— Костюм Липсту даст Казис! Вы оба — Голиафы, одного роста.
— Ты так думаешь? — усомнился Липст.
— Определенно. Готов поспорить на что угодно. Если только он дома. И где была моя голова вчера?! Робис прав, наверно, я и в самом деле тронутый.
Казис оказался дома. В байковом тренировочном костюме он сидел на кровати и штопал носки. Этого Липст никак от него не ожидал. После всех чудес, которые Угис рассказывал про Казиса, Липст рассчитывал, что они застанут чемпиона шоссейных гонок по меньшей мере стоящим на голове или жонглирующим кочергой. А он штопал носки и преспокойно слушал патефон. Для Липста это был удар.
Ага! Все же воспетый Угисом гоночный велосипед — не выдумка! Вилки и рама толщиной с макаронину, два ручных тормоза, сменная передача. Вещица хоть куда, ничего не скажешь!
Липст высвободил руку, которую крепко держал Угис, и остался стоять у порога.
На небольшой полочке у стены — книги, главным образом библиотечные. Над кроватью портрет. (Так же, как у Угиса!) Нет, это не Тенсинг. На снимке сам Казис в штурмовом костюме альпиниста с ледорубом в руке. Наискось через всю фотографию надпись: «На Эльбрусе. 1958 год».
Угис, захлебываясь, торопливо излагал причину их внезапного вторжения. В нескончаемом потоке слов не прозвучало ни одного, на взгляд Липста, вразумительного довода. Угис отнюдь не уговаривал Казиса. Все его старания были направлены на то, чтобы друг понял, в сколь ответственный поход сегодня намерен отправиться Липст и как выиграет костюм Казиса, если сегодня вечером окажется на Тилцене.
Казис спокойно слушал. Он слегка нахмурил лоб, на губах еле заметная ухмылка. Откажет, конечно… еще немного, и расхохочется. А пока Казис внимательно слушал, храня на лице каменную непроницаемость, которой мог бы гордиться любой индеец, если только они бывают белобрысыми.
— Ну, все, — Угис хлопнул в ладоши. — Давай сюда костюм. Ты ведь дашь, да?
— Сами берите, — сказал Казис, окидывая довольно смущенного Липста непостижимым для истолкования взглядом.
— Я не знаю… мне неудобно, — Липст почувствовал, что настал его черед что-то сказать. — Мы ведь почти не знакомы… Это идея Угиса.
Казис отбросил починенный носок и, раскинув мускулистые руки, растянулся на постели во всю длину.
— Если надо, бери, — сказал он. — Чего тут долго философствовать! Не знакомы? Наденешь мой костюм, и будем вроде как родственники. Кое-кто нас даже не различит.
— А тебе не жаль? — чтобы назвать Казиса тоже на «ты», Липсту пришлось изрядно поднатужиться. — Не знаю, дал ли бы я костюм другому… Могут испачкать, порвать…
— Конечно, жаль, — откровенно признался Казис. — И особого желания давать его тебе нет. Но эгоизм — отвратительное качество. Надо постепенно избавляться от него.
Что-то в этих словах показалось Липсту очень знакомым.
Их вполне мог бы произнести Угис! И тогда Липста они вряд ли удивили бы. Теперь же, в устах Казиса, они звучали куда многозначительнее.
— С одеждой дело не совсем так, — покачал головой Липст. — Я считаю, что одежда как бы часть самого человека. Как волосы и кожа. Даже в гроб никого не кладут раздетым.
— В наши дни есть люди, которые, когда надо, отдают другому даже кожу. Но я не смог бы, — сказал Казис.
— Я тоже нет, — вздохнул Угис. — Для этого нужна серьезная тренировка.
Выходной костюм Казиса немножко узковат в плечах, но в остальном сидит на Липсте отлично. А материалец каков! Такого Липст даже не видал — до чего тонок, до чего легок. А как сшит, что за работа!
— Наверное, шил у дорогого портного, — Липст осторожно прикоснулся к лацкану пиджака.
— Не угадал, — покачал головой Казис. — Фабричный. В Москве купил. Шерстью он даже не пахнет. Чистая химия. Подкладка не пришита, а на клею.
Липст перестал двигать перед зеркалом руками и подозрительно осмотрел плечевые швы.
— Правда?
— Не бойся! Химия — штука надежная.
— Я тоже хочу себе химический костюм, да в Риге не делают, — с сожалением констатировал Угис.
Он ни на миг не отходил от Липста, приподнявшись на цыпочки, разравнивал плечи у пиджака, снимал с воротника пылинки, расправлял малейшие складки.
— Липст, а галстук у тебя найдется? — деловито поинтересовался Казис. — Лучше всего подошел бы зеленоватый в полоску.
— Зеленоватого в полоску у меня нет.
— Тогда вот тебе еще и галстук. А платочек в нагрудный карман есть?
— Платочек я дам! — воскликнул Угис и бросился к двери. — Сейчас.
Минут через пять Липст стоял выряженный как для выставки.
— Вид у тебя потрясающий, — восторгался Угис, то отступая на несколько шагов, то медленно приближаясь.
Липст, вытянув шею и задрав голову, неуклюже поворачивался перед зеркалом и сконфуженно улыбался.
— Ну, ладно, — сказал Казис. — Носи на здоровье. Скоро уже семь.
— Семь?! — спохватился Угис. — Я должен бежать в школу.
Липст осторожно натянул старое пальто на новый костюм.
