одной стороны, это вселяет рядовым членам общества определенный оптимизм, поскольку у них возникает призрачная надежда, что хотя бы ради достижения своей выгоды государственная машина рано или поздно обратит внимание на нужды людей и пойдет на некоторые полезные послабления. Можно сделать и пессимистический прогноз — если вдруг окажется, что интересы государства и населения, проживающего на принадлежащей государству территории, не совпадают, вступают в не допускающее компромисса противоречие, то это с неизбежностью приводит к отлову и плановому перевоспитанию излишне недовольных...
Быть счастливым и обеспеченным не каждый может. Долг начальника довести до сознания подчиненного: вдыхать и выдыхать воздух — тяжелый труд, который человек выполняет по собственной инициативе, без принуждения, не рассчитывая на дополнительную оплату. Если бы человек был, к примеру, рабом, неотъемлемой собственностью хозяина, ситуация кардинально бы изменилась, поскольку рабовладелец по определению заинтересован в сохранности принадлежащей ему вещи. Раба накормят, проследят, чтобы он правильно дышал, качал мышцы, заботился о своем здоровье, не болел дольше разрешенного его хозяином времени, повышал производительность труда.
В демократическом обществе все устроено значительно проще. Граждане вольны жить или умирать по своему разумению. Такова цена за предоставленную свободу передвигаться, читать, слушать и смотреть. Не следует эти слова воспринимать как апологию вседозволенности, не подконтрольности и анархии. Напротив. Даже в самых продвинутых демократиях мира не предусмотрено существование гражданских прав, функционирующих отдельно от финансовых потоков и людей эти потоки контролирующих. Запомним это на будущее.
Итак, при демократии люди независимы от попечения своего хозяина. В сложившихся обстоятельствах истинная добродетель хозяина состоит в умении добиться от рабов четкого исполнения приказов. Делать это они должны добровольно, с чистым сердцем, не замечая следов принуждения. Их сознание должно быть подготовлено к жизни в современном обществе. Высшим смыслом и делом чести для каждого гражданина должно стать добросовестное исполнение приказов начальников. Это право должно быть наикрепчайшим образом закреплено в генетическом коде.
Для достижения столь важной цели не следует пренебрегать мелочами. Особо пристальное внимание следует обратить на кинематограф и литературу. Их влияние на мировоззрение не интеллектуалов трудно переоценить. Например, без помощи массовой культуры просто невозможно выработать у населения инстинкт обожествления владельцев крупных денежных средств.
Подобная практика неминуемо ведет к снижению общего интеллектуального уровня потребителей, но эта проблема легко решается подменой предмета притязаний. Вместо освоения космического пространства можно предложить строительство кольцевой автомагистрали или другого подобного завораживающе огромного проекта. Для этого был придуман специальный термин — «стройка века». На неокрепшие умы гигантомания воздействует безотказно. Возводить важные для воспитания людей объекты следует медленно и за очень большие деньги. Любые упоминания о «стройке века» обязательно должны сопровождаться невразумительными разъяснениями и расчетами, которые не могут быть проверены.
Люди должны вновь и вновь убеждаться в том, что использование мозга для разрешения любых проблем, государственных или личных, не только бессмысленно, но и абсурдно.
— Что это за ерунда? — спросил Зимин.
— Не понравилось? Вот и Нина осталась недовольна. Неужели вы не видите, что мне удалось нащупать главные условия для обретения всеми без исключения людьми истинного счастья!
— Нет. Но вечером я обязательно перечитаю.
Дверь за пациентом захлопнулась. Зимину было не по себе. Понять причину неожиданного дискомфорта у него не получалось. И думать об этом он не хотел. Но не вышло. Он не мог отделаться от навязчивой мысли: «Вот и пришел конец моим испытаниям». Какой конец? Каким испытаниям? При чем здесь Чепалов? Ответа не было. Но не потому, что голова плохо работала, а потому что ему не за что было зацепиться при анализе ситуации. Случается иногда, что формальная логика буксует, а здравый смысл не способен помочь, только затрудняет понимание.
Чепаловым были произнесены какие-то важные слова, установить которые не удалось, разбившие представления Зимина в дребезги. Какие слова? Непонятно. Можно было бы припомнить все-все слова, произнесенные Чепаловым, выписать их на листок бумаги и отыскать самые важные из них. Те, что вывели его из себя. Но это было бы еще смешнее, чем попробовать забыть обо всех неприятных предчувствиях и сделать вид, что все в порядке.
