– Тех я вообще не могу оценить, ваше высочество. Я женщина простая, для меня их исполнение слишком изысканно.
Принц фыркнул.
– А вы, ваше высочество…
– Что?
– Вы тоже решили прогуляться?
– Пообещай, что никому не скажешь.
– Клянусь, – кивнула я, чувствуя себя заинтригованной.
– Я был вон там, – он кивнул на казарму. – Как ты заметила, там сейчас веселье, не то, что во дворце. Ну и тоже вышел пройтись.
– А-а…
Мы немного помолчали.
– Я должна ещё раз поблагодарить ваше высочество, – сказала я наконец.
– За что?
– За благородство, которое вы проявили в отношении меня.
– А… Ты о том последнем разе? – после короткого замешательства сообразил Тайрен. – Забудь. Уверен, многие сочли бы, что я проявил не благородство, а мягкотелость.
– Почему?
– Ну, любви принято добиваться, за неё принято сражаться… А не отступать по первой же просьбе.
– Ну, не знаю, – проворчала я, покрепче обхватывая себя руками. – Добиваться имеет смысл, когда есть ответная склонность. А если склонности нет, то это просто упрямство. Или самодовольство, отказ признать, что ты вовсе не такой прекрасный и замечательный, как привык о себе мнить. Но во втором случае добиться своего можно разве что грубой силой, а это никого не красит. В первом же случае человек, к вам благосклонный, найдёт способ дать это понять.
– А если девушка сама не знает, чего хочет? Бывает же и такое.
– Ваше высочество, обычно пары-тройки встреч вполне хватает, чтобы определиться. Конечно, это не значит, что девушка за это время обязательно вот так прямо и влюбится, но, во всяком случае, поймёт, что мужчина не вызывает неприязни.
Тайрен ещё немного помолчал, пристально глядя на меня. Налетел порыв ледяного ветра, и меня пронизала дрожь.
– Замёрзла? – заметил он.
– Да, ваше высочество.
– Тогда почему бы нам не пройти куда-нибудь, где теплее? – он приглашающе протянул руку.
– Только не в казарму! – быстро сказала я.
– За кого ты меня принимаешь? – беззлобно усмехнулся Тайрен. – Я ещё не сошёл с ума – вести девушку в толпу пьяных мужиков.
От него самого пахло вином, но пьяным он не выглядел. И что-то это мало похоже на оставление в покое, подумала я, когда он обхватил меня за плечи. Но бок у него был тёплый, рука тоже, и выворачиваться мне отнюдь не хотелось, наоборот, хотелось прижаться к нему покрепче. А вслед за этим мелькнула шальная мысль: а что, если и в самом деле переспать с ним разок? Авось удовлетворит любопытство и отстанет. А так парень видный, отвращения не внушает. В конце концов, грех не беда, молва нехороша. Если удастся сохранить всё в тайне, едва ли я пострадаю.
Мы двинулись куда-то по галерее, мимо покоев императрицы, а потом сошли с неё и начали подниматься по склону вверх. Вслед нам летела песня:
Изысканные яства
Не следует ценить,
Хочу быть вечно пьяным,
А трезвым – не хочу.
Так повелось издревле –
Безмолвны мудрецы,
Лишь пьяницы стремятся
Прославиться в веках.
Зал Небесной благосклонности тоже остался в стороне. Ещё немного, и впереди показалась стена с воротами.
– Да это же купальни!
– Ну да. А что?
– Но… Там же сейчас никого нет.
– Так ты же хотела тайны? К тому же там точно тепло, – Тайрен подмигнул. – И есть горячая вода. Чтобы кое-кто мерзлявый не подхватил простуду.
Я невольно улыбнулась. Что ж, купальни так купальни, место не хуже любого другого.
– Странно, – задумчиво добавил он. – Ты же вроде с севера, должна быть привычна к холоду.
– Я привыкла тепло одеваться, ваше высочество.
Ворота были заперты, но в них была калитка, которая легко открылась. Дверь купален тоже уступила нажиму. Поразительная беспечность, подумала я. А впрочем, кто тут будет красть? Чужакам на территорию дворца вход заказан, а слуги, во-первых, достаточно запуганы, а во-вторых, им-то замки не особо-то и помеха, если очень захочется, они найдут способ сюда проникнуть.
Влажное тепло окутало меня с ног до головы, и я прямо почувствовала, как съёжившиеся клеточки моего тела впитывают его и расправляются. Потом по телу прошла последняя короткая дрожь – словно холод выходил из тела.
– Неужели ещё мёрзнешь? – Тайрен, конечно, заметил, ведь он продолжал крепко прижимать меня к себе.
– Наоборот, ваше высочество.
Впрочем, потом ему пришлось меня выпустить, чтобы я могла зажечь лампу – похоже, ему и в голову не приходило, что подобные вещи можно сделать самому, когда рядом есть кто-то ещё. Хотя у меня до сих пор возня с огнивом и трутом вызывала серьёзные затруднения, но он терпеливо ждал, пока я высеку искру, раздую огонёк и только после этого зажгу заправленный маслом светильник. Тусклый колеблющийся свет озарил уже знакомую комнату с бассейном. Фонтанчики по его краям выпевали свою однообразную песенку.
– Не хочешь? – Тайрен кивнул на бассейн.
