— Пишу.
— Вот и отлично. Продолжай. И все придет в норму. Пойдем в столовую. Сегодня там обещали пончики.
Они вышли из каюты. Зимин почти успокоился, ему даже пришла в голову новая тема для очередной записи. Вот только у него немного кружилась голова, и горели щеки. Из соседней каюты появилась Нина и радостно помахала им рукой. Ноги у Зимина подкосились, и он рухнул на пол.
Прошло три дня. Зимин провел их в медотсеке. Он не мог подняться с койки — не было сил и желания. Высокую температуру сбить не удалось. Лежал и постанывал. Врачи сначала диагностировали простуду, но неуверенно, потом признали ошибку. Давали общеукрепляющие препараты, проводили анализы, долго совещались, но безрезультатно, причину недуга установить не удавалось. Горский не отходил от Зимина ни на шаг, тот вымученно улыбался, но говорить не мог. Каждые полчаса Горский смачивал тряпку в холодной воде, отжимал и пытался пристроить ее на горячем лбу Зимина. Она соскальзывала, приходилось придерживать ее рукой.
Однажды зашла Нина, она была сердита.
— Ну что, доигрались, умники, — спросила угрюмо. — Любители острых ощущений.
— Прежде чем обвинять кого-нибудь, хорошо было бы сначала выяснить причину заболевания. Вот дождемся результатов анализов, тогда и выводы сделаем. Может быть, это простуда или ОРЗ.
— Мне и без анализов понятно, что причина недуга в вашем эксперименте, — резко сказала Нина. — Опыты сначала на мышах надо ставить, а потом уже на людях!
— Ерунда, — возмутился Горский. — Мы занимаемся психофизикой, как это может сказаться на здоровье? Как может вмешательство в сознание привести к повышению температуры? Объясни мне механизм воздействия.
— Очевидно, что все дело в раздвоении сознания. Мозг начинает выдавать противоречивые команды.
— Ты считаешь, что у Зимина воспаление мозга?
— Пока нет. Обработка дополнительной информации требует от мозга большого расхода энергии.
— Пожалуй, ты права. Надо сказать врачу.
— Что толку? Пора завершать эксперимент.
— Но как это сделать? Команду на прекращение может отдать только сам Зимин.
— И о чем вы думали, когда начинали работу?
— Мы рассчитывали, что он сможет контролировать свои действия, сумеет отделять реальность от фантазий. Предполагалось, что изнутри ему будет проще управлять процессом.
— Удалось?
— Нет.
— Если не получается у Зимина, придется обойтись без него. Выведем его в нормальное состояние постепенно. Понадобится несколько этапов. Хватит, больше никаких империй, наигрались, довольно. Нужно придумать что-то яркое и необычное, только так можно вытравить из его сознания ложные воспоминания. Пусть он будет ученым и столкнется с чем-то фантастическим. Подойдет что-то не слишком заумное. Чем проще, тем лучше. Есть у вас такой сюжет?
— Есть. Про инопланетян.
— Плохая идея.
— У нас уже готовы программы для загрузки в мозг. Можно заняться этим немедленно. У нас нет времени для подготовки другого сценария.
— Ладно. Давай попробуем, — с сомнением сказала Нина. — Почему я сразу не разогнала вашу шарашку?
Горский не стал спорить. Он поднял Зимина с койки и, аккуратно обхватив за талию, повел в лабораторию, стараясь не причинять другу лишних страданий.
— Да, вот что еще, — сказала Нина. — Проследи, чтобы он не бросал вести дневник. Больше того, постарайся сделать так, чтобы он начал писать свой текст, например, роман. Это можно сделать?
— Да, конечно.
— Вот и отлично.
Загрузка новых программ прошла успешно. Болезнь отступила. Температура спала. Зимин повеселел. Даже попытался рассказать анекдот про взбесившийся принтер.
Надо заметить, что врожденная предусмотрительность, воспитанная во мне родителями, делает меня абсолютно невосприимчивым к вольнодумству. А шальные мысли, посещающие меня в последнее время, вызваны вполне банальными причинами: мне понравилось вести дневник, и я подумал, что было бы неплохо сочинить рассказ или небольшую повесть. Правильнее всего было бы написать исторический роман, действие которого происходит в начале нашего века. Материала достаточно. Это совсем не трудно, если прочитать доступные тексты тех далеких лет, пропитываться чужой реальностью, моделировать в своем сознании давно уже преодоленные и забытые рефлексы. Некоторого кавардака в сознании избежать не удается, например, часто вопросы задаются сами собой. Кошмар! На рубеже тысячелетий разброд в умонастроениях был непозволительно велик. Конечно, негативную роль играла привычка не контролированного задавания вопросов. Понадобились десятилетия, прежде чем интеллектуальная мысль окончательно пришла к общему знаменателю. Но потому прогресс и называется неминуемым, что каким бы трудным не был путь общества к истине, здоровые силы обязательно побеждают.