Однажды он пытался преодолеть подобным способом приступы страха, возникавшие у него, когда он смотрел на свое изображение в зеркале. Зимину захотелось, чтобы Горский немедленно поправил его зрение, но понял, как глупо это будет выглядеть. Он вспомнил, каким дураком выглядел во время прошлых «коррекций зрения». И ему стало стыдно. Как он — психофизик — мог поверить в эту примитивную сказку о «неправильно функционирующих глазах»? Зимин не сомневался, что Горский воздействовал на его сознание, исправляя его. Зачем? С какой целью? Он, конечно, знал, что подобные активные воздействия на мозг пациентов являются основным способом лечения. Но он и подумать не мог, что подобные методы применят к нему самому.
А ведь неплохо было бы выяснить, что Горский делал с его сознанием. Что менял, что добавлял, что стирал?
Самому это выяснить будет практически невозможно. Человеческая память очень пластична. Она способна и без чужого воздействия заполнять утраченные воспоминания псевдофактами. На этой способности мозга поддерживать видимость последовательности причинно обусловленных событий и основан метод ложной памяти.
Можно сколько угодно вспоминать, как менялись его аксиомы восприятия после «корректировок зрения», но это не поможет. Человек не способен фиксировать смену мировоззрений. Каждый раз ему будет казаться, что он всегда придерживался одних и тех же убеждений. Тех, которые ему записали в кору головного мозга в последний раз.
Понял Зимин только одно, гнусная рожа, которую он был вынужден наблюдать в зеркалах, принадлежала не ему, а его телу с записанной чужой памятью в голове. Еще бы она ему нравилась!
Но выход всегда можно найти. Проще всего выпутаться из этого дурацкого положения — поговорить с Горским. Зимин приготовился к непростому разговору. Он решил, что нужно выписать на листок бумаги несколько вопросов и продумать тактику поведения при допросе начальника.
Но ничего не вышло. Горский пришел к нему, когда еще он не был готов. Но откладывать разговор не имело смысла. И Зимин начал без подготовки.
— Ты, копался в моей голове, Максим.
— А ты копался в моей. Подумаешь!
— Зачем?
— Так делается наука.
— И чего ты хотел добиться?
— Как всегда пытался приблизиться к истине.
— Истина находится в моей голове?
— Твоя ничуть не хуже любой другой. Даже лучше.
— Чем же это?
— Ты отличный психофизик.
— Но почему именно я? Психофизиков много.
— Ты сам так решил.
— Я ничего не помню.
— Защитная реакция организма.
— Мое сознание вынуждено было защищаться?
— Конечно. Как и сознание каждого человека в любой случайный момент времени.
— Ты корректировал мою память. Зачем?
— Хотел спасти тебя.
— От неприятностей?
— Иногда приходится помогать людям, у которых все в порядке.
— Ты говоришь загадками.
— У каждой загадки должна быть разгадка. Если бы не было, их бы называли по-другому. Притчами.
— Расскажи мне про меня.
— Загадку или притчу? Что про тебя рассказать?
— Скажи мне честно. Я в беде?
— Значит, притчу. Ты путешественник, заблудившийся в незнакомом городе.
— Отныне я запрещаю корректировать мою память.
— Знаю. В этом больше нет нужды.
— Нина Вернон участвовала в эксперименте?
— Дала несколько странных советов.
— Это как понимать?
— Как хочешь. Я честен с тобой.
— Она копалась в моей голове?
— Не знаю.
— Загадка, которую следует разгадать?
— Да. При мне она твоей памятью не занималась.
— Что ей от меня нужно?
— Не знаю. Говорит, что хочет тебе добра.
— Ты ей веришь?
— Да. Не сразу, но поверил.
— Что со мной не так?
— Не понял.
— У меня все в порядке со здоровьем?
— Разве у тебя что-то болит?
— Нет.
— Вот и хорошо. У здорового человека, как правило, со здоровьем все в порядке.
Подготовленные вопросы закончились. Зимин решил подождать, когда Горский все расскажет сам.
Когда я был маленьким, меня любила мама. Не помню, этого, но знаю, что так оно и было. Какое-то ощущение от прикосновения теплых и нежных маминых рук осталось. Каждому человеку важно знать, что он кому-то нужен, для кого-то важен, его когда-то любили. Это тот фундамент, на котором позднее вырастает личность. Человеческая память для нас все еще большая тайна, но о потребности в сострадании известно давно. Нам легче живется, если мы знаем, что есть люди, которые обязательно придут к нам на помощь, когда это потребуется.