— То есть, считаешь, тут копать не стоит?
— Я не считаю, просто сильно сомневаюсь, что тут что-то найти получится. А вот по прочим проектам… я же и стройками разными руководила… стройки курировала… знаешь, думаю стоит среди архитекторов посмотреть: мне парни из МИСИ и МАРХИ говорили, что с принятием их проектов каркасно-монолитных домов кучу других проектов очень заслуженных товарищей в помойку отправили. А ведь если проект принимается, то там, говорят, авторы очень приличные деньги за это получают.
— Ну, я же говорила, что голова у тебя соображать умеет. Еще парочку каких-то умных идей она родить сможет?
— Может быть и сможет, но только не сегодня: я как раз начинаю пугаться. Но в целом, если буржуев исключить, искать, думаю, надо там, где моя работа кого-то лишила больших денег… или званий. Но их только по линии СНТО столько через меня прошло…
— Тогда отдыхай пока. С территории санатория не выходить… да тебя и не выпустят, если что-то нужно будет, скажи Наде, она привезет, а телефоны наши ты знаешь. Официально ты сейчас на больничном… на карантине, как контактер человека с подозрением на чуму. То есть тебе потом именно это в больничный и впишут, так что даже не думай высовываться, ты нам и себе всю легенду поломаешь. Главное нам пока работать не мешай, если понадобишься, то я тебя лично позову. Всё поняла?
— Все… а можно будет как-то договориться с парнями из группы на предмет конспекты лекций заполучить? Сколько на этом карантине-то сидеть придется?
— Светик, я же не врач, я не знаю сколько. А с конспектами… придумаем что-нибудь. Всё, отдыхай, а я пошла работать.
На карантине я просидела почти две недели, и со скуки придумала хитрую гайку, которую без специального ключа ни отвинтить, не завинтить нельзя. То есть завинтить все же можно, с минимальными извращениями, а вот отвинтить… Идею я позаимствовала от пузырьков для лекарств или ядовитой бытовой химии, которые в моей старости любой сотни раз в руках держал — но тогда все принимали их как должное, а сейчас эта гайка проканала за серьезное такое изобретение. То есть о том, что это именно изобретение, я поняла лишь тогда, когда Надя — через которую я эскиз гайки передала Лене — принесла мне кучу бумажек на подпись. Все же Лена давно подобную мою деятельность отслеживала и даже если я сама что-то в этом плане пропускала, она без внимания не оставляла. К бумажкам сугубо официальным прилагалась и записка от Лены:
«Светик, за крышки для флаконов с гадостями тебе будут платить, думаю, по полкопейки с сотни изготовленных, так что если пожелаешь, можешь всем моим лейтенантам по „Волге“ купить в подарок за то, что они всю твою писанину перепечатывают, пальцев не жалея. Но на меня не ссылайся!»
Я, прочитав записку, сначала поулыбалась, а затем, прикинув, сколько подобных флаконов по всему Союзу могут произвести, задумалась. Я уже несколько раз замечала в хозяйственных магазинах щелочь в полулитровых полиэтиленовых флаконах, да и вроде кое-какие лекарства тоже начали в пластиковых бутылочках выпускать — и, так и не сумев подсчитать возможные прибыля, решила, что пяток «Волг» девушкам подарить точно стоит: такой расход на общем фоне я, скорее всего, просто не замечу. А вот что делать с Леной — я пока не придумала, так как она давно уже сказала, что от меня она даже подарки на день рождения дороже червонца не имеет права принимать. Хорошо, что это ограничение хоть на цветы не распространялось, да и на тортик тоже вроде никто внимания не обращал…
А пятнадцатого февраля Лена еще раз приехала за мной (на этот раз на «Волге») и сказала, что карантин закончен. Уточнила официальную легенду: по ней у товарища чума не подтвердилась, просто очень странная аллергия у него была на орехи кешью. А на мой прямой вопрос она ответила уклончиво:
— Мы разобрались, виновные обнаружены и уже наказаны, у нас думают, что больше тебе ничего уже не грозит… Да, давно спросить хотела: а ты из пистолета стрелять умеешь?
— Из ружья умею… из духовушки. В тире неплохо вроде стреляла. А что, нужно и пистолет осваивать?
— Нет, я просто спросила. Ту совещание было… по этому поводу, Павел Анатольевич сказал, что если ты умеешь, то тебе его официально выдать стоит…
— Нет, не умею и уметь, честно говоря, не хочу.
— Правильно, а если что, то Надя умеет более чем неплохо. Только… если она вдруг в твоем присутствии стрелять начнет, ты сразу ложись. Куда угодно ложись, хоть в грязь, хоть в лужу ледяную, ты поняла?
— Поняла, даже в выгребную яму нырну при необходимости. Хотя нет, в выгребной задохнуться легко, я лучше в нее запихаю того, в кого Надя стрелять будет… А все же мне интересно: кто?
— Тебе не интересно, понятно?
— Да… — уныло протянула я, а Лена продолжила:
— И тем более неинтересно, поскольку самолет из пластмассы ребята в МАИ придумали не по твоему указанию, а под руководством товарища Мясищева.
