– Нет, Джо. Это дело никак не связано с твоим отцом, поверь. Это… впрочем, мама сама тебе расскажет. К тому же, ты несправедлив к матери. Естественно, она хочет получить от твоего отца содержание. Ты же видишь, как много она работает, а еще она мечтает отправить тебя в колледж.
Не то, чтобы мне требовалось как-то успокоить парня. Он был еще маленький и тощий, а голос даже не начал ломаться, а я всегда считал, что всем людям, в том числе и детям, лучше говорить сразу всю правду. Но я чувствовал, как выросли уши миссис Гэллоп, усиленно хлопотавшей на кухне. Мне вовсе не хотелось, чтобы милая соседка начала разносить вести о жизни Габи по всей округе.
– Могу я пожить у тебя? – вдруг спросил Джо.
– Эээ. Не думаю, что это хорошая идея. У меня квартира еще меньше, нет свободной спальни. К тому же я все время на работе, могу уйти в любой момент. Мама явно не одобрит. И до школы тебе от меня далеко добираться.
Наконец прискакала Харриет с подносом, на котором громоздился кофейник с бежевой бурдой, сливки, сахар и какие-то печенья. Я с трудом заставил себя проглотить чашку месива и минут пятнадцать поддерживал вежливый разговор о наших с Габриэлой свадебных планах. Убедившись, что из меня больше ничего не выжать, хозяйка поволокла поднос обратно на кухню.
– Здесь такая тоска, – признался Джо. – Я все равно сегодня ночью убегу из квартиры, года она заснет. Мы с друзьями договорились встретиться в парке в Анахайме.
Не хочу гадать, как бы я отреагировал на подобное признание, если бы Джо был моим сыном. По опыту я знаю, что многие родители обращались ко мне с просьбой разыскать их ребенка-подростка, который ловко выскользнул из дома, пока они думали, что он мирно спит в своей постели. И как в воду канул.
– Постарайся не влипать в неприятности. Скоро все наладится, – вот и все, что мне удалось выдавить из себя.
Глава 18
Выйдя из дома Габриэлы, я некоторое время посидел в машине, раздумывая, куда мне двинуться дальше. Ехать домой было еще рано, идти в кино не слишком хотелось. Наконец я принял решение, завел мотор и направился на бульвар Олимпик в Мемориальную публичную библиотеку, в которой работал мой приятель Маркус Ван Ренн.
Я познакомился с ним лет пять назад, поскольку был частым посетителем библиотеки, а, как оказалось, Маркус всегда готов был с удовольствием проконсультировать меня относительно хороших книг, восполнявших пробелы в моем образовании. Он также неплохо разбирался и в современной литературе (в том числе и запрещенной в США), хотя душа его всецело принадлежала «малым елизаветинцами», а, может, и «Озерной школе» – к своему стыду я так и не научился ценить английскую поэзию любой эпохи. Собственно, и в библиотеке Ван Ренн работал на полставки, поскольку мог сочетать эту должность с собственными изысканиями для научных трудов, которые он публиковал, будучи приглашенным преподавателем английской литературы в частном колледже Роббена.
Когда несколько лет назад Маркус узнал, что я работаю частным детективом, а еще раньше служил в полиции, он был несколько шокирован (подозреваю, что, как и все университетские преподаватели, Ван Ренн тяготел к радикальным настроениям, расползающимся из Беркли), но впоследствии смирился с этим фактом, как и с моей неспособностью видеть красоту силлаботоники16.
Я застал Маркуса в его крошечном кабинете, затерянном за рядами стеллажей, и пригласил разделить со мной ужин. Он без промедлений согласился, надел пиджак, шляпу и запер дверь. Мы отправились в тот самый тихий ресторан с джаз-бендом, в который я так и не сводил Луэллу.
Покончив с нашими бифштексами и разнообразными закусками, мы заказали бурбон.
– Дуглас, когда вы на меня так смотрите, будто я тоже являюсь съедобной частью обеда, я сразу начинаю подозревать, что вы не просто так решили провести со мной вечер, – усмехнулся Маркус, пододвигая себе пепельницу и достав из кармана исключительно вонючую гвоздичную сигариллу. – Вы хотели поговорить со мной о книгах? Или вам снова нужна моя консультация по литературе для очередного дела?17
– И вы это поняли по моему взгляду?
– Исключительно плотоядному. Вы едва дождались, пока убрали тарелки, а потом начали сверлить меня глазами, явно раздумывая с чего начать разговор.
– Что ж. Вы меня раскусили. Я бы хотел узнать ваше мнение об этом, – я поднял с пола портфель и достал из него листки очерка Л. Смит.
Маркус немедленно погрузился в чтение, не забывая окуривать меня своим гвоздичным фимиамом. Читал он быстро, буквально скользя взглядом по диагонали страницы, его сосредоточенности не мешал ни шум оркестра, ни приглушенный свет в зале.
– Написано ужасно, – вынес он вердикт, возвращая мне статью. – Бедный язык, при этом претенциозный и провинциальный. Кто этот Л. Смит?
