Когда мы исходим из нашего Подлинного «Я» или являемся им, мы ощущаем себя живыми. Мы можем чувствовать боль в форме обиды, грусти, вины и гнева, но при этом мы живы. Мы испытываем и радость в виде удовлетворения, счастья, вдохновения и даже экстаза. В целом мы склонны чувствовать себя настоящими, целостными, завершенными, уместными, подлинными, наполненными и здравомыслящими.
Внутренний ребенок естественным образом движется от нашего рождения к смерти через все моменты и переходы между этими точками. Чтобы быть Подлинным «Я», не нужно что-то делать. Оно просто есть. Если позволить ему быть, оно проявит себя без каких-то особенных усилий с нашей стороны. На самом деле усилия обычно требуются как раз для того, чтобы отрицать осознание и выражение Подлинного «Я».
У нашей личности есть и другая, противоположная часть, которая обычно ощущается некомфортной, напряженной и неистинной. Я использую следующие равнозначные термины: ложное «Я», созависимое «Я», неподлинное «Я» и публичное «Я».
Ложное «Я» — это прикрытие. Оно подавлено, сжимается и боится. Это наше эгоцентричное эго и суперэго, вечно планирующее и увязающее в рутине, себялюбивое и непрерывно сдерживающее себя. Оно завистливое, критичное, идеализированное, обвиняющее, стыдливое и склонное к перфекционизму.
Оторванное от Подлинного «Я», ложное «Я» ориентировано на других людей и сосредоточено на том, каким, как ему кажется, они хотят его видеть. Оно страдает излишним конформизмом. Оно дает лишь обусловленную любовь, а чувства скрывает, прячет и отрицает. Оно может придумывать ложные чувства, как это часто бывает, когда мы стабильно отвечаем дежурным «Нормально» на вопрос «Как дела?». Этот быстрый ответ часто полезен и необходим, чтобы защититься от пугающего осознания ложного «Я», которое либо не знает, что ощущает, либо знает и цензурирует эти чувства как «неправильные» и «плохие».
Вместо уместной ассертивности Настоящего «Я» оно зачастую проявляет неуместную агрессию, пассивность или и то и другое.
Если использовать терминологию сценариев, принятую в трансакционном анализе[8], ложное «Я» склонно вести себя как «критичный родитель». Оно избегает игр и веселья и прикидывается сильным и даже могущественным, хотя на самом деле власть его минимальна или вообще отсутствует и в реальности оно обычно боязливое, недоверчивое и деструктивное.
Поскольку наше ложное «Я» нуждается в том, чтобы отдаляться и контролировать, ему приходится жертвовать заботой о себе и других. Оно не умеет поддаваться. Оно самовлюбленное и пытается блокировать информацию, которую нам дает подсознание, хотя и склонно многократно отыгрывать подсознательные, часто болезненные паттерны. Оно ощущает себя отчужденным, забывая о нