— Любопытство — серьезная болезнь. Она лишает спокойствия даже самых проверенных людей. Но разве я не пытаюсь придушить ее, отвечая на твои вопросы?
— Грех жаловаться.
— Хочешь еще о чем-нибудь спросить?
— Расскажи, в какую историю ты меня втравила?
— Ну, ты даешь! Разве это я приказала начать научный эксперимент и подвергнуть опасности жизнь и здоровье Зимина? Нет. Вы разрешения не спросили. Посчитали, что самые умные. А теперь ты ждешь от меня помощи.
— Я беспрекословно выполняю твои приказы, смысла которых не понимаю. Но толку пока нет.
— Не торопись. Все идет по плану. У тебя хорошо получается.
— Если я не получу удовлетворительных объяснений, дальнейшее наше сотрудничество станет невозможным. Дальше так продолжаться не может.
— Теперь моя очередь удивляться. Чем ты не доволен?
Горский на миг запнулся. В голову полезли какие-то глупости, как будто Нина волшебница, которая требует от него сделать выбор между здоровьем друга и успехом научного эксперимента. Подобная постановка вопроса показалась ему оскорбительной. Разве здесь есть выбор? Опомнится Зимин, они сотню подобных экспериментов проведут. Ограничитель зафиксировал слабое воздействие на его сознание. Показалось, что Нина подсказывает ему заняться здоровьем Зимина. Бред! Можно подумать, что он отказывается. Горскому не следовало реагировать, но где-то в глубине души теплилась призрачная надежда, что все его страхи — пустой вздор. И чтобы развеять их, достаточно честно поговорить с Ниной.
— Объясни, зачем ты здесь? Я лучше других знаю, что изображать в реальности персонажей из ложной памяти непросто. Для этого нужно обладать соответствующей аппаратурой и умением. Искусственные образы следовало стереть и сшить образовавшуюся информационную дыру. Да так, чтобы Зимин не заметил подмены. Виртуозная работа. Зачем тебе это понадобилось?
— Я хочу его спасти.
— Кто ты?
— Для тебя я доброжелательница, желающая остаться неизвестной.
— Хорошо, спрошу о другом. Как ты это сделала? Как материализовалась?
— Не скажу.
— Не бойся, все останется между нами. Я твою тайну не выдам.
— Даже не проси. Нельзя.
— Ладно. Может быть, ты хотя бы скажешь, получилось ли зашить дыру?
Нина посмотрела на Горского с интересом.
— О, профессионал. Уважаю. Отвечу так: Зимин со мной разговаривает, но побаивается. Остались, наверное, какие-то не сшитые связи. Мучается, бедняга, сам не знает почему.
— И все-таки это большой успех.
— Спасибо. Пришлось поработать.
— Зачем?
— Сколько можно спрашивать одно и то же. Хочу его спасти.
— Личная корысть?
Нина покраснела.
— Не буду отрицать. Но не это главное.
— Жаль.
— Почему? — удивилась Нина.
— Если бы ты была заинтересована лично, мне было бы спокойнее.
— Успокойся, мои намерения чисты и меркантильны. Но, кроме меня, Зимин дорог еще очень многим.
— Мне не нравится, когда меня используют втемную. И… неужели ты не видишь, что я боюсь?
— А вот это напрасно. Не раскисай, Горский, помни, ты не делаешь ничего дурного, ничего такого, что выходило бы за рамки твоей должностной инструкции и дружеских обязательств.
— Думаешь, что Зимина удастся спасти?
— Я это знаю, — твердо ответила Нина.
— Зачем тебе Зимин? Мне любопытно.
— Излишнее любопытство до добра не доведет. Как говорили наши предки: «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали»!
— Ты мне угрожаешь?
— Нет.
Горский встал и направился к двери.
— Постой, теперь твоя очередь. Ну-ка расскажи, зачем ты пришел ко мне? — спросила Нина.
— Меня привело стремление к истине.
— Ого! Приятно слышать такие замечательные слова. Жаль, что не знаю, чем могу тебе помочь. Я истиной не интересуюсь. Я люблю мечтать.
— О Зимине? — спросил Горский.
— И о Зимине тоже.
— Очень интересно.
— Спасибо. Я знаю. Жаль, что с тобой согласится очень мало людей.
— А тебе бы хотелось, чтобы таких было больше?
— Вот именно.
— С трудом представляю, что бы могло заставить меня мечтать о Зимине.
— Тебе было бы полезно прослушать ознакомительный курс. Два академических часа. Могу по блату устроить.
