пассажирских перевозок.
– Фамилии конструкторов помним – Камов и Миль, – добавил я для определённости. – Это наши, а из забугорных знаем только Сикорского. Того самого, который хотел Поликарпова в Америку от нас выманить. И вообще – в этом деле куча тонкостей, но чем дальше, тем шире было распространение вертолётов. Их даже покупали в личное пользование, чтобы пролетать выше автомобильных пробок.
– Автомобильных пробок? – снова поинтересовался Сталин.
– Это когда машин на дороге больше, чем она способна пропустить. Рядовое явление во всех крупных городах. Да и в пригородах.
Иосиф Виссарионович посмотрел на нас странным взглядом. «Эх, мне бы ваши заботы!» – чудилось в его взоре.
Глава 58. По второму кругу
Я бы очень удивился, если бы меня снова не направили в инспекционную поездку по авиазаводам. Всё на те же четыре – Горьковский, Казанский, Саратовский и Воронежский. И ещё в Шумерлю – то есть повсюду, где я «наследил». Думаю, это правильное решение. Во-первых, мне это и самому интересно, а во-вторых, систематический подход не повредит никакому делу, особенно, учитывая возросшую во время войны роль авиации.
Мусеньку тоже отправили вместе со мной. Уж не знаю, почему, но главком, а это был по-прежнему Жигарев, прямо так нам и приказал. И самолёт нам для этого выделил – новенький Мо-2 в исполнении ночного бомбардировщика. Машина эта не слишком скоростная, зато сесть способна почти всюду. В этом отношении она похожа на старый добрый У-2. Главное же – у неё закрытая кабина с дверцей и скорость не сто пятьдесят километров в час, а чуть больше двухсот. То есть очень удобный транспорт для путешествий молодой семьи.
Поскольку оборудована она для ведения боевых действий, то имеет двойное управление, чтобы в случае ранения лётчика штурман мог довести аппарат хотя бы до своей территории.
Главного конструктора Шумерлинского завода товарища Грибовского мы нашли в странном состоянии счастливой захлопотанности – на недавно ещё почти исключительно планерном производстве строились его учебные спарки-монопланы Г-20, образец которых я весной опробовал в Рязани – нормальный аппарат для обучения курсантов азам лётного дела. Как говорится – дёшево и сердито. Но на него «наехали» из наркомата авиапрома по поводу того, что, для обучения будущих пилотов-бомбардировщиков вместо Як-6 нужно поставить на производство его же, Грибовского, модель Г-27. А она у него так и не была доведена до ума.
– Что-то мне подсказывает, Вячеслав Константинович, что вы в том же самом наркомате расхвалили своё изобретение, выпятив преимущество вашей разработки перед конструкцией товарища Яковлева, – улыбнулась Мусенька, войдя в курс дела. – А к вам раз, и прислушались. Не так ли?
– Признаться, да.
– А в чём преимущество? – спросил я.
– Г-27 конструировался так, чтобы повторять расположение членов экипажа в бомбардировщике СБ.
– Это актуально, – пришлось согласиться с доводами Грибовского. – С другой стороны, этих самолётов, имею в виду учебно-тренировочных, требуется не так уж много. Как и Як-6, имитирующих компоновку Ли-2 и следующих за ними пассажирских самолётов, так и у Г-27, компоновка рабочих мест в которых будет характерна для бомбардировщиков ближайших поколений. Так что – делать нужно оба варианта. Тем более – Як-6 универсальней по назначению. У вас ведь тут мелкосерийный характер производства, основанный на использовании древесины, фанеры и ткани?
– Да, – согласился Вячеслав Константинович. – То есть придётся выпускать не одну модель двухмоторного самолёта, а две. Хотя и с одними и теми же моторами и сходными лётными качествами.
Мы с Мусенькой дружно, словно близнецы, развели руками. То есть выразили одну и ту же мысль. Хотели торта? Кушайте на здоровье.
Интересная картина ожидала нас в Горьком. Здесь на потоке стояли По-3 и По-5, как основные фронтовые истребители. Оба эти типа самолётов делали в огромных количествах. Спарки УТИ-16 тоже никто с потока не снял – их изготавливали в том самом варианте, о котором около года назад рассказывал Чкалов – с целой батареей направляющих для реактивных снарядов под крыльями и четвёркой синхронных ШКАСов под капотом. Машины для обработки зенитных батарей. Ещё тут делали УТИ-17, вернее По-1 в варианте исполнения «Б», бомбардировочный и «Д» – дальний. Понятно, что производственные мощности просто пищали от перегрузки – даже У-2 было некогда и некому собирать. «Сараи», которые теперь По-4, и те передали на производство в Саратов под наблюдение конструкторского бюро Олега Антонова.
Понятно, что именно в Саратов мы и помчались.
Если кто-нибудь способен представить себе стаю летающих танков… я не мог, пока не увидел их собственными глазами. Летели они над Волгой строем пеленга и по одному снижались, норовя угодить поближе к берегу. Или место выбирали помельче, или, наоборот, поглубже, но, опустившись до бреющего и снизив скорость до минимума, они отцеплялись от несущей их бипланной коробки и ныряли. А потом, чуть погодя, неторопливо всплывали. Сами же крылья вместе с хвостами, вращая пропеллерами, разворачивались и возвращались обратно.
А танки заводили моторы и выбирались на сушу, оскальзываясь на глине, проламываясь сквозь камыш или добираясь до песчаной косы. Их заметно сносило течением, однако все как-то выкарабкались и собрались в одну кучу. За этим наблюдала группа лиц с катера, кажется, водолазного. И ещё один Мо-2, но в гражданском исполнении, кружил тут же, как и мы. Следом за ним мы и добрались до заводского аэродрома. Думали, что на нём летели Антонов с Поликарповым, но это оказались командиры-десантники. Козырнули мы друг другу, да и пошли, всяк своей дорогой. Признаюсь сразу – их затея показалась мне не только опасной, но и бесполезной. Тем более что, судя по длинным стойкам шасси под крыльями, эти танкокрылы вполне могли выбрать удобное место на суше и выгрузить свою ношу сразу на твёрдое.
Поликарпова и Антонова я застал за одним из излюбленных занятий главных конструкторов – они созидали. И созидали они снова мой «Сарай».
– Здравствуй, Трофимыч! Душа твоя пропащая, – обрадовался Олег Константинович. – Рад видеть вас в добром здравии, Мария Антоновна.
Мы ответили на приветствие и поручкались с Николаем Николаевичем – некоторым Мусенька по-мужски подаёт руку.
– Олег Константинович не устаёт удивляться глубине твоего конструкторского предвидения, – ухмыльнулся Поликарпов. – Помнишь, как ты категорически отказался согласовывать удаление дополнительных крепёжных узлов у входа лонжеронов в фюзеляж? А теперь на них, как родные, встали основания захватов для танков – оставалось только приварить ответные части к танковым корпусам.
– Шасси для танковоза от НБ взяли? – я сразу постарался направить внимание присутствующих подальше от своих «особых» свойств.
– Да, – кивнул Антонов. – Стойки оттуда. А тележки у нас, как ты помнишь, унифицированы и в Ан-226, и в По-4. То есть ты, действительно, знаешь будущее…
– Только тогда, когда могу им немного подруливать. Бипланную коробку я «срисовал» с вашего же планера «Крылья танка», а фюзеляж с какого-то американского не слишком успешного самолёта – не помню, почему ему не повезло. Воткнул одно в другое и добавил моторы помощнее. Так что – не обожествляйте, а то мне светящийся нимб будет мешать спать. Ой, простите Николай Николаевич.