ахман, шенгенская виза еще действует?
— Наверное, да. Но ведь догонят и убьют.
Конец октября в Москве — самое омерзительное время. Дворники с трудом сдвигают грязь со стекла. Шубы лезут в затылок, зеркала в говне. Аварии через каждые сто метров. Поэтому мы ехали осторожно. Осторожно но быстро.
Студия оказалась на Шаболовке, в бывшем общежитии. Протащив охапками шубы через проходную, мы поднялись на пятый этаж, и оказались в просторном помещении, потолки над которым были выломаны на три этажа вверх. Оттуда свешивались самодельные софиты и куски драпировки. В раскаленном лампами воздухе явственно пахло потом и спермой. Внизу на подиуме стояла модель. Боже мой! Я никогда не видел такого — она была накачана силиконом от попы до бровей. Силикон выступал через поры. Фотошопу тут делать нечего — даже кожа казалась абсолютно глянцевой. Но она еще не утратила способности ходить, и вот это казалось противоестественным.
— Модель — бесплатно. От учредителя. — мрачно сказал директор журнала по рекламе, встретивший нас у дверей. — Придется ее и на обложку ставить. Он хочет. Верстальщики удавятся. Я вот сигары привез, будете?
— А на фотосессию останется?
— Не парься.
Мы закурили отличный Партагас.
— Виски?
— Я за рулем.
— Ну давай тогда ты, Брахман.
Брахмана уговаривать долго не пришлось. Его вообще не нужно никогда уговаривать. Тем более виски неплохой.
— Не знаю я фотографа, — продолжал тосковать коммерческий директор. — Он знакомый этой девицы, как ее там… Раньше ее снимал. Для чего-то такого… Ну, понятно, для чего. Но дешевый.
— Ну и отлично.
— Она должна курить в кадре… Эй! Ты сигары курить умеешь?
Модель посмотрела на нас коровьими глазами.
— Так, короче, возьми сигару в рот… Боже мой! Не заглатывай так!
Это действительно выглядело… Сигара в пухлых силиконовых губах. Не то чтобы двусмысленно, как раз нет. Очень недвусмысленно.
— Ладно, пусть они снимают, не могу на это смотреть, пойдем где-нибудь посидим.
Модель ходила по подиуму среди разбросанных там и тут шуб, копаясь в сумке и примиряя бриллиантовые колье. Горящая сигара так и торчала у нее изо рта.
— Она же прожжет шубы! — вдруг с ужасом понял я.
— Не прожжет, не волнуйся. Это Партагас, пепел хорошо держится. Пойдем лучше туда, наверх, я один анекдот расскажу…
Часа два мы сидели на галерке и травили анекдоты, пока внизу происходило какое-то шуршание. Иногда я выглядывал и видел, как модель катается по полу в разных шубах на голое тело, профессионально выставляя из них то попу, то грудь. Время от времени ей раскуривали новую сигару. Фотосессия уже близилась к концу, когда снизу раздался ор, визг, топот, а в воздухе явственно запахло паленой шерстью.
— Ну и что? Думаешь, не заметят?
— Они же там все зачесали. Почти не видно.
Мы уже погрузили шубы обратно в «Оку». Кажется, предельно аккуратно. Даже в чехлах, как было. Ну, у нас теперь был повод стараться. На одной из шуб зияла проплешина с пятикопеечную монету.
— Вот дура! — ругался я, выворачивая из переулка. — Ты там какие-нибудь бумажки подписывал?
— Ладно, ничего страшного, мы тут ни при чем. Бумажки? Да, вот… Расписки.
— О сохранности?
— Ну да. Кажется, о сохранности.
— Блядь. А мы же еще опаздываем, они час как должны закрыться. Может, все ушли, никого нет…
Конечно, никто не ушел, и даже, кажется, не сдвинулся с места. Когда мы въехали на склад Бобрового мира, менеджеры и управляющий стояли у входа под мелким моросящим дождем почти в тех же позах, в каких мы их оставили четыре часа назад. Чем-то они, правда, напоминали тоскующую семейку бобров, у которых разрушили плотину. Увидев «Оку», бобры бросились к ней и начали по одной вытаскивать шубы, расправлять их в чехлах и нежно, прижимая к груди, уносить в недра склада. Это напоминало спасение заложниц из рук террористов. Пересчитав все шубы, управляющий с явным облегчением заулыбался — и торопливо написал на бумажке, что весь товар получен в целости и сохранности. Мы не стали задерживаться ни секунды.
— Да! Главное, быстро. Никто ничего и не заметил. Мы ведь могли чего угодно в чехлы напихать, да? И разбогатеть…
— У нас еще есть бриллианты, — задумчиво сказал Брахман.
— Ну, с бриллиантами такой номер конечно не пройдет. Придется сдавать. Там никто ничего не спер?
— Вроде нет, все на месте.
Мы вывернули на Тверскую. Там висела огромная перетяжка: «ПИТЕР БОЛЕН В КРЕМЛЕ».
— Интересно, что это значит? — задумчиво спросил Брахман. — Почему они там все болеют?
— А, может, это тайный призыв вернуть столицу в Петербург. Или про нового помощника Ельцина — он вроде из Питера…
— Или… О, тормози, тормози, вот же Мир бриллиантов!
Мы остановились у сверкающего бутика. Уже приближалась полночь, но Тверской это не касалось — народу и машин было не меньше чем днем. Брахман бодро схватил сумочку (теперь он обращался с ней куда легкомысленней) и направился к стеклянной двери, а я достал сигарету и закурил.