— Так это только работа?
— Всегда удивлялась, как людям удается разделять личное побуждение и работу. Работа, вроде бы, это то, за что платят деньги? А деньги у меня есть.
Горский запутался и растерялся. Нина явно попыталась увести разговор в сторону.
— И все-таки, чего ты добиваешься?
— Хочу защитить докторскую диссертацию, возглавить кафедру в университете, помочь Зимину.
— Жизнь не определяется одной работой.
— Наверное.
— Ты влюбились в Зимина?
— Ерунда. Что за примитивное мышление. Фи. От тебя я ждала чего-нибудь поумнее.
— Так вы друзья?
— Об этом я могу только мечтать.
— Дружба мужчины и женщины — этот нонсенс.
— А дружба мужчины с мужчиной — это, конечно, проявление гомосексуализма?
Горский промолчал. Он начал жалеть, что поддался импульсу и пришел к Нине за разъяснениями. Стало понятно, что ему не выиграть завязавшуюся словесную дуэль. Соперник оказался отлично подготовлен и искушен к подобным соревнованиям. Это было удивительно, до сих пор Горскому не попадались люди, превосходящие его интеллектуально. Однако случилось, Горский непонятным образом понял это и, что вообще не может быть объяснено разумными доводами, вынужден был признать свое поражение.
Он кивнул и тотчас разозлился. Ему показалось, что Нина может принять его кивок за поклон. Следовало немедленно уйти. Дело не выгорело.
— Спасибо, — сказал Горский. — До свидания.
— Подожди, Горский. Максим. Можно я буду звать тебя Максимом?
— Зачем? — удивился он.
— Я была бы очень рада, если бы вы согласились стать моим другом.
— Я сказал что-то потрясающее? Заставил изменить мнение о себе?
— В каком-то смысле. Из тебя получится отличный друг.
— У меня есть друзья.
— Я их знаю?
— Нет. Они остались на Земле.
— Прекрасно. Считай, что отныне и на Луне у тебя есть еще один друг. Кроме Зимина.
Она протянула руку. Горский автоматически пожал ее.
— Максим, ты поможешь мне?
Горский кивнул.
— Понимаешь, раз уж мы начали эту работу, ее нужно обязательно закончить. Нельзя бросать дело на полпути. Отнесись к Зимину по-человечески. Он заслуживает этого. Есть такие люди, которые должны быть счастливы. Если не понял, я о Зимине.
Удивительно, но Зимин быстро привык к тому, что ему разрешено время от времени разговаривать с Горским на разные темы, не связанные с работой. Он быстро научился называть начальника на «ты» и по имени — Максим. Было это, конечно, неправильно, но он ничего не мог с собой поделать. Эти беседы внезапно стали для него крайне важными. Зимин попытался вспомнить хоть что-то о давних временах, когда они вместе учились в школе, но безуспешно. И это ему не понравилось. До сих пор Зимина волновали только зеркала, теперь он озаботился еще и своей памятью. И об этом следовало спросить Горского. Он наверняка знал больше об их совместном прошлом. Но делиться впечатлениями не спешил. Отделывался общими фразами. Мол, любили есть гречневую кашу в столовой, решать задачи по математике и читать книги. Зимин прекрасно представлял каждое из этих действий, однако связать их со школой и Горским не мог.
Он стал думать не только о работе, но и о себе. Нельзя сказать, что ему нравилось копаться в воспоминаниях. Очень уж эти попытки вспомнить прошлое напоминали Зимину эксперименты с зеркалом. До приступов страха дело, впрочем, не доходило, но нечто общее угадывалось. Будто бы эти тайны были связаны между собой. Так ему показалось. Он должен был немедленно поделиться своим открытием с Горским.
— Можно войти? — спросил Зимин, вежливо постучав в дверь каюты.
— Проходи, — сказал Горский. — Что-то случилось?
— Нет. Я подумал, ты поможешь мне понять, что со мной происходит. Правильно ли, что я стал часто думать о себе?
— Давно пора.
— Но это так мучительно. Я не могу понять, по какую сторону зеркала я настоящий.
— Ну и вопросы ты задаешь!
— Максим, скажи мне честно, кто я такой?
— Психофизик, сотрудник лунной станции.
— И это все?
— Мы всегда больше, чем работа, которую выполняем.
— Значит, со мной все в порядке?
— Ну, я бы не был так категоричен. Но ты на пути к выздоровлению. Дневник пишешь?