Я положил карту на пыльный стол и стал переворачивать страницы. Фотография была маленькая и очень зернистая, но я узнал толстого подростка с редкими волосами и перекошенным ртом. Как я и думал, при поступлении был поставлен диагноз психоза, вызванного последствиями врожденной болезни. Большую часть времени пациент пребывал в апатии и практически не реагировал на препараты. Я стал листать дальше.
Примерно через год после отправки Роланда в клинику, стали появляться записи о консультациях различных специалистов и назначении новых препаратов. Мне эти названия ничего не говорили, но на всякий случай я переписал их в блокнот. Затем стали появляться еще более интересные сообщения. Примерно раз в полгода «выписан под опеку матери для проведения медицинских процедур». Затем – «возвращен в клинику». В 1929 году появилась неожиданная запись «пациент переведен в режим строгой изоляции, попытка побега». Затем ничего. И на последней странице скупой комментарий: «пациент скончался». Ни причины смерти, ни даты. Я стал листать карту и в самом конце после выписок и заключений разных специалистов нашел подшитое свидетельство о смерти. Меня сразу привлекла одна фамилия.
– Я могу забрать только это? – спросил я Слими.
– Я же сказал, ничего не трогать, – все это время он неслышно стоял позади меня и явно заглядывал в карту из-под моего локтя.
Денег, чтобы ему заплатить, у меня больше не было.
– Эй, а я помню этого парня, – вдруг разговорился Слими. – Я тогда только пришел в эту больницу. Другой работы в округе не было. Для санитара я был слишком слабым, вот меня и определили в уборщики. Мать над ним очень тряслась. Постоянно навещала и все время привозила каких-то новых врачей его осматривать. Все тут говорили, что парню самое место в психушке, где он и проведет остаток жизни. Но он, хоть и казался идиотом, был очень предприимчивым. Едва ему исполнилось восемнадцать, все время норовил убежать. Матери, то есть миссис Торн, советовали забрать его отсюда и перевести в заведение с более строгим режимом. У нас тут не было времени ловить беглецов, а, если бы он расшибся где-то по дороге, она могла бы и в суд подать. Но парень учудил другое. Он спутался с девчонкой из женского отделения. Она плотно сидела на морфии и видела всяких парящих драконов. Мозгов у нее уже совсем не осталось, когда родители ее сюда определили, так что не удивительно, что она запала на такого красавчика как наш Ролли. Они решили убежать вместе. Спрятались в фургоне доставки и доехали аж до самого Броли. Конечно, у них не было денег, да и оба понятия не имели, как жить на улице. Ролли позвонил матери, попросил их забрать обоих домой. Миссис Торн примчалась сюда и устроила грандиозный скандал. Детишек вернули в клинику. Хотя девица была постарше, чем Ролли, ей лет двадцать пять уже было. Не помню, как ее звали, Эвелин или Эмма. Их заперли в изоляторы и накачали успокоительным. А потом Ролли пропал.
– Как пропал?
– Не знаю. Я с тех пор не видел его в отделении. Может, так и сидел в изоляторе все время. Тут написано, что он умер. Наверное, не смог жить без своей подружки.
– А с ней что случилось?
– Точно не знаю. Я не убираюсь в женском крыле. Девушку вроде бы посадили в изолятор и довольно долго там держали. Потом ее перевели в другую клинику, если я ничего не путаю. Мог бы поискать ее карту, но не помню фамилии.
– Так можно я заберу это свидетельство о смерти? – спросил я. – Вряд ли оно кому-то здесь понадобится. Тем более, что это копия. Непонятно, зачем ее вообще подшили в эту папку.
Слими засопел, а потом махнул рукой.
– Забирайте. Я все равно в этом году ухожу на пенсию. Пойдемте, я вас провожу.
Он несколько раз провел тряпкой по столу, стерев пыль, вернул папку обратно в картотеку и запер дверь в архив. Выйдя из служебной двери, я оказался в пустом парке и медленно побрел к своему автомобилю.
Глава 22
Сверившись с дорожным атласом, я наметил маршрут, чтобы доехать от Санта-Люсии до Ноубла. Дорога заняла чуть более часа. Не удивительно, что мать так часто навещала Роланда в лечебнице.
На это раз я без раздумий проехал поворот на «Собранный путь», хотя, по моим данным сейчас в общине должны были находиться две самые близкие мне женщины. Когда я подъехал к форту Торнов, из своей башни вышел уже знакомый мне старик с ружьем. Я не помнил, представился ли он мне в прошлый раз и каким именем.
– Миссис Торн никого не принимает, – мрачно сообщил он. Видимо, тоже меня вспомнил, потому что не стал наставлять ружье прямо мне в живот.
В прошлый раз паролем для входа в дом оказалось имя Габи. Я рассчитывал, что и в этот раз подобрал правильный шифр.
– Передайте миссис Торн, что мне срочно надо с ней поговорить. Я виделся с доктором Хартли-Пенном.
Видимо, это имя тоже что-то значило для старого привратника, потому что он не стал тратить время на очередной спектакль с Мануэлем, а сразу открыл мне калитку.
