также сделать хит, с ещё большим шумом, нежели первая, и вот Шайб замер, парализованный, между двумя выигрышами, а к ним тем временем бегом направлялась делегация сотрудников казино — подтвердить и засвидетельствовать двух счастливых победителей, среди коих одного уже не хватало. В каковой момент Шайб, словно у него аллергия на дилеммы, с воплем ринулся к ближайшему выходу.
Поскольку вокруг никого достовернее Дока и Тито не оказалось, десятая доля секунды ушла у них на то, чтобы договориться: Тито возьмёт джекпот полудолларовой машины, а Док, поскольку не жаден, заявит права на, похоже, уже несколько кубических футов никелей.
Адольфо принял на себя управление выигрышем Тито, хотя вообще-то Эйнара, и все они поехали в «Призрак-цветочный двор», где Док обнаружил Триллиум, спящую на водяной постели. Он нацелился на вторую, и это, надо думать, ему удалось.
Дальше он понял, что утро, должно быть, уже закончилось, а Триллиум рядом нет. Он выглянул в окно и увидел, что «камаро» нет тоже. По ветерку пустыни он добрёл до придорожной лавочки на трассе и купил курева, несколько банок кофе и сколько-то «динь-донов» себе на завтрак. Вернувшись, щёлкнул телевизором и смотрел повторы «Обезьянок», пока не начались местные новости. В гостях студии сегодня был заезжий марксист-экономист из какой-то страны Варшавского договора, по всей видимости — прямо в разгаре нервного срыва.
— Лас-Вегас, — пытался объяснить он, — он сидит тут прямо посреди пустыни, не вырабатывает никакого ощутимого товара, деньги текут в него рекой, деньги из него вытекают рекой, ничего не производится. Этого места, согласно теории, даже существовать не должно, не говоря уже о его столь наглядном процветании. Я чувствую, что вся моя жизнь основывалась на иллюзорных предпосылках. Я утратил реальность. Не могли бы вы мне, пожалуйста, сказать, где тут реальность? — Интервьюеру было, судя по виду, неловко, и он попробовал сменить тему на Элвиса Пресли.
Когда начало темнеть, Триллиум наконец объявилась.
— Не сердись, пожалуйста.
— Не сердился с тех пор, как этот-как-его-там промазал свободным броском. — Он порылся в памяти. — Фамилию забыл, сразу не вспомню… Ну что ж. Где ты была? — Если судить по лицу и тому, как она вошла — робкой походкой шлюшки на выгульном дворе, — у Дока возникло представление.
— Я знаю, надо было тебя предупредить, но я сначала хотела его увидеть. У меня его номер всё время был — прости, — и я ему всё звонила и звонила, пока он не снял трубку. — Перед самым рассветом она заявилась по тому адресу, который дал ей Шайб: в квартирку над гаражом в Северном Лас-Вегасе, рядом с пустырём, заросшим мучнистой энцелией. Парни пили пиво и, как водится, обсуждали свои звания по мачизму, не говоря о том, кому петь тему, а кому подпевать в «Вундербар»[69] из «Поцелуй меня, Кейт».
Либо у Триллиум слега помутились подробности, либо ей не хотелось пускаться в воспоминания, хотя Док сообразил, что воссоединение некоторое время продлилось, причём Эйнар в какой-то момент любезно сбегал на бульвар за пивом.
— Ты случайно не обмолвилась Шайбу, что я его ищу словечком переброситься, ничего такого не?
— Вообще-то мне пришлось длительно вытанцовывать, чтобы убедить его, что ты не мясник.
— Мы можем встретиться там, где ему безопаснее.
— Он предложил казино в Северном Лас-Вегасе, называется «Ложа Кисмета». Им с Эйнаром не нравится приходить до полуночи.
— Ты туда собираешься или…
— Легче будет, если я, на самом деле, возьму машину. Туда-сюда сгонять надо?
Док нашёл чинарик, взорвал и позвонил Тито, который как раз собирался на работу.
— У тебя будет время сегодня чуть попозже свозить меня в Северный Вегас?
— Не проб-лимо, как мы в этом бизнесе выражаемся — Инес всё равно любит до последнего представления сидеть. На Джонатана Фрида наглядеться не может.
— Что, — Док заморгав, — Барнабас? вампирный парень в «Мрачных тенях»?
— У него салонная программа в аккурат тут на Стрипе, Док. Все в профессии его обожают — Фрэнк, Дин, Сэмми — по крайней мере, кто-то один каждый вечер в зале сидит.
— Не только Инес, — вставил Адольфо в отводную трубку, — твои детишки тоже носят коробки с обедом, а на них его лицо.
— Ух-х, а что он поёт? — поинтересовался Док.
— Похоже, склонен к Дицу и Шварцу, — сказал Тито. — А закрывает программу всегда «Сердцем с призраками».
— И Элвиса лепит, — добавил Адольфо, — поёт «Вива Лас-Вегас».
— Я его пару раз подвозил, хорошо на чай даёт.
Триллиум предложила угостить Дока ужином в каком-нибудь казиношном буфете на Стрипе — так она представляла себе дипломатию, хоть обсуждать с Доком что-либо, а особенно Шайба, настроения у неё, по-видимому, не было.
— Ты совершенно сбрендила, — сообщил он ей всё равно. Она смутно улыбнулась и безмолвно жестикулировала полторы минуты гигантской креветкой, словно дирижировала оркестром. Док приложил ладонь к уху.
