таких проектах сводилась лишь к тому, что периодически из фондов Московского объединения СНТО я в МАИ мелкую денежку переводила для премирования наиболее талантливых студентов, причем переводила по заявкам институтского комитета комсомола и вообще не знала, кого и за что там премировать собирались.
Еще была совсем уж странная информация, относящаяся к «совершено секретной», но мое непосредственное участие в этих проектах было даже официально указано: у товарища Челомея были разработаны две крылатых ракеты с навигационными системами, базирующимися на «моих» акселерометрах и моих же контроллерах, производимых серийно. Одна — с дальностью до двух тысяч километров запускалась с самолета (исключительно с М-3) — и она привела к сокращению программы производства Ту-16. Вторая — пускалась с наземной установки и шла по заранее запланированному маршруту, производя фоторазведку — и лона отменила и проект КБ Туполева, и аналогичный проект Яковлева. А лично я и вроде даже ильюшинцам слегка кровь попортила: в «моем» СНТО несколько студентов и аспирантов разработали что-то, что было можно назвать даже «модулем планирования и коррекции» для авиабомб в четверть и в половину тонны. Там координаты цели закладывались на аэродроме, и после сброса (если аэродром был не дальше сотни километров от нее) бомба с таким модулем планировала километров на пятнадцать и падала на цель с точностью метров до пятнадцати. Военные от этот пришли в бурный восторг, а Ильюшину вместо разработки нового бомбардировщика приказали провести доработки Ил-28, необходимые для использования таких бомб. И в целом кого я столь сильно обидела, было совершенно непонятно. У меня было, конечно, свое мнение по этому поводу, но все же никакими доказательствами не подтвержденное…
Ну и плевать: я все же Лене верила насчет того, что «больше не грозит», а все прочее — мне нужно кровь из носу хоть что-то относительно работающее товарищу Челомею показать. Не прям вот щяз, но довольно скоро…
Вторую линию по производству микросхем поставили все же не на Фрязинском заводе, а в Брянске (а третью вообще в Брест ставить наметили). И брянские инженеры для пробы взялись сделать кодогенераторы для мониторов. Я вообще очень люблю, когда за дело берутся профессионалы: они, внимательно поговорив с разработчиками этих самых диодных матриц, решили много «почти одинаковых» кристаллов не делать, а сделать один в виде ПЛМ — то есть «программируемой логической матрицы». Хорошая штука: есть микросхема, которая сначала запихивается в программатор — и примерно через полминуты из программатора достается матрица с требуемой логикой, причем с любой требуемой. Правда, для разминки брянские инженеры решили эти ПЛМ делать небольшими (к ним не пришли с ЛОМО машины для создания фотошаблонов на кристаллах и они пока что-то самопальное придумали использовать, но с довольно низкой точностью) — и МВТУшные разработчики мне сказали, что «уже летом» я получу монитор, который «будет не больше телевизора 'Старт». Это меня порадовало, а еще больше порадовало то, что парни из МИФИ решили этот монитор использовать не только для показа информации, но и для «визуального ввода», и сами решили на своем опытном производстве наладить выпуск нужных для этого клавиатур. То есть я изначально имела в виду к монитору клавиатуру присобачить — а они подошли к вопросу прагматично и узнав, что бауманцы этот вопрос «пока не продумали», решили проблему самостоятельно.
Может из-за того, что мне явочным порядком резко сократили возможность ездить по разным местам, а может и из-за того, что я окончательно втянулась в учебный процесс, но сессия у меня прошла прекрасно и все экзамены я сдала на «отлично». Хотя по одному предмету и пришлось изрядно попыхтеть: Лена меня еще в конце марта предупредила, что ей просто запретили в самой категоричной форме «отмазывать» меня по общественным наукам и экзамен по «Политэкономии социализма» пришлось сдавать всерьез. Меня это в течение семестра нисколько не напрягало, я вообще старалась все эти «общественные» лекции не пропускать, так как было просто интересно смотреть, чем нынешние отличаются от «прошлых». Отличались они довольно сильно, и преподаватели в своему предметы относились серьезно, так что я проблем со сдачей экзамена не видела. Однако почему-то на экзамене — и не обратить на это внимание я не смогла — меня начали трясти буквально по всему курсу. И спрашивали меня не только по тому, что на лекциях читалось или на семинарах обсуждалось, а вообще буквально обо всем, что хоть как-то могло иметь отношение к этой самой политэкономии. Но понять, с чего бы преподавателям захотелось меня так сильно потрошить, я не смогла: в конце мне просто поставили «отл» и отпустили на все четыре стороны.
Этот экзамен был у меня последним, и больше до конца обучения никаких экзаменов сдавать уже не требовалось: наступило счастливое время «преддипломной практики». То есть официально работа над дипломом началась сразу после окончания девятого семестра, однако теперь ничто не должно было отвлекать будущего специалиста от работы над дипломом. Вообще ничто, по старой институтской традиции теперь со студентов даже все общественные нагрузки снимались.
То есть вообще все: в комитете комсомола вместо меня («в торжественной обстановке») сняли обязанности руководителя СНТО, назначив на эту должность парня-четверокурсника (которого я же и рекомендовала для этой работы), на должность координатора стройотрядов тоже кого-то выбрали (и его я раньше вообще не знала) — а я стала совершенно свободной. И даже Лене гордо похвасталась:
— Всё, теперь я буду готовить диплом и никто меня больше от этой работы не отвлечет даже на минуту!