— Все страньше и страньше…
— Ну да, конечно. Ты хоть представляешь бюджеты на разработку новых самолетов? То есть я сама знаю: не представляешь и представлять не хочешь. И учти: я это точно знаю. Да, справку из карантина я в твой деканат уже отнесла, можешь не суетиться.
— А они не подумают…
— Между прочим, эпидемиологическая опасность и в нашу сферу деятельности входит. Не вся, но… И еще: о том, что ты такая умная и вся из себя талантливая даже в МВТУ мало кто знает, а уж о том, сколько ты за изобретения получаешь, кроме нас — первый отдел имею в виду — вообще никто. И даже не догадывается, ты же деньги эти ни на что не тратишь…
Ленин намек по поводу падений в лужи я восприняла не очень серьезно, но оказалось, что совершенно зря. У меня просто забрали «Победу» и теперь, если мне нужно было куда-то по Москве поехать, меня именно Надя и возила, на бежевой «Волге». А поездить пришлось, хотя и не особо много: пару раз в МИФИ скаталась на обсуждение мелких деталей в проектировании новых контроллеров к вычислительной машине, еще четыре раза во Фрязино прокатилась. Фрязинские инженеры все же смогли ручками провести трассировку кристалла, на котором (одном) разместили четырехпроцессорный модуль «мифической» машины, что было само по себе хорошо. А еще они изготовили для собственной лаборатории тактовый генератор и проверили работу КМОП-памяти в режиме перезаписи данных с кристалла на кристалл, и оказалось, что их продукт прекрасно работает без сбоев на тактовой частоте до девяти мегагерц. То есть-то была убеждена, что он и на двадцати мегагерцах так же работать сможет, но их генератор просто больше не выдавал… пока не выдавал. Но и этот результат меня порадовал очень сильно: два байта пересылались с места на место всего за четыре такта, следовательно эта память позволит выполнять (причем сама по себе, без участия процессора) больше двух миллионов операций в секунду. В чтобы процессору вообще в такую работу вмешиваться не требовалось, я придумала еще один контроллер, который управлял пересылкой любого числа байтов с места на место, получив от процессора только адреса начала и конца пересылаемого блока и адрес. Куда его перемещать. Ох и умница же я, ведь все это можно было проделывать даже не прерывая обмен данными между памятью и процессором… ну, почти не прерывая.
А ребята в МИФИ к концу апреля разработали и изготовили контроллеры, позволяющие подключить в компу диски и магнитофоны, а так же (уже по собственной инициативе) новенький буквопечатающий аппарат, разрабатываемый для машин БЭСМ. А я им подсунула еще и монитор (его вообще на грузовике привезли, так как диодные матрицы знакогенераторов едва влезли в металлическую тумбу весом килограммов в двести), но там аппаратный интерфейс уже был подогнан под мифический компьютер, так что ребятам нужно было просто сопряжение с шиной памяти придумать. Тоже работа не самая простая, но они пообещали монитор к машине подключить не позднее июня…
Но все это было «работой с железом», причем в той области, в которой я разбиралась лишь поверхностно. А тот же Владимир Николаевич ждал от меня совсем другого, и я была совершенно убеждена, что ему до деталей имплементации компов в железе вообще дела не было. Но я ведь когда-то училась в том числе и программированию, причем в эпоху, когда даже доступ к живому компьютеру был жестко лимитирован — так что я свою работу пока делала «на бумажке». И не программы писала, а просто расписывала (в меру моего понимания вопроса) алгоритмы разных модулей, что тоже было работой, насколько я понимаю, очень даже новаторской. Не в том смысле, что никто про алгоритмы не знал, сейчас уже в природе существовали даже языки высокого уровня вроде Алгола и Фортрана, но они ведь позволяли всего лишь «считать по формулам», а здесь задачка было совсем иного плана. То есть и считать было много чего, однако мое понимание именно «цифровой модели» чего-то сильно отличалось от того, что под этими словами понимали нынешние теоретики и практики программирования. Просто потому, что нынешним приходилось мыслить в совершенно иных категориях, пытаясь придумать, как программу поместить в пару килобайт памяти и как расчетные данные передавать из одной программы в другую…
Попутно я попыталась через знакомых все же кое-что выяснить — и выяснила (мне маёвцы много интересного рассказали), но ясности новая информация мне не прибавила ни на копейку. Потому что информация была… абсолютно верной, однако ее просто было слишком много. Во-первых, узнала, что совместное предложение КБ Мясищева и СКБ МАИ выиграло конкурс на ближнемагистральный реактивный самолёт, и предложение КБ Туполева было зарублено. Во-вторых, оказалось, что и совершенно студенческий самолетик для местных авиалиний выбил из другого государственного конкурса сразу и КБ Яковлева, предложившего переработанный вариант своего Як-8, и КБ Антонова (то есть, как я поняла, он собрался прелставить что-то, напоминающее Ан-14). Причем почему-то и ту, и другую победу маёвцев в отрасли связывали с тем, что якобы именно я эти проекты «пролоббировала» у товарища Булганина. А моя роль во всех