«Если что – заору», – решила про себя Вета. Она и так уже позволила себе – и Артуру – лишнее.
Но Гарин, едва оказался в своей комнате, похоже, самой просторной в квартире, сразу начал рыться сперва в ящиках своего стола, после переместился к высокому модерновому комоду, даже в шкаф с одеждой заглянул. Громова постояла в дверях, потом протопала босыми ногами по пушистому ковру, устроилась на диване, солидном, кожаном, молочного цвета. Все указывало на то, что родители для сына ничего не жалели, и комп на столе крутой, и стереосистема. Впечатлил и книжный шкаф под потолок, густо заставленный. Вете хотелось изучить обложки книг, но тут Гарин ликующим голосом воскликнул:
– Во, нашел!
Подошел, плюхнулся рядом с ней, в руках у него оказался обычный альбом для рисования. Ветхий, пожелтевший, видавший виды.
– Что это?
Артур мельком глянул ей в лицо, во взгляде читалась явная обида.
– Ты что, забыла? Наш альбом пугательных историй. Я даже его подписал, а, нет, не стоит смотреть. – Артур поспешно прикрыл рукой какие-то закорючки, отдаленно похожие на буквы.
– Напомни немного, – попросила Громова.
– Напоминаю: когда в старшей группе был карантин по ветрянке, мы с тобой заболели в один день. Нам тогда долго не разрешали вставать с постелей, у меня ноут отняли и телевизор из комнаты унесли, типа для глаз вредно. А однажды я услышал шорох и стук в окно, за закрытыми шторами. Перепугался жутко, думал, вор лезет или какое-нибудь потустороннее существо! Но собрался с духом, отдернул штору и увидел, что там раскачивается на веревке вот этот самый альбом. Ты начала рисовать в нем одну страшную историю, типа комикс. История про дом, в котором живут вампиры, поэтому днем из него никогда никто не выходит. Зато ночью из каждого окна по стенам спускаются эти самые вампирюги. Но люди этого не замечают, просекли лишь двое детей, девчонка и пацан. И то потому, что их оставляли в садике в ночной группе, окна спальни выходили на тот дом, а им по ночам не особо спалось. Вот, глянь.
Вета полистала альбом, увидела жуткий серый и немного покосившийся дом, по которому деловито сползали вниз люди, кто в костюме, кто в униформе. Одна блондинка прыгала по карнизам в модельных алых туфельках на острых каблуках и в вечернем платье.
– Это ты рисовал?
Артур коротко кивнул. По сравнению с каракулями маленькой Инги Нелюбиной его работы отличались придумкой и мастерством.
– А ты классно рисуешь.
– Только теперь заметила? – хмыкнул Гарин.
Вета как-то невовремя размякла и была близка к тому, чтобы во всем признаться. Сказать, что не имеет никакого отношения к альбому, а та, с кем Артур в самом деле ходил в детский сад, теперь очень далеко. Но вместо этого спросила:
– А тебя что, оставляли в садике в ночной группе? Сейчас вроде так редко поступают.
Парень помотал головой.
– Это тебя оставляли. Неужели ничего не помнишь? Твоя мать тогда уже погибла, отцу было не до тебя. Но ты так сильно плакала, когда всех забирали, а тебя – нет, что я однажды наотрез отказался уходить. Скандалил и орал, что останусь с тобой. Мои родители договорились с ночным воспитателем, чтобы в самом деле оставить меня на одну ночь. Думали, я перепугаюсь и больше не захочу. А мне наоборот, понравилось. Мы с тобой там круто зажигали, странно, что ты забыла.
– Я помню, – соврала Громова. – А почему альбом остался у тебя?
– Потому что тебя застукал отец, когда ты в окно спускала за ним веревку с крюком. У вас же там гостиная, ты в нее пробиралась потихоньку. Тебе влетело, а окно с тех пор всегда было наглухо закрыто. Потом мы снова стали ходить в садик, появились другие развлечения. Но круто же, что я про него вспомнил?
– Круто, – вздохнула Вета. – Жаль, что ты этого не сделал чуточку раньше.
Артур непонимающе нахмурился.
– В смысле?
– Ну, хотя бы в начале учебного года. Когда Инг… когда я так нуждалась в поддержке.
Лицо парня напряглось, стало недовольным, брюзгливым – и Вета пожалела о сорвавшихся с губ словах. В самом деле, к чему это все теперь? Настоящая Инга Нелюбина в Донном мире про Артура и думать забыла.
– А теперь у тебя все шоколадно, так ведь? – протянул Гарин, зло сузил глаза. – Папика себе нашла, у него и живешь, верно? Что трясешь головой, об этом все в гимназии уже знают! А чего он тебе одежду-то нормальную не купит? Ходишь в тряпье, как и всю свою жизнь, смотреть противно.
Вета аккуратно переложила альбом на диван, встала и сказала:
– Ладно, мне нужно идти. Спасибо за воспоминания о детстве.
Артур напротив нее всем видом изображал равнодушие, сложил руки на груди, кривил рот.
– Ну давай.
Вета подождала немного – Гарин не двигался с места. Тогда с самым независимым видом, на который была способна, она вышла в прихожую, натянула кроссовки, сдернула с вешалки куртку. Мать Артура тоже не появлялась, из комнаты доносилась тихая музыка, кажется, Бах. Пытаясь разобраться с чужим звонком, Громова сломала ноготь, но все же отворила, шагнула на площадку и прислонилась спиной к стене. Запрокинула повыше голову, чтобы не дать пролиться слезам. Зачем она все испортила? Ведь никогда прежде Артур не открывался ей с такой стороны. Не был таким… ну теплым, что ли. А она начала выяснять отношения, ладно бы за себя – за Ингу! Как же глупо!