— Свежо предание, — улыбнулась начальница нашего первого отдела.
— Это ты к чему?
— Это я к тому, что от должности куратора полупроводниковой промышленности тебя никто не освобождал.
— Там целый комитет работает, и в комитете совсем не дураки собрались, они и без моего кураторства справятся.
— Ты в этом уверена?
— А что меня может с этой уверенности сбить?
— Да почти ничего. Если не считать того, что финансирование всех программ возложено именно на тебя, и без твоей подписи Комитет ни копейки потратить не сможет.
— А я им… Председателю Комитета выпишу генеральную доверенность!
— Ну да, кто бы сомневался. А ты хоть примерно помнишь, сколько средств по этому проекту ты, именно ты направила в СНТО почти десятка институтов? А ведь они работу-то не закончили, как я понимаю, а без тебя Комитет им теперь и копейки не выделит.
— Вот черт!
— Не черт, а Светлана Владимировна Федорова. Впрочем, это почти одно и то же. Но я тебя все же порадую немножко: Там — она показала пальцем в потолок — в курсе всех твоих дел. И в курсе твоих забот, так что для непосредственного управления финансированием программ уже создана группа специалистов. Бухгалтеров, которым ты иногда будешь говорить, что им делать. Бухгалтера очень хорошие, поехали, я тебя с ними познакомлю.
— Куда поехали?
— К нам. На площадь Дзержинского…
Глава 21
Меня серьезно так поразил тот факт, что программы для вычислительных машин сейчас писали в основном те же люди, которые разрабатывали и «железо». То есть было некоторое (довольно небольшое) количество специалистов, разрабатывающих «прикладные программы» — однако и даже среди этой очень немногочисленной группы большинство даже математиками не были, а специалистами в какой-то иной предметной области. Разные там механики, физики — и они вычислительные машины рассматривали исключительно как «большую логарифмическую линейку». Редчайшим исключением была группа именно математиков, окопавшихся в ОКБ Королева — как раз та самая, которая разработала транслятор с Алгола для М-20. Кстати, и сама эта машина в конце пятьдесят седьмого появилась, чем меня очень сильно порадовала. Правда, радость доставила не сама машина, а разработанная для нее периферия, а точнее — мощное печатающее устройство. Потому что в исходном виде «мифическая» машина результаты работы программ выводила только на перфоленту, которую потом распечатывали с помощью телетайпа…
Но к середине июня «исходный» вариант машины канул в лету, причем сразу по трем причинам. И то, что во Фрязино изготовили процессор в виде одной микросхемы, было даже не главной: главной причиной стало то, что там микросхему сделали уже «вычислителя с обновленной архитектурой». Все же приличный опыт управления собственным, хотя и принципиально «капиталистическим» заводом, мне помог направить усилия разработчиков в верном (то есть нужном мне) направлении — и они, очевидно сильно вдохновленные свалившейся на них премией (а там даже самый ленивый участник проекта получил порядка двух тысяч рублей), очень серьезно подошли к моей просьбе по желаемым доработкам. Ну и «доработали»: число транзисторов в процессоре выросло почти вдвое, было разработано уже шесть дополнительных (и очень нужных) внутренних контроллеров — а теперь из выпускаемых микросхем модно было собрать действительно работающий комп.
В архитектуре были заложены пятнадцать фиксированных адресов этих контроллеров (с нулевым адресом ничего в конструкции не предусматривалось), причем с десятого по пятнадцатый уже в схеме ставились контроллеры дисковых устройств (ну, тут я приняла сугубо волюнтаристское решение), а всем вводом-выводом управлял отдельный (пятый) процессор, для которого была добавлена дополнительная память с программами драйверов (сделанная на брянских ПЛМ-ах). И мне притащили (пока еще не домой, а в лабораторию МВТУ) что-то, что было не очень стыдно назвать «персональным компьютером». Причем программы драйверов монитора (с адресом 1) и клавиатуры (с адресом 2) уже хранились в ПЗУ, так что теоретически можно было приступать к работе. Вот только сначала нужно было загрузить «управляющую программу» с перфоленты, проделать еще несколько несложных, но противных манипуляций…
Мня сильно порадовало одно: для компа ребята использовали «мой телевизионный» конструктив, так что даже для замены микросхем с драйверами требовалось потратить всего пару минут. А так как «живых» машин (в разной комплектации) было изготовлено уже шесть штук, я передала две из них в МГУ и там приличная группа студентов под непосредственным руководством товарища Ляпунова приступила к разработке компилятора с нового языка программирования. Лично я выпендриваться не стала, расписала людям синтаксис языка С (как ни крути, а на нем программы все же пишутся в том числе и «под железо»), обозначила временные рамки для первой рабочей версии программы где-то в районе сентября — а сама села за написание простенького «учебника» по этому языку для неискушенных студентов-математиков. Потому что писать программы я и изначально не собиралась, нужный для диплома объем кода я бы смогла написать лет через пятьсот — а у меня осталось всего девять месяцев. Из которых («оставь надежды, всяк сюда входящий!»), несмотря на мои надежды «не отвлекаться», минимум месяц, а то и два придется потратить на чертову промышленность. И, похоже, не только полупроводниковую…