Все-таки с Брахманом удивительно легко вляпываться в приключения. И так же легко из них выныривать. Он умеет настолько не замечать проблему, что та обижается и исчезает. Иногда его достаточно просто позвать туда, где есть проблема. И все само налаживается. Пока он едет. При нем всегда ломается новая техника, которая должна работать безупречно. Компьютеры, магнитофоны, крутые штучки. И работает то, что по идее должно сгореть и развалиться. Видели бы вы его системный блок с процессором, приделанным на прищепке! Он похож на волшебного эльфа, который может дать орку по морде — и орки сразу становятся его друзьями. У него есть кольчуга, я сам видел, он делал ее из пружинных шайб, но не доделал и до половины. Ему надоело, и он отдал себя под защиту высших сил. На хрена ему кольчуга? Думаю, он — единственный человек в мире, который при желании мог бы даже приручить белого медведя (который, как считается, приручению не поддается). Но и для этого Брахман слишком ленив. Лень — один из секретов его магических способностей. Кстати, что он так долго?..
Наконец Брахман вышел из магазина и легким танцующим шагом направился к «Оке». Но постепенно походка замедлялась. Не дойдя до машины трех метров, он остановился и обернулся на магазин. Почувствовав неладное, я выскочил из машины и подбежал к нему. Брахман смотрел на вывеску и беззвучно шевелил губами.
— Ну что, ты сдал?
— Сдал.
— Ну так что же?…
— Кажется, сдал не туда.
И точно. Тот «Мир брильянтов» был в середине Тверской, а этот же — в самом начале! Как мы не заметили? Хотя вывеска, конечно, один в один. Но ведь каждый второй ювелирный магазин в Москве назывался тогда именно так!
— Как же у тебя приняли?..
— Не знаю. Я пошел на второй этаж, там какая-то девушка сидела в дирекции. Я спросил: «Вы бриллианты примете?», а она, кажется, удивилась, но ответила: «Да, конечно». И приняла.
Я судорожно закурил вторую сигарету.
— Я сейчас пойду туда. И попробую все забрать обратно, — решительно повернулся к магазину Брахман.
— Может, пойдем вместе?
— Нет. Наверное не стоит. Охрану могут вызвать.
Он снова скрылся за дверью, а я ходил вокруг «Оки», курил и молился. К счастью, молиться пришлось не долго. Спустя 30 секунд Брахман с сумочкой нарисовался на Тверской.
— И как это у тебя получилось?
— Не знаю. Я просто снова пришел и сказал: «Я заберу бриллианты?»…
— И что?
— Она опять ответила: «Да, конечно».
В абсолютно эйфорическом состоянии мы развернулись на Пушкинской и лихо подъехали к нужному ювелирному бутику за три минуты до полуночи. Там тоже нас поджидали у дверей, так что сумочка стремительно исчезла вместе с Брахманом под неоновой вывеской «Мир Бриллиантов». Через две минуты Брахман вернулся, удовлетворенно помахивая распиской, и весело плюхнулся на сидение «Оки». Запустил руку в карман плаща и вытащил две мятые 50-долларовые купюры.
— Вот, еще директор нам дал аванс.
— О! Так что же ты сразу не сказал? Теперь можно шиковать неделю!
— Отвезешь меня домой?
— Само собой!
Я засунул купюру в задний карман джинсов и нажал на газ. Грязная и праздничная ночная Москва ложилась под колеса «Оки», как кадры сказочного фильма. Сверкающие витрины и затянутые сеткой развалины, милицейские мигалки, «БМВ» и «Мерседесы», проступающая сквозь пелену дождя реклама девушки с огромным бюстом, посасывающей кока-колу, и весь в подъемных кранах с какими-то турецкими надписями будущий храм Христа-Спасителя без купола, тенью за кремлевскими башнями… Прикольный город, что ни говори.
В первом часу ночи я добрался до дома и припарковал «Окушку» возле подъезда. Сигареты кончились. Почти машинально ноги понесли меня к переходу на «Пушкинской», где ночью торговали табачкой. Деньги на сигареты еще были, в кармане рубашки, рублей 200, плюс в джинсах осталась какая-то мелочь.
У входа в метро, как обычно, сидели нищие. «Сегодня надо подать, и правда ведь Бог хранил», — подумалось мне, и автоматически я бросил в потертую шляпу все, что зачерпнул в заднем кармане. Купил пачку «Бонда» и через пять минут уже щелкал выключателем, готовый упасть на диван от усталости. Но в этот момент зазвонил телефон.
— Ну как ты, добрался? — спросил в трубке Брахман.
«50 долларов!» — сконвертировался его голос у меня в голове. Я сунул руку в карман. Ну да, конечно.
— Блядь! Брахман! Я кажется только что подал нищему в переходе пол-сотни баксов!
— Ты спасешься! — уверенно возвестила трубка.
— Машинально. Это не считается.
— Считается-считается, — сказал Брахман.
Анастасия ХарламоваРЕКИ
Надо бежать… сваливать, пока тебя не поняли, не догадались, кто ты такая. в нос ударил запах приближающийся родни. праздник намечался бурный, перемалывание костей, тосты из крови, медом и сливками зальют фарш. а на десерт — голова с понтом в сахаре. я схватила ружье и седло, и отправилась на конюшню, к Тучке. Нос защекотал жизнеутверждающий запах кумысного сена, опилок и навоза. По скрипу то ли сапог, то ли ворот Кобыла могла определить будущее и уже всё знала, она вдохнула, гигантский глоток, наполнила бока, задержала, и из топки вырвалось гулкое ворчание с п