Робис подбежал к приемнику и настроился на Москву.
В этот момент в квартире опять зазвенел звонок. Все разом повернули головы к двери.
— Пойди, Робис, открой, — сказала Ия. — Это, наверное, Угис.
Он не стал раздеваться в передней, а сразу влетел в комнату. Увидев Казиса и Вию, немного смутился и покраснел. Словно замерзшего щенка, Угис держал за пазухой радиоприемник «Турист», который тихонько чирикал то же самое, о чем его большой брат на полу вещал самодовольным басом.
— Я только на минуту, — буркнул Угис, комкая в руках мокрую ушанку, — забежал в связи с ракетой. А заодно и попрощаться.
Все молча уставились на Угиса как на привидение.
— Надо еще заскочить на почту и послать телеграмму в Москву, пускай меня зачислят в первую команду астронавтов, которые полетят на Луну, — сказал он, и нельзя было понять, шутил он или говорил всерьез. — Надеюсь, на этот раз мой рост будет преимуществом…
— Послушай, Угис, — сказал Робис, — не валяй дурака. Ты что, действительно завтра уезжаешь?
— Да, — Угис повернулся к Робису и сразу напустил на себя торжественность, — завтра.
— Даже если бы я взял тебя в свою бригаду по сборке мопедов?
— Да, — подтвердил Угис, — даже и тогда.
Казис шагнул к Угису. Их взгляды встретились. Глаза Угиса сделались большими и темными.
— Угис, — сказал Казис, — даже в том случае, если бы я просил тебя не уезжать? Экспериментальный цех расширяется. У Липста скоро кончается срок обучения, и тогда я мог бы тебя…
Угис бросил быстрый взгляд на Вию, потом на Липста, на Ию, на всех по очереди. Лишь на короткое мгновение нескрываемая радость сменила на его лице выражение твердости, но тут же он уверенно повернулся к Казису и отрицательно покачал головой.
— Даже и в этом случае, — сказал он. — Спасибо, Казис! В твоей дружбе я никогда не сомневался.
И добавил после паузы:
— Это дело решенное. Я ведь не бегу от вас. Я уезжаю, потому что считаю это более правильным. Неужели так трудно понять? Да и уезжаю не навсегда.
За окном по-прежнему падал и падал снег.
Последние известия кончились. Оба радиоприемника негромко наигрывали Пятую симфонию Чайковского. Угис сидел рядом с Ией, спиной к Вии, и, подперев подбородок руками, внимательно слушал. Казис стоял у окна и тихонько барабанил пальцами по стеклу. Робис, скрестив руки на груди, ходил взад-вперед по комнате.
Липст сидел на кровати и думал о завтрашнем дне. О Юдите, которая еще могла прийти, и об Угисе, который не мог оставаться. О любви и дружбе, о силе и слабости.
Великолепные аккорды симфонии прикасались к сердцу и заставляли его вибрировать подобно натянутой струне. И, быть может, благодаря тому, что в комнате царило такое странное приглушенное настроение, благодаря тому, что они, наконец, опять вместе, Липст не испытывал колючей грусти расставания.
Да и что значила грусть расставания по сравнению с благородной человеческой жаждой простора? Со стремлением к поиску и открытию? С неудержимым желанием покорить неоглядную даль горизонта?
Были времена, когда отважные искатели бесстрашно отправлялись за моря и океаны, даже не зная, есть ли конец им и край. Шли путями, которых не было ни на одной карте. Ведь и у них где-то оставались друзья и родные. Завтра человек рванется еще дальше. В преодолении непостижимых далей космоса на дорогу уйдут целые человеческие жизни, и лишь следующим поколениям будет суждено достигнуть конечной цели путешествия…
Угис уезжал в Магадан. Ну и что? Это же не означало его исчезновения. Люди могут быть очень далеко друг от друга и все же оставаться очень близкими. Так же, как они могут быть совсем рядом — и быть бесконечно далекими.
Первым эту истину осознал Угис. Угис — отважный, железный парень. «Да, — подумалось Липсту, — странно все-таки. А ведь очень часто мы даже не замечаем, какие замечательные люди идут с нами рядом…»
Стены маленькой комнаты словно раздвинулись, сливаясь с простором окружающего мира. Птицы-мысли летели на сверкающих крыльях через пространство и время.
Ночью Липст плохо спал — во сне он видел Угиса и Юдите. Втроем они подымались на гору. Потом сверху на них ринулась лавина: Юдите исчезла. Они с Угисом долго звали, кричали, но Юдите так и не откликнулась…
Липст пробудился и не мог больше заснуть. В комнате было темно, и лишь чуть синел квадрат окна.
«Придет она или нет? — думал Липст. — Вот и настал этот день». С того дождливого сентябрьского предвечерья, когда они расстались в пустынном сквере, Липст ни разу не видел Юдите. Она словно в воду канула, и Липст ничего не знал о ней. Ехидному замечанию Сприциса насчет свадьбы он не верил. Он по-прежнему любил Юдите и недоумевал, почему ее нет больше рядом. Время смахнуло и развеяло осадок горьких воспоминаний, оставалась лишь нетронутая красота первой любви, которая в череде дней не увяла и не погасла. Это чувство временами щемило, временами перерастало в жгучую боль, но не исчезало. Оно укоренилось навеки, и вырвать его можно было только вместе с сердцем. «Она придет, — думал Липст. — Ведь она не любит и никогда не любила Шумскиса. Затмение может тянуться месяц, год. Затмение не может продолжаться всю жизнь. Она придет…»
Январское утро медленно и нехотя вылезало из черных перин ночи.
