— Да так, встречался я с ней давеча, мне на нее из парткома МВТУ жалоба пришла.
— А на что жалуются-то? Она вроде обещанное выполнила… почти, сейчас только Брянский завод уже программу выполняет, которую на всю промышленность Госплан на следующий год планировал. По пять тысяч этих транзисторов в сутки выпускает, а это только первая очередь завода.
— Да знаю я, читал ее отчеты. Это даже не первая очередь, там у нее пока лишь двадцать процентов годных идет, а. пишет, как технологию отладят, то будет годных не меньше девяноста процентов. А во Фрязино уже и совсем уже новую технологию отлаживать начали, вдобавок опытные заводы уже половину оборудования изготовили для завода, который в Бресте Машеров строить начал.
— И что? Предлагаешь под нее отдельное министерство полупроводниковой промышленности учредить? Или сразу ее министром всего Радиопрома ставить? Ну а жалобы-то о чем? И причем тут вообще партком, она же вроде пока комсомолка?
— Вот именно, пока. Ей там в парткоме предложили в партию вступить, а она наотрез отказалась. Ну я и решил…как отчеты по полупроводникам ее почитал, дай, думаю, заеду, сам с ней поговорю. И вот… поговорил, а теперь думаю: снимать ее с полупроводникового проекта или сразу из МВТУ выгонять…
— Ты, Пантелеймон Кондратьевич, не горячись. Если она со своим парткомом поругалась, то это не повод, тем более что по теме своей она и сроки ужимает, и средств уже чуть ли не четверть при этом экономит.
— Да я не об этом. Я ее спросил, почему, мол, в партию вступать отказываешься — а она говорит, что в коммунизм вообще не верит, а вступать в партию, идеи которой она принять не может, она не станет.
— Так, а чем ей наши идеи не нравятся?
— Она говорит, что… в общем, она, как человек все же образованный, понимает, что коммунистическая идея — это утопия. Говорит, что верит в социализм и все силы на его укрепление и защиту приложит, но так как у нас в стране нет социалистической партии, то она просто останется гражданкой Советского Союза. Союза советских и, главное, социалистических республик! И ведь насчет Союза тут ей вроде и возразить нечего, но все же…
— Да, за такие высказывания карать надо строго и беспощадно! — выразил свое мнение Климент Ефремович.
— И за что карать? — с легким ехидством поинтересовался Вячеслав Александрович. — За то, что гражданин социалистической республики готов все силы потратить на развитие и защиту завоеваний социализма? И ведь она действительно именно все силы тратит, мне тут Павел Анатольевич говорил, что она за год даже в кино всего два раза сходила, а так с утра и до поздней ночи на эту самую защиту вкалывает. А мне вчера из МИФИ сообщили, что по ее заказу какую-то уникальную машину сделали, такую, что они сами понять не могут, как такое получилось. А делали они ее не просто по ее поручению, а именно так, как она им велела! То есть пришла, сказала «делать так», все для работы необходимое им предоставила — и вот результат!
— Что за машину? — удивился Николай Александрович. — Если что-то для народа полезное… послезавтра же мне с речью выступать.
— Для Средмаша очень полезное, и для ракетчиков наших. И еще много для кого, так что в речи о ней пока не стоит упоминать. Тем более, что это всего лишь прототип… А ты, Пантелеймон Кондратьевич, пока ничего с ней не делай. Вот закончит она институт, тогда и подумаем: сразу ее министром назначать или подождать, пока Николай Александрович ей место не освободит…
— А что, мне это предложение нравится, — рассмеялся товарищ Булганин. — Ей еще сколько учиться, полтора года? Потом с полгодика у меня в замах походит, опыта поднаберется… Тем более, что она и о людях заботится, — он повернулся к Ворошилову: — у тебя сколько закон о жилье мариновался? А она шум подняла, так сразу же его и приняли.
— Не о людях, это ее подруга была.
— А подруга что, не людь, что ли? Ладно, завтра у нас вопрос по предложению товарища Королева на рассмотрении, нужно будет хоть выспаться как следует, а то, чувствую, ругани там будет! Давайте, по домам уже расходимся…
Когда весной я рассказывала преподавателям МИФИ, какой мне нужен компьютер, то, скорее всего, несла им полную ахинею. Потому что я вообще не представляю, как эти машинки работают. То есть немножко представляю, в рамках того, что было написано в переводной книжке некого американского писателя Джермейна, долгое время бывшей буквально библией отечественных программистов — но не более того. Так что я им просто пересказала свои воспоминания о том, что первый в мире микропроцессор был именно четырехбитный и что в нем насчитывалось чуть меньше двух с половиной тысяч транзисторов. Ну и разбавила это своими непрофессиональными предположениями о том, как на этих процессорах японцы делали двенадцатиразрядные десятичные калькуляторы.
