между опухшими от электричества облаками, старательно выводила его на асфальте острым каблуком. Или выписывала на сугробе тонкой струйкой кое-чье имя, круто расширяя собственные представления о возможностях моего вне-хуевого тела.
«Такие как ты бросаются с 6 этажа зажав подмышкой томик Достоевского», — шептала зеленоглазая, приобнимая меня вместе с ейным парнем в подвале не помню какого андеграундного театра. «Какого именно томика?», — улыбалась я, и их общее предложение остаться и порепетировать до конца недели, казалось мне не таким уж и бредом. Мы, заколдованные, спускались в подземелья, метровагон трясло, и вместе с ним всех нас тоже потряхивало. Зеленоглазая и ее низкорослый джазмен были гиперактивны, секс-одержимы, маниакально-импульсивны и говорили вместе до 200 слов в минуту. Мы были очень близки в те пару дней существования нашего импровизированного театра. Странно, а сейчас я уже не узнаю в лицо зеленоглазую. Хоть ее имя мелькает на общих выставках и в богемной тусовке. Но помню, как мы, раздевшись до гола, вырезали друг другу из прозрачной кальки дивные платья, отороченные фаллосообразными рисунками. Мы призывно, а не по-лесбийски сосредоточенно, лизали друг другу сонные артерии и лимфы, напяливали прозрачные платья и бежали в магазин за вином и одним апельсином. Вместо плащей, едва прикрывавших девичий срам, на нас развевались тонкие косы шелковых платков. А чтобы наш перфоманс не остался незамеченным, с балкона нас провожал и приветствовал звук трубы…
Как- то я мчалась домой к матери, надеясь найти нечто съедобное в холодильнике, стоявшем поверх руин ихнего с отцом брака, там же, на руинах еще стоял вечно включенный телевизор.
Но, к счастью, на набережной гостиницы Балчуг, в канавке, меня ждали 100 баксов, оброненных пьяным туристом. Сунув находку в пустой карман, поспешила к художнику, тому самому, чьи картины были немного скудней, чем его избыточный борхесовский треп и умение уходить в отрыв — по-детски безответственный. Мы пили бесконечный чай вприкуску с легкими психотропными примесями и молча слушали другого художника, гонявшегося за славой в Европе. Берлинская маечка, его базары о визуализации постсоветских фобий престарелых партработниц, о советском космосе маленького человека, отлетевшего в картонные небеса, обретали новый вес и ритмично наматывались на бессмыслицу конца 90-х, царивших за окном, с лопнувшей форточкой на боку.
«Искусство — это поэтизация рутины, от которой всех тянет блевать» — говорил он и показывал всем хуй, свежеизмазанный красной краской, на краску тотчас же налипал гусиный пух от растерзанных подушек. «Искусство- это мистерия, откуда изгнали жрецов, остались одни шуты», — добавлял тонкий и длинноглазый бисексуал, клеивший берлинского задавалу и меня как единственную девушку в кухне, заваленной велосипедными рулями и железными трубками. Устав, что никто не видит в нем юного гения, он стал раскачивать узкую тахту, на которой мы все сидели, пока она с треском не рухнула, и через дыру в полу к соседям не покатились банки с вареньем.
Тогда другой художник, а заодно и кинодокументалист, он выглядел старше всех, прошел Афган и служил в Иностранном Легионе, тихо сказал мне: «Только 2 процента солдат всерьез целятся в противника, половина стреляют тупо мимо, остальные вообще не стреляют на самом деле.»
Не успели мы все передраться, как пришла старушка в детсадовом платьице и с куклой, у которой были отрезаны нос и рот, и приказала немедленно снимать кино о юном Пушкине.
После съемок меня вынесло на улицу. Ноги боролись с гравитацией,
а голова парила над землей, задевая ветви невидимых дерев, срубленных еще при Горбачеве.
Парящая голова исторгала углекислый газ, слова падали на землю и превращались. Зная, что нельзя смотреть на их превращения, иначе трансмутация застопорится, голова не оборачивалась на них, а просто сбрасывала их, как кукушка яйца — в чужие гнезда, как живучий нетроньменя — своих скачущих детей, как самолет — дурацкие письма счастья, начиненные радиацией.
Голова летела много лет. За годы странствий и парения в невесомости, она повстречала множество таких же голов, ронявших на землю невесть что для превращений. Она усвоила несколько простых правил. Никогда не лезть с вопросами. Не пытаться ничего понять. Лететь и останавливаться там, где никто не ждет остановки. Ведь вопросы и понимание — одна сплошная бессмыслица, которой занимаются странные люди в кабинетах, для них все выше написанное — выдумка. Летящие головы должны летать, а слова — падать и превращаться.
Андрей ФилимоновХВЭК
Изделие «Ходунки взрослые экзистенциальные» (ХВЭК) предназначено для использования совершеннолетними без врожденных либо приобретенных нарушений опорно-двигательного аппарата, но испытавших внезапное отвращение к самой идее перемещения в пространстве, утративших правый путь во тьме долины, выпустивших из вида путеводную звезду, тяжело переживающих мысль об иллюзорности мира.