— Что я слышу… свадебные колокола?
— Сейчас вернусь. — Триллиум выскользнула из кабинки и направилась к дамскому салону, где, насколько Док помнил, платных телефонов было столько же, сколько и туалетов. Вернулась почти через час. Док, по сути, ел.
— Замечали когда-нибудь, — обратился он ни к кому в особенности, — как в платных телефонах есть что-то эротичное?
— А подвёз бы ты меня к мотелю, может, и я в Северный Вегас к тебе потом заеду. — А может, и нет.
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ
По словам Тито, «Кисмет», построенный сразу после Второй мировой, представлял собой нечто вроде рискованного пари: Северный Лас-Вегас-де окажется на волне будущего. Но всё сползло на юг, и южная часть Лас-Вегасского бульвара стала легендарна под названием Стрип, а такие точки, как «Кисмет», зачахли.
Пока ехали по северному Лас-Вегасскому бульвару, прочь от неотступной бури света, наконец-то начали случаться эпизоды тьмы — как порывы ветерка из пустыни. Мимо проносились запаркованные трейлеры, небольшие лесосклады и лавки с кондёрами. Зарево в небе над Лас-Вегасом отступило — будто бы на «страницу из истории», как выразились бы Флинтстоуны. Но вот впереди на обочине, тусклее всего, что южнее, возникла конструкция света.
Это помойка, чувак. — Тито подрулил ко входу, под облупленный портик. Никто их не заметил в сокращённом свете — да и некому было их приветствовать. Некогда здесь, должно быть, сверкали тысячи огней, накаливания, неоновых и флуоресцентных, повсюду, однако нынче горели немногие — нынешним хозяевам электролампочки были уже не по карману, несколько электриков-любителей, как ни печально признавать, уже сдетонировали при попытках спиратить энергию У муниципальных линий.
— Вернёмся через пару часов, — сказал Тито. — Постарайся, чтоб тебе жопу не слишком подстреливали, лады? У тебя на игрушки с собой хватит? На, Адольфо, дай ему чёрненькую.
— Это ж сотня долларов, я не могу…
— Бери, — сказал Тито. — Я оттопырюсь осмосом.
Адольфо вручил ему фишку.
— Этим тут на чай дают, — пожал плечами он. — Мы уже даже не знаем, сколько их у нас сейчас. Блядский дурдом.
Док вылез и прошёл под византийской аркой в обветшалый простор главного игрового зала, над которым господствовала руина люстры, нависавшая над столами, клетками и питами, — распадаясь, призрачная, громадная и, если б могла чувствовать, вероятно, обиженная — лампочки её давно перегорели, их не меняли, хрустальные подвески неожиданно отпадали на поля ковбойских шляп, в стаканы публики и на вращавшиеся колёса рулеток, а там подскакивали, жёстко позвякивая, все в собственных драмах удач и утрат. В зале всё было так или иначе скособочено. Рулеткам на допотопных подшипниках приходилось вращаться хаотично — то быстрее, то медленней. Классические трехбарабанные автоматы, давным-давно настроенные на выплаты таких процентов, о которых южнее Бонанза-роуд и не слыхивали, да и во всём мире, быть может, не ведали, с тех пор разбрелись всяк по-своему, как провинциальные деляги — кто к щедрости бери-не-хочу, кто к мерзостной скаредности. Ковры тёмного царского пурпура за годы сменили текстуру миллионом сигаретных ожогов — от каждого синтетический ворс спаялся в один крохотный мазок пластика. Общее впечатление было — как от ветра на озёрной глади. Главный зал располагался на десять футов ниже поверхности окружающей пустыни, отчего возникала естественная изоляция, и потому озноб в этом громадном неопределённом пространстве бил не только от кондиционеров, всё равно настроенных на минимум, чтоб сэкономить электроток.
Жарщики из забегаловок, торговцы покрышками, огородники, окулисты, регулировщики, кассирши и прочие чёрно-белые после смен в залах пошикарнее, где им играть не разрешали, старые лошадники, впавшие во времена побыстрее и полюднее, а чувства их теперь изливались на «Ф-100» и «шеви-апачи», — все они редко усеивали мягко затенённый свет, покачиваясь на местах, словно бы стараясь не заснуть. На халяву тут не наливали, однако из соседской любезности реальной жизни за выпивку брали недорого.
Док взял грейпфрутовую «Маргариту», после чего, включив в уме экономичную передачу, пошёл дрейфом по неохватному казино, выискивая взглядом Шайба и Эйнара. В какой-то момент к нему подошла презентабельная юная дама в мини-платье из «кианы» в огурцах и сапогах из белого пластика, представилась Юлой.
— И не имея в виду совать нос или как-то, я заметила, что вы не играете, а просто как бы бродите, что означает — вы либо парень глубокий, таинственный интриган, либо ещё один матёрый шулер, ищете чего повыгодней.
— Эгей, может, я Мафия.
— Обувь не та. Ради бога, отдайте же мне должное. Я бы сказала — Л.А., и, как и всем отдыхающим из Л.А., вам явно хочется одного — как бы поставить на книжку Мики.
— Кни, э…?
Юла объяснила: «Кисмет» предлагает букмекерскую книгу, в которой можно ставить пари на новости дня, вроде недавнего таинственного исчезновения строительного магната Мики Волкманна.