В глазах Маркуса явно читалось подозрение, уж не я ли являюсь автором этого опуса, решив в очередной раз сменить род деятельности.
– Одна многообещающая журналистка. Хотя меня не интересует литературная рецензия. Я скорее хотел вас спросить, что вы думаете о самой истории?
– Что именно?
– Насколько вероятно, чтобы одну семью в течение нескольких поколений преследовали несчастья? Как будто это месть за злодеяния Люшиуса. Смерть жены, самоубийство дочери. Неожиданная смерть первой жены сына. Рождение у того второго ребенка-инвалида. Смерть невестки и внука. Пока славные калифорнийские семейства времен «золотой лихорадки» плодились и размножались, здесь словно сама природа мечтала вывести Торнов с лица земли.
– Вы верите в какие-то проклятия?
– Конечно нет! Ну, может, я верю в воздаяние. Мне кажется, если человек творил зло, рано или поздно ему придется за это заплатить, даже если ему удалось избежать законного наказания. В этом вопросе я согласен с античными авторами.
– Вы не до конца поняли эту философию, – мягко сказал Маркус. – Древние греки и римляне считали, что сотворенное зло, а точнее «беззаконие», то, что делать «не должно», нарушает гармонию мира. И мир стремится восстановить эту гармонию любыми средствами. При этом пострадать могут не только сами «злодеи», но и многие связанные с ними люди. Это как круги на воде от брошенного камня. Яркий пример – история Эдипа. Его отец Лай хотел избежать пророчества, что он будет убит собственным сыном, и приказал убить младенца. В результате не только сбылось пророчество, но и пострадали сам Эдип, его мать, его дети, да все Фиванское царство было ввергнуто в хаос.
– В этой истории, – я постучал пальцем по страницам, – мне тоже почудилось что-то древнегреческое. Например, Люшиус, парализованный перед роскошными блюдами – чем не история царя Тантала18? Он тоже был наказан за свою гордыню. Но почему-то самым ужасным образом сложилась и жизнь его потомков. Спасенный сын Пелоп был вынужден покинуть родину. Его дети – это просто какой-то карнавал монстров. Атрей и Фиест убили одного брата, а потом много лет враждовали друг с другом. В итоге Атрей пошел по стопам деда и скормил брату тело его собственного сына. На этот раз обошлось без чудесного воскрешения. Сыновья самого Атрея – те самые злополучные Атриды, Агамемнон и Менелай, развязавшие Троянскую войну. Причем, Агамемнон ради победы был вынужден принести в жертву собственную дочь. За это его возненавидела жена Клитемнестра, которая и убила мужа после возвращения с войны. Ее, в свою очередь, за это убил собственный сын Орест. Кажется, я ничего не упустил?
– Не забывайте о дочери Тантала, Ниобе. Она тоже пала жертвой гордыни. Все ее девять сыновей и девять дочерей были застрелены у нее на глазах Аполлоном и Артемидой, потому что Ниоба оскорбила их мать Леду. Естественно, женщина обезумела от горя и превратилась в камень. Ну и, конечно, вы забыли самого зловещего героя микенского цикла – Эгисфа, любовника Клитемнестры, вместе с которым она убила Агамемнона. Вы знали, что он был сыном Фиеста, второго брата? Перед смертью отец завещал ему отомстить Атридам. Причем, Эгисф был зачат Фиестом от собственной дочери.
– Да, такое не прочитаешь в современных книгах. И в кино не увидишь. Интересно, почему греческие мифы такие кровавые? Они постоянно едят своих детей на завтрак, убивают мужей и братьев, спят с матерями. Мне кажется, что обычные человеческие истории намного скучнее. Например, жизнь моей семьи. Самое ужасное, что у нас случалось – кого-то перестали приглашать на семейные ужины.
– Не пытайтесь примеривать на себя литературу, Дуглас. А особенно мифологию. Конечно, в мифах очень важен антропологический фактор, когда ранняя человеческая культура пыталась обозначить границы приемлемого поведения. Например, для животных совершенно естественно уничтожать свое потомство или заниматься тем, что в нашей культуре принято считать инцестом. Именно так люди пытались дистанцироваться от своей животной природы и запечатлеть это в назидательных примерах. Но не стоит забывать, что мифы в том виде, как они дошли до нас – это обыкновенные «страшилки». То, что воздействует на надпочечники и заставляет вырабатывать адреналин. Сложно рассказывать истории о молодости мира, если там не будет кровавого конфликта, который заставит слушателей затаить дыхание. Вы читали Борхеса?
Я помотал головой.
– Очень рекомендую. Зайдите ко мне в библиотеку в рабочие часы, я дам вам несколько книг.
Я поблагодарил и заказал нам еще по порции виски со льдом. Некоторое время мы помолчали, размышляя каждый о своем.
– На самом деле, в вашей истории есть несколько интересных моментов, – задумчиво промолвил Маркус. – Мне кажется, что вы, как и многие, неправильно интерпретируете потомков Тантала. Если вы вспомните, проклятие рода началось вовсе не с самого Тантала. Это Пелопс, его счастливо воскрешенный сын, в честь которого назвали целый полуостров, навлек на своих потомков несчастья