Но профессионалы тем и отличаются от дилетантов, что в состоянии из бессвязного потока слов, изрыгающегося из уст заказчика, выстроить свое представлении о том, что, собственно, заказчик хочет получить — а в МИФИ собрались именно профессионалы. И они, профессионалы эти, за примерно три месяца, пользуясь, конечно, наработками по имеющейся в институте машине М-2, придумали арифметико-логический блок (как раз четырехразрядный), из которого можно было собрать уже машину практически любой разрядности. А так как я им даже самых дефицитных кремниевых транзисторов не пожалела (на «Светлане» пока при производстве процент годных колебался в районе двух), то они такой процессор изготовили. То есть изготовили сразу четыре штуки (в каждом было по сто семьдесят восемь транзисторов), изготовили модуль сопряжения и собрали из всего этого машинку уже восьмиразрядную. Которая при этом имела шестнадцатиразрядную адресацию «внешней памяти» и умела считать числа в диапазоне до тридцати двух двоичных разрядов, правда в этом случае она очень медленно считала. Вся эта машинка уложилась примерно в полторы тысячи транзисторов, что было очень даже неплохо (хотя в той же М-1 триодов вообще меньше восьми сотен использовалось), но для меня главным стало то, что это чудище (внешне машина представляла собой кучу плат на деревянных стойках, густо окутанных проводами) прекрасно работало на частоте в районе одного мегагерца. Транзисторы, однако — но ведь машинка работала с двухбайтовыми числами даже быстрее, чем БЭСМ. Почти в десять раз быстрее, и потребляла не восемьдесят киловатт электричества, а порядка киловатта.
Мне ребята показали машинку живьем восьмого ноября: они меня как раз на демонстрации отловили и пригласили на «торжественный пуск» этого агрегата. И я, откровенно говоря, от увиденного обалдела. А потом обалдели уже и собравшиеся на этот самый пуск разработчики: я же знаю, как поощрять качественную работу. Поэтому я тут же устроила небольшой митинг, всех похвалила и горячо поблагодарила за проделанную работу, рассказала, как этот агрегат нужно срочно доработать (чтобы подключать к нему монитор, магнитофон, дисковые накопители и все прочее, что только сможет придумать благодарное человечество). Так как список необходимых доработок слегка так превышал объем уже проделанной работы, долю ехидства я на лицах слушателей не заметить не смогла — но они-то в данном виде человеческой деятельности как раз дилетанты, а профессионалом теперь была уже я!
Так что когда я увидела, что большинство из собравшихся в зале уже подобрали относительно цензурные слова для ответа на мои приветствия, я свою речь закончила. Простыми словами:
— Как видите, тут еще очень многое предстоит сделать, чтобы от вашей машины была хоть какая-то минимальная польза для советского народа. Но так как кое-что полезное вы все же сделали, я думаю, что не оставить это без скромной награды было бы неверно. Орденов и медалей не обещаю, да и не наработали вы пока на ордена. Но вот небольшие премии… я думаю, что полмиллиона рублей на весь ваш коллектив будет вполне достаточно. Руководителей проекта я жду завтра вечером у себя, со списками всех причастных и с указанием, кто чем конкретно занимался. Да, премию делить тоже я буду, вы уж не обессудьте, но это уже моя работа. Еще раз всех поздравляю и надеюсь, что вскоре появятся и новые поводы для подобных поздравлений. Всем спасибо!
Ну да, у меня по всем работам «полупроводникового комитета» набежала изрядная экономия, а «особый премиальный фонд» вообще почти тратить не пришлось. А так как новая, полностью полупроводниковая машина целиком соответствовала тематике работ комитета, то почему бы и не посвоевольничать? Скорее всего, мне от руководства прилетит по шапке, но, надеюсь, не очень сильно: насколько я успела заметить, и товарищ Булганин считал материальное вознаграждение за особо выдающиеся работы делом вполне нормальным, и другие товарищи в правительстве никогда против такого не возражали. А тут работа — после того, как ее все же закончат — минимум на Сталинскую премию тянет, а там суммы куда как более заметные. Ну а если уж совсем грустно станет, то пусть меня лишат на все деньги «изобретательских» выплат: я и после этого точно не обеднею, телевизоров в стране за прошлый год почти два миллиона сделали, причем именно в моем конструктиве два миллиона. И три с полтиной с каждого телека… я и так не знаю, куда можно столько денег потратить.
То есть знаю. И даже скоро потрачу…
Глава 19
Легко давать обещания сделать цифровую модель чего-то, но чтобы эти обещания выполнить, нужно хотя бы представлять объект моделирования. И как он себя, собственно, ведет — а в случае сферической ракеты в вакууме нужно знать механику. Которую я, собственно, и изучала последние пару лет весьма углубленно — однако уже на этапе составления плана работ по моделированию этой штуки я увидела, что моих знаний явно недостаточно. То есть я и раньше это знала, просто не знала сколько я еще не знаю. И ведь никогда не узнаю, человеческий мозг просто не в состоянии столько знаний в себя поместить. Один человеческий мозг — но вот разум уже коллективный может знать куда как больше — и я начала «собирать коллективный разум». Естественно, из разумов сугубо индивидуальных, однако даже это было очень