– Э… нет. Хотя…
Я стащила чулки и туфли и опустила ноги в горячую воду, аккуратно сев между двух фонтанчиков так, чтобы струйки не попадали на подвёрнутый подол. Принц опустился рядом на пол, скрестив ноги. Странно, но почему-то сейчас в его присутствии мне было вполне уютно.
– Почтенный настоятель Чжа показал мне записи, которые сделал по твоим рассказам о твоей стране, – сказал Тайрен.
– Правда? А я думала, что вы его пригласили, чтобы проверить, не оборотень ли я.
– И для этого тоже, – легко согласился он. – Но и расспросить тебя ему тоже было интересно. По-хорошему тебя бы надо показать чиновникам из Министерства церемоний – это они обязаны собирать знания о дальних странах. Но кто ж мог подумать, что женщина может обладать ценными сведениями! Скажи, кому пришло в голову, что женщин надо учить наравне с мужчинами?
– Ну… Это не было идеей кого-то одного. Просто в какой-то момент возобладала точка зрения, что учиться нужно всем.
– И давно это у вас?
– Не очень. Лет сто примерно.
– И каковы последствия для государства?
– Ну… Хорошие, – я пожала плечами. – Во всяком случае, если кризисы и случались, то они точно не были связаны с переизбытком образования.
– И как у вас теперь поддерживают порядок в семьях?
– Простите?
– Женщины не пытаются лезть в дела мужей и братьев? Поучать их, считая, будто они знают лучше?
Я не удержалась и хихикнула. Нет, пожалуй, если я сейчас начну рассказывать ему о достижениях феминизма, он меня не поймёт.
– Что смешного?
– Ничего, ваше высочество, простите. Всё просто. У меня на родине как раз в этот столетний период было две очень разрушительных войны. Таких, что мужчин стало не хватать – они или воевали, или лечились от ран, или и вовсе погибли. И тогда женщинам пришлось выполнять мужскую работу и даже занимать мужские должности. Просто потому, что больше было некому.
– Что, были женщины-чиновники?!
– Угу.
Тайрен покрутил головой, видимо, изумляясь творящимся на свете чудесам.
– Отчасти распространение образования было связано с этим, – добавила я.
– Видимо, у вас немногочисленное население.
– Ну… в общем, да. Чем северней страна, тем меньше в ней людей. Потому что жизнь тяжелее.
Принц задумчиво кивнул. Было видно, что теперь пазл для него сошёлся, и ранее выламывающийся кусочек наконец гармонично совместился с общей картинкой.
– А в империи как с образованием? – спросила я. – Женщин хотя бы читать-то учат?
– Тех, что благородного происхождения – да. Читать, считать, литературе немного. Танцам, музыке, облавным шашкам и другим играм. Иногда ездить верхом и играть в поло. И этого больше чем достаточно.
Я промолчала. Что с них взять, и на моей родине так считали не в таком уж далёком прошлом.
– Да… Вот уж не думал, что буду обсуждать с девушкой государственное устройство, – задумчиво, явно для себя, проговорил Тайрен.
– Да и я никогда не думала, что буду говорить на такие темы с настоящим принцем.
Он усмехнулся.
– Настоящий принц, да… – Тайрен прикусил губу. – Но когда-нибудь… Когда-нибудь я стану императором. Кто бы что ни говорил. Десять тысяч лет его величеству, но когда-нибудь…
Я на всякий случай попыталась прикинуться шлангом. Не знаю, как квалифицируются эти слова с точки зрения местных законов, есть ли в них что-то предосудительное, и насколько, но лучше уж при таких разговорах не отсвечивать. Если нет возможности сбежать.
– И тогда они поймут. Непочтительный сын, ха! Даже самый почтительный из сыновей имеет право высказаться, если отец сбился с пути. Государь всё говорит о древних установлениях, о добродетели первых владык. Но при первых владыках не было бунтов и голода, и деньги не обесценивались раньше, чем их отольют! При них и денег-то не было. Это ли не знак Неба, что в империи что-то не так?
Он моргнул и посмотрел на меня.
– А ты что думаешь?
– Ну… Я не знаю, что происходит за пределами Внутреннего дворца. Так что ничего не могу сказать.
– А ничего хорошего там не происходит, – хмуро сказал принц. – Говорят, что если государь добродетелен, то всё устраивается само собой и дела идут своим чередом. А раз не идут – значит, государь не добродетелен? И при чём тут тогда я?
– Кто говорит? – вздохнула я. Вот уж не было печали, утешать его высочество в его обидах на родителя.
– Да все. И священные книги, и философы, – Тайрен полузакрыл глаза и произнёс, явно что-то цитируя: – Когда в мире множатся запреты, тогда в народе становится больше сирых и убогих. Когда в народе множатся орудия войны, тогда и сгущается мрак над дворами и царствами. Когда среди людей появляются много хитроумных и многознающих, тогда и перестают случаться чудесные вещи. Чем строже указы и методы, тем больше воров и разбойников. Вот почему мудрый говорит себе: я освобождаюсь от стремления совершать, и люди сами собой меняются к лучшему; я стремлюсь к тишине и покою, и люди сами собой приходят к порядку; я не ведаю делами управления, а люди сами по себе обретают достаток; я освобождаюсь от привязанностей и страстей, и люди сами собой обретают простоту и естественность.