ВНИМАНИЕ! Настоящая инструкция содержит ряд «Предостережений» и «Предупреждений», касающихся последствий пренебрежения правилами эксплуатации ХВЭК. В «Предостережениях» и «Предупреждениях» используется фраза «вы можете потерять равновесие и упасть». Каждое падение может привести к серьезным травмам и даже смерти. Это само собой разумеется, поскольку такова жизнь. Полагая, что читатели могут самостоятельно эксплицировать идею последствий из ситуации падения, мы не повторяем предупреждения о возможных травмах и смерти, каждый раз, когда речь идет о потере равновесия.
Изделие ХВЭК, с одной стороны, чем-то похоже на всем известные детские ходунки, но в тоже время не является простой конструкцией, для сборки которой нужны только отвертка и здравый смысл. Такое отличие «Ходунков взрослых экзистенциальных» объясняется, в первую очередь, использованием в конструкции платоновской фурнитуры.
Среди Часто Задаваемых Вопросов (ФАК) встречается такой: можно ли самостоятельно заменить платоновскую фурнитуру? Мы почти отчаялись донести до потребители две простых истины, связанных с этим вопросом. Во-первых, после Деррида ничто платоновское уже не поддается замене в принципе, во-вторых, прежде чем задавать этот вопрос, попробуйте заменить что-нибудь в самом себе. Не получилось? То-то же! Это вам не Икея.
Важное примечание: не уподобляйтесь идиотам, которые полагаются на так называемое «вдохновение» и приступают к сборке изделия, едва заглянув в ИНСТРУКЦИЮ. Прочитайте ее внимательно и до конца, в противном случае, приступив к использованию ХВЭКа, вы можете потерять равновесие и упасть.
Ну вот, теперь вы, более или менее похожи на человека, готового к сборке изделия ХВЭК. Не то чтобы мы вам совсем не доверяли, но предосторожность никогда не бывает излишней, и кое-какую защиту от дурака в виде текстовых фильтров в начале ИНСТРУКЦИИ нам пришлось использовать.
Первый этап сборки изделия — это настройка сборщика. Расслабьтесь, выпрямите спину, сосредоточьте внимание на бесформенном потоке воздуха у кончика вашего носа, позвольте мыслям приходить и уходить свободно. Не оценивайте их, ни в рублях, ни в другой валюте. Не задавайте глупых вопросов: что я сделал неправильно? чем я заслужил все это? почему все люди как люди, а я как хрен на блюде? и т. п.
ПРИМЕЧАНИЕ: помните, что единственной помехой правильной сборке и последующей эксплуатации изделия ХВЭК являетесь вы сами. Точнее, ваше Я. Только не пытайтесь избавиться от него самостоятельно. Ни в коем случае. Нам тут не нужны психи и фанатики! Отнеситесь к своему Я как к любимому старому больному коту. Обеспечьте ему уход и заботу, вовремя давайте лекарство от глистов и куриной слепоты, но не потакайте болезни, иначе кот загадит всю квартиру, а вы можете потерять равновесие и упасть.
Этап второй — построение или сборка изделия ХВЭК. Приготовьте какой-нибудь бессмысленный ритмичный текст. Это может быть классическая мантра, фраза из учебника иностранного языка или образчик современной поэзии, например, такой:
У деревни Крюково
в усадьбе Шахматово
шел тяжелый бой
Александр Блок
романтический юноша
был самим собой
Ключевое слово тут «бессмысленный», потому что именно фиксация мысли на так называемом «содержании» порождает запутанность сознания, которое лишает вас возможности использовать наше замечательное изделие ХВЭК. А за что вы тогда деньги платили?
Этап третий — наслаждение. Дышите свободно и легко. Повторяйте текст, пропуская через себя его бессмысленность, и наслаждайтесь ею, как благословенным отдыхом в субботний день. Вы ничего никому не должны, поскольку ни из чего сущего ничто должное не следует. Просто когда-то вам забыли это сказать или намеренно скрыли эту информацию. В результате, вы, как проклятый, нагружаете бездонные формы «смыслом», мучительно связываете причины со следствиями, сизифите камень своего ego в гору общественного признания. А ещё надо успеть обслужить многочисленные пороки: лень, зависимость, гордыню и т. д. Всю эту работу вынужден делать один единственный человек — ВЫ. Поэтому нет ничего удивительного в том, что вам понадобились «Ходунки взрослые экзистенциальные».
Мы приветствуем ваш выбор и поздравляем с тем, что вы незаметно для себя не только собрали изделие ХВЭК, но и приступили к его использованию, опередив многих несчастных, которые все еще мучительно пробуют самореализоваться в так называемом «внешнем мире», представляющим собой не что иное, как арену бесконечной и жестокой битвы между деконструкторами и реконструкторами.
Не лишним будет напомнить о мерах предосторожности. Эксплуатируя наше изделие, не забывайте, что невидимые миру ХВЭКи есть не только у вас, но и у других, может быть, самых близких вам людей. Широко обеспечивая нашей продукцией всех желающих, мы в тоже время свято блюдем принцип конфиденциальности транзакций и не разглашаем информации о наших клиентах. Оборотной стороной нашей добросовестности является отсутствие публичности и каких-либо правил взаимодействия ХВЭКов (наподобие тех, что регулируют движение велосипедистов по городским улицам). С этим ни