— Спасибо, — он протянул Казису руку. — Спасибо вам, ребята!
Из коридора Угис снова метнулся в комнату Казиса.
— Дай Липсту книжку про Колумба. В жизни бывает всякое. Может, на этом вечере будет не так уж интересно.
— Эх, Угис, и когда ты, наконец, поумнеешь? — сказал Казис. — Что значит «интересно»? Если человек в таком настроении, как сейчас Липст, то там он может быть только счастлив или несчастлив.
Угис стоит неподвижно — он думает медленно и каждое услышанное слово должен основательно разжевать, прежде чем переварить.
Казис сидит на кровати по-турецки и неторопливо накручивает патефон. Если бы фотограф запечатлел это мгновение, подпись подошла бы такая: «Монтигомо, предводитель команчей, слушает «Прелюдию» Листа (снимок сделан в юности)».
Однажды Липст видел иностранную кинохронику: где-то в Риме или Париже среди буржуев во фраках и декольтированных дам вертелись куклоподобные девицы в нейлоновых купальниках, отделанных мехом нутрии. Как выглядит демонстрация туалетов в советском Доме культуры, Липст не представлял. По сути дела, это и не очень его интересовало. С тем же успехом он мог бы отправиться на выставку грибов или научную консультацию по технике вышивания «крестиком». Если у Липста и пробежали мурашки по спине, когда он открывал дверь в зал, то только от смешанной с робостью надежды увидеть Юдите. По какому поводу здесь появится Юдите и как произойдет их встреча, Липст не думал. Он знает: здесь будет Юдите, и этого вполне достаточно, чтобы его захлестнула волна лихорадящей тревоги, начисто смыв остатки отваги и самоуверенности.
Липст вспомнил: костюм узок в плечах. Надетая утром сорочка потеряла свежесть. Из верхнего переднего зуба выпала пломба, а на носу вскочил маленький красный прыщик. Пугливо озираясь по сторонам, Липст еще раз подтянул галстук, провел ладонью по тщательно причесанным волосам (джунгли благодаря бриолину преобразились в культурный парк с дорожкой пробора над левым ухом).
От сцены через зал тянулось похожее на длинный стол возвышение. По обе стороны расставлены стулья. Сесть ближе третьего ряда у Липста не хватило смелости. Публики еще немного. Народ разный, как в театре. Когда люди приоденутся, по их виду не скажешь, кто перед тобой — инженер или рабочий, врач или конторщица. Несколько пожилых женщин, по всей видимости портних, пришли сюда словно на лекцию — с блокнотами и карандашами. Впереди Липста расположилась шумная компания. Крепкие челюсти, не переставая, что-то жуют, ноги в фантастических мокасинах отбивают такт и нетерпеливо шаркают. Для этих домонстрация одежды — последнее дело. Они ждут не дождутся, когда начнутся танцы.
Зал постепенно заполнялся.
Вдруг шея Липста вытянулась из воротничка. Неподалеку от сцены, в самом первом ряду, сидит мужчина с головой, похожей на головку голландского сыра. Этого типа Липст видел один-единственный раз, но узнал бы даже в карнавальной Маске. Тот самый пижон, что был с Юдите. Он поистине образец гармонии. Не только галстук прекрасно сочетается с сорочкой, но даже лицо с костюмом. К широкой, самодовольной роже на диво подходит красно-фиолетовая искорка бельгийского трико рублей этак по пятьсот за метр.
Темнота. Яркий свет. Аплодисменты. На сцене появляется женщина и что-то говорит. «Ну, конечно, — думает про себя Липст. — «Сыр голландский». Он… А как же иначе? Только болван мог надеяться, что его тут не будет». В первый момент Липст чувствует себя сраженным. «И что же мне все-таки надо? Издали полюбоваться Юдите? Увидеть, как ее встретит этот паршивец и, чванливо ухмыляясь, уведет отсюда?»
— Джо с Колдуньей вчера законный рок-н-ролл рванули у «Строителей», — прошепелявил впереди Липста кто-то из шумной компании.
— «Хулу» повертеть бы надо, да кольца не достанешь. Жуткая отсталость нашей промышленности, — отозвался другой.
Липсту вдруг показалось непонятным, почему он здесь, почему впереди восседают эти жвачные животные, а женщина на сцене распространяется о вкусе, культуре и красоте. Он прикрыл глаза и старался думать о другом. Наконец в туманном сумбуре мыслей одна засветилась ярче и перенесла Липста обратно в общежитие к Угису и Казису. Раздув щеки, усердствует, налегая на утюг, Угис. Как он там сказал:
«Разве это не великое счастье, что я появился на свет человеком? Ведь с тем же успехом я мог родиться клопом или слепым червяком…»
Казис протягивает костюм: «Конечно, жаль… Бери…»
«Почему сейчас на месте этих подонков не они?» — думает Липст. Если бы рядом были Угис и Казис, все выглядело бы иначе. Однако минута слабости миновала.
«Не отступать! Только не отступать! Чем ты хуже тех, что сидят вокруг? Ты затесался сюда совсем случайно. А почему бы нет? Юдите не захочет тебя узнать? Ты тоже можешь напустить на себя гордость: «A-а, привет, Юдите! Как поживаешь? Хорошо? Я тоже не могу пожаловаться…» И все. Неужели она до сих пор не разглядела, до чего этот «Сыр голландский» квелый и обрюзгший? Слизняк!»
Липст провел ладонью по рукаву химического костюма и выпятил грудь. В нем просыпалась жажда борьбы.