Бывали минуты, когда Зимин чувствовал себя просто прекрасно. У него хватило ума не выяснять, с чем связаны эти краткие мгновения давно позабытого спокойствия. Он хотел построить графики известных показателей своего здоровья: давления, частоты сердцебиения и дыхания, а также температуры, наложить известные события, с ним случившиеся, чтобы понять, наконец, причину проблем с зеркалами. Но испугался. Не всякое знание безвредно, так ему подумалось.
Приступами хорошего самочувствия, — так он называл редкие промежутки между кошмарами, — Зимин решил воспользоваться с максимальным удовольствием. То есть заняться самым сложным своим пациентом. Был у него на примете один персонаж, у которого были настолько сложные возражения против практического бессмертия, что пытаться понять его, можно было лишь при полной ясности ума. Фамилия у него была простая — Шаров. Он был астрономом, точнее, космологом. Может быть, это был самый умный человек, с которым Зимин встречался.
Просмотрев личное дело, Зимин пригласил Шарова на собеседование, так полагалось называть допросы самых непримиримых пациентов.
Больше всего в Шарове Зимина раздражала его милая улыбочка и какое-то фантастическое спокойствие (на Луне такой эпитет вполне уместен).
— Почему вы все время улыбаетесь? — спросил Зимин с раздражением.
— Мне нравится на Луне.
— Что здесь может нравиться?
— Мне достался для работы отличный инструмент. Так мы, астрономы, называем телескопы. Я люблю работать.
— Вы империалист?
— Какое нелепое предположение! Я не интересуюсь политикой.
— Странно. Насколько мне известно, вы отрицательно относитесь к идее практического бессмертия?
— Ну и что такого? С какой стати я должен восхищаться сомнительной затеей, которая ничего хорошего мне не сулит? Только мучения и погибель.
— Как бессмертие может привести к гибели?
— Э-э-э, дружище, да вы ничего не знаете! Но меня не проведешь! Я на такие дешевые приемчики не поддаюсь! — О чем вы?
— Чего вы добиваетесь? Зачем меня расспрашиваете?
— Хочу узнать, почему вы отказываетесь от бессмертия.
— Я никогда не делал из этого секрета. Но меня не хотят слушать.
— Расскажите мне.
— Хорошо. Знаете ли вы, кто ваш самый главный враг?
— Сектанты или футурологи?
— Нет. Время. Или, точнее сказать, Хронос.
— В том смысле, что все течет, все изменяется.
— Да. Все течет, все изменяется не так, как этого бы нам хотелось.
— Коллегия проследит, чтобы все было в порядке.
— Самонадеянно и глупо.
— Почему?
— Вам не побороть детей и внуков Хроноса. Хаос, Смерть, Возмездие, Насильственная смерть, Злословие, Раздор, Старость, Беда, Распущенность… Это только самый приблизительный список детишек Хроноса. Вас ждет куча роковых неприятностей. Рок, кстати, тоже его внук. Их слишком много, они безжалостны и лишены сострадания. Мы беззащитны перед ними. Глупо сопротивляться.
— Очень эмоционально. Но я ничего не понял.
— Сосредоточьтесь, доктор. Я перечислил очевидные проблемы, с которыми ваша хваленая Коллегия не сможет справиться, даже если очень-очень захочет. Справиться с человеческой природой невозможно.
— Да-да, конечно. А кто такой Хронос?
— Не ожидал от вас, доктор. В нашем случае, Хронос — это неумолимое время. Победить, которое вам не дано.
— Вы говорите об онтологии Древних Греков?
— Да.
— Мы люди практичные. Мифология для нас не указ.
— Время вас сожрет и не поморщится.
— Каким это образом?
— С помощью своих порождений. Перечислить их еще раз?
— Не надо. Я запомнил.
— Как вы собираетесь победить насильственную смерть, возмездие, злословие и раздоры? Поделитесь.
— В Коллегии обязательно отыщут решение.
— Вот когда отыщете, тогда и приходите с уговорами. Но пока я постараюсь держаться от вас подальше. Целей буду.
— Хотите прийти на все готовенькое?