Нужно было уходить. Громова сделала шаг к лестнице – и вдруг замерла на одной ноге, насторожилась. Ей почудилось, что в подъезде кто-то есть, и этот кто-то там внизу затаился и поджидает ее. Подтверждений внезапному страху никаких не было, только интуиция буквально орала: «Опасность! Опасность!»
Хлопнула за спиной дверь, на площадку вышел Артур в наброшенной на плечи куртке. Глаза сердитые, смотрит в сторону. Сказал:
– Ладно уж, Нелюбина, пошли провожу. Все равно по делам нужно.
Страх сразу улетучился. В самом деле, наверняка у нее нервишки расшатались. Даже если курит кто на площадке, к ней это отношения не имеет.
– Пойдем!
– Или в киношку? – задумчиво и все так же в сторону предложил Гарин.
– Прости, не получится. Я присматриваю за двумя девочками, ну там, где сейчас живу. И они уже ждут меня.
Артур перестал от нее отворачиваться, кивнул головой:
– Ладно, кино тогда в другой раз.
– Заметано!
Начали спускаться по лестнице, Вета шла впереди. В узкие окна на лестничных площадках било предзакатное солнце, пыль в его лучах шустро исполняла причудливый танец. Артур позади двигался почти бесшумно, она и раньше за ним замечала такую способность. И чувствовала себя защищенной, да что там – почти счастливой.
На площадке между вторым и первым этажами окно было закрашено, а свет в подъезде еще не зажгли. В полутьме на ступенях стоял человек. Оперся о стену спиной, а одну ногу закинул на перила, не курил – просто стоял. Он был без верхней одежды, в черной толстовке с пугающе-точным, со всеми анатомическими деталями светящимся черепом во всю грудь. Страх вернулся, и Вета замерла на середине лестничного пролета.
Незнакомец посмотрел на них, ухмыльнулся. Полумрак частично скрывал его черты, видно было лишь, что голова у него круглая и очень крупная, даже для крепкого рослого тела. Лицо как блин, нос вислый и почти закрывает верхнюю тонкую губу, глаза такие, будто кто-то с силой оттянул нижние веки вниз, да они такими и остались. А лет ему примерно девятнадцать.
– Привет, Инга! – сказал парень нарочито заботливым голосом. – Что это ты домой не заглядываешь? Родители по тебе соскучились. И я тоже, кстати.
Вета сообразила, что это и есть тот самый Жорик, сводный брат Инги Нелюбиной, которого она так опасалась. Но ей-то, Вете, с чего пугаться? Они в подъезде днем, за спиной стоит Артур. Если что, начнет орать «Пожар!», как ее когда-то отец научил, чтобы наверняка привлечь внимание жильцов – а кричать она умеет очень громко. Или вообще свою пантеру призовет.
– Зайду как-нибудь, – ответила нейтральным тоном.
– Зачем же как-нибудь, раз ты почти дома? Сейчас давай пошли. Отец как раз хотел тебя видеть, разговор к тебе есть.
– Отец на работе, – наудачу сказала Вета.
– Самая умная, да? – начал свирепеть Жорик, его показного благодушия надолго не хватало. – Болеет твой батя, на работу не ходит. Видел тебя в окно и велел привести. Давай, кругом марш!
– Отвали от нее! – за спиной Громовой сказал Артур. Но как-то неубедительно прозвучало, слишком тихо. Жорик только хохотнул, поднялся на несколько ступеней. Одной рукой взялся на перила, другой оперся о стену.
– Эй, красавчик, это ты там прячешься? Даже не заметил тебя. Давай, вали по своим делишкам, пропускаю.
И поднял левую руку, как шлагбаум. Пальцы сложил для щелбана, довольно хохотнул.
Пауза. Потом Артур схватил Вету за куртку на спине и подтянул к себе. Теперь они стояли на одной ступеньке, и девушка со страхом увидела, что его правая рука снова выдвинута вперед и сжата в неплотный кулак.
– Это ты вали, Жорик! Даю тебе последний шанс убрать свои лапы и очистить нам путь. – Теперь голос Гарина звучал без всякой неуверенности, громко, торжествующе.
Жорик явно удивился, уронил на плечо голову.
– Это кто там у нас заговорил? Даже не знал, что ты умеешь, красавчик. Тумаки всегда без писка получал. Что, решил выпендриться перед моей сестричкой? Зря ты это затеял…
И пошел на них. С шумом ставил на ступеньку одну ногу и на мгновение замирал, потом медленно сгибал в колене другую и при этом не отрывал от ребят глумливого взгляда. Вета попыталась вывернуться из рук Артура и освободить немного пространства, чтобы можно было призвать пантеру. Но Гарин не отпускал, крепко держал левой рукой за пояс. Шепнул:
– Стой на месте, сейчас увидишь, что будет.
– Артур, не смей! – взмолилась она.
– Да, красавчик, беги, пока не поздно, – неправильно истолковал их разговор Жорик. Их уже разделяли пара ступенек, Вета чувствовала табачную вонь от его одежды, видела белесые заеды в уголках губ. Пространства для маневра почти не оставалось. И тогда Гарин выкинул вперед правую руку, провел по воздуху наотмашь, крест-накрест.