– Машину можете оставить здесь. Ее никто не украдет.
И вновь я прошествовал по старом мощеному двору к центральной башне. Из любопытства я поднял глаза наверх, пытаясь найти окно комнаты, в которой окончил свои дни Люшиус Торн. Но с территории замка был виден только огромный балкон.
В холле меня встретил незнакомый мексиканский юноша в белом кителе, который после небольшого совещания с привратником проводил меня в библиотеку, а сам отправился вглубь дома за хозяйкой. Я попросил у горничной стакан воды с лимоном и приготовился ждать.
– Почему вы не хотите оставить меня в покое, Стин? – старуха вошла, опираясь на палку и опустилась в кресло. – Джереми сказал, что уладил все проблемы с Габриэлой.
– Возможно, ей нужно кое-что знать. Я виделся с вашим старым семейным врачом. Хартли-Пенном. Он еще жив и все помнит. А еще я ездил в Санта-Люсию.
Я достал из кармана и положил перед ней копию свидетельства о смерти.
Гертруда Торн погрузилась в молчание. Тем временем я нащупал в кармане еще один лист бумаги и развернул его. Это оказалась записка, которую мне вчера вручил Маркус. Там было сказано, что одного из сыновей Ниобы звали Сифил. Я размышлял об этом еще вчера вечером. У меня не было дома медицинской энциклопедии, чтобы узнать связь между мифическим персонажем и названием болезни, но, на мой взгляд, она была очевидна.
– Кто испортил вашу кровь, Стин? – неожиданно спросила хозяйка дома.
– Простите, что?
– Это был дед или прадед? С кем он переспал? С индианкой? Азиаткой? Вам может казаться, что это незаметно, но видно, что вы не чистокровный. Если знать, куда смотреть.
– Меня это никогда не волновало, – честно признался я. – Но для моей семьи это какая-то постыдная тайна.
– Секреты, секреты, – проворчала старуха. – С них все и начинается. Посмотрите на нее, – она ткнула палкой в портрет Ребекки. – Вы можете поверить, что она квартеронка21? Да, да. Квартеронка! Ее мать была мулаткой. Корнелиус женился на ней, потому что хотел что-то доказать своему покойному отцу. Избавиться от его расовых предрассудков, как он их называл. Представляете, каково мне было это узнать? Все мне говорили, как я похожа на первую миссис Торн. Я догадывалась, что Корнелиус сделал мне предложение, потому что я напоминала ему покойную жену. Но во мне нет ни капли черной крови! Наши предки приплыли в Америку первым классом, мы жили в Джорджтауне22 , мой отец служил в Государственном департаменте. Потом его выгнали со службы из-за какого-то скандала, и нам пришлось переехать во Флориду. Там я и познакомилась с Корнелиусом. Я была ослеплена. Его историями, его богатством, даже трагическая смерть жены мне казалась романтичной. В итоге я согласилась переехать в Калифорнию, чтобы воспитывать его маленького сына. Чертового сына квартеронки!
Миссис Торн стукнула палкой об пол. В дверях возникла испуганная горничная, которую старуха отослала прочь взмахом руки.
– А потом родился Ролли. Мой ненаглядный малыш. С самого начала стало понятно, что с ним что-то не в порядке. Он слишком много плакал, ничего не ел, у него были судороги. Потом все прошло, но стало заметно, что мальчик отстает в развитии. У него была деформация рта, которая мешала ему говорить. Надо признать, Габриэль обожал младшего брата. Но для отца он стал разочарованием. Когда Ролли начал набирать вес, и мы поняли, что не можем отослать его учиться в обычную школу, Корнелиус совсем утратил к нему интерес. Он считал, что это я виновата. Что это моя наследственность. Потому что у него был его прекрасный талантливый и здоровый Габриэль.
– Когда вы выяснили правду?
– Я чувствовала себя все хуже и хуже. Депрессия, упадок сил. На предплечьях появилась какая-то сыпь. Поначалу я думала, что это из-за проблем с Ролли. Ведь все было на мне, муж вообще отказался участвовать в воспитании сына, он его избегал. Но потом я пошла на прием к Морти, и он рассказал мне всю правду.
– Доктор Хартли-Пенн?
– Он самый. Оказывается, он давно наблюдал Корнелиуса. У него был сифилис. Неизвестно, в какую из своих так называемый кампаний от какой проститутки он его подхватил. Явно это было после рождения Габриэля, потому что тот был совершенно здоров. Но Ребекка потом заразилась. У нее болезнь протекала очень быстро и сразу дала осложнения на нервную систему. Негритянская кровь, что тут сказать. Именно тогда Морти что-то заподозрил и заставил в конце концов Корнелиуса сдать анализы. Но тому было наплевать. Он успел жениться на мне и зачать ребенка. Только потом мы начали лечение. И у нас не могло больше быть детей.
– Но у Роланда были отрицательные анализы. Я видел его медицинскую карту.
– Да, ему повезло не получить врожденный сифилис. Но все равно были последствия. Самое ужасное, что отец презирал его, хотя сам знал, что виновен в его состоянии.
– Может, он надеялся, что младший сын продолжит его военную карьеру.