Электрическое освещение в цехе не выключали почти до полудня, и оно лишь усиливало гнетущее ощущение, будто время остановилось и не будет конца ночи ожидания.
Незадолго до окончания смены Казис сказал Липсту:
— Поезд Угиса отходит в половине одиннадцатого. Ты придешь?
— Конечно…
— Надо бы минут за десять.
— Хорошо! Я буду раньше.
Липст поглядел на часы. До отъезда Угиса еще целая вечность. Об этом сейчас можно не думать. Через час ему идти на свидание с Юдите. «Придет или нет?» Где-то в глубине души Липст ощущал легкую дрожь. С каждой минутой она пробирала все сильнее. Дрожали губы и пальцы, постукивали зубы.
Из цеха Липст умчался самым первым. Пальто он натянул, когда бежал по лестнице. У ворот толпились практиканты-школьники. Липст протолкался через их веселую ватагу и выскочил на улицу.
Снаружи гораздо светлее, чем казалось из окна освещенного помещения. Недавно выпавший снег, постепенно тая, придавал городу предвесеннюю свежесть. Дул бодрящий ветер, как в марте или апреле, когда начинается ледоход. Липст миновал трамвайную остановку и шел прямо к скверу.
«Придет Юдите? — в который раз спрашивал он себя. — Она придет? Она придет?» — И мысли отзывались в нем лесным эхом: «Придет… придет… придет…»
Вот уже хорошо виден сквер. Сердце колотится, будто хочет выпрыгнуть из груди. Липст не поверил своим глазам. Она! Она! Юдите сидела на лавочке возле детского ящика для песка. Липст пробежал несколько шагов бегом.
Не Юдите… На скамейке сидела девочка в школьном берете. Она даже не походила на Юдите.
Липст остановился и принялся теребить пуговицы на пальто, то застегивая, то расстегивая их. Пуговицы были крупные и никак не пролезали в петли. На часах без десяти пять.
«Погоди, Юдите еще может прийти», — утешал себя Липст. Но уже знал, что она не придет.
Прождав до пяти, Липст решил уйти, но сзади кто-то тронул его за рукав. Это был Казис.
— Ты что здесь стоишь? — удивился он. — Ждешь кого-нибудь?
— Ждал, — кивнул Липст, — но не пришла.
Казис задумчиво посмотрел в глаза Липсту.
— В какую сторону теперь пойдешь? — спросил он, помедлив.
— Надо домой ехать.
Следующая остановка была довольно далеко. Липст оглянулся.
— Пожалуй, я пойду обратно, — добавил он.
Казис взял Липста за плечи. Они стояли один против другого, оба почти одного роста, большие и сильные. Липст за последнее время заметно раздался вширь.
— Назад не иди, — покачал головой Казис. — Пойдем вперед. Пошли. Нам по пути.
— Ты прав, — согласился Липст, — возвращаться не стоит.
На сквер сбежались ребятишки и, весело гомоня, принялись лепить снежную бабу. «И все-таки она придет, — думал про себя Липст. — Когда-нибудь она придет… придет…»
Состав уже подан. Липст, Казис, Робис и Вия с Ией ходили вдоль вагонов и разыскивали Угиса.
Он прибежал за пять минут до отхода и, задыхаясь, сел посреди перрона на тяжеленный чемодан.
— Это здорово, что вы пришли! — воскликнул Угис.
— Мы-то пришли, — Ия воткнула в его петлицу крохотный букетик цветов, — да вот за тебя уже начали волноваться.
— У меня была куча дел: сдать книги в библиотеку, получить белье из прачечной, попрощаться с Алмой…
Вия тоже держала букетик, прикрывая ладонью, словно огонек на ветру.
— Ну, Угис, — сказал Казис, — ну так…
— До свидания. Ведь не навсегда уезжаю.
— И пиши, как там у тебя дела пойдут. Сообщай свои координаты.
Угис не отвечал. Они долго не выпускали руки друг друга.
— Я буду тебе присылать заводскую газету, — пообещал Липст. — А если хочешь, и книги тоже. Только напиши.
— Спасибо, Липст.
— Теперь, Угис, ты поплаваешь на корабле…
— Это еще не скоро…
— Угис поплывет на второй полке, — засмеялся Робис. — Чего тут долго рассусоливать — держи лапу. Ну и вообще — не подкачай там.
Угис пожал руку прежде всего Липсту. Потом Робису. После этого отвернулся и довольно долго проверял замки на чемодане.
— Пожалуй, пора в вагон, — сказал, наконец, Угис. — А то, пока прощаемся, не заметим, как поезд уйдет.
Ия засмеялась.
— На севере холодно. Нос не отморозь. Одевайся потеплее.
— Не беспокойся. Застрелю десяток медведей и сошью себе шубу.
Ия опять засмеялась. Угис взялся за чемодан.
— Ну, так…
— Уги, милый… А со мной? Со мной ты не прощаешься? — Вия протянула руку с букетиком.
Тяжелый чемодан грохнулся на асфальт. Угис подошел к Вии и протянул ей руку. Вия проворно нагнулась и чмокнула его в щеку. Угис встрепенулся, подхватил чемодан и без оглядки побежал к вагону.
— Уги… цветы!
— Счастливого пути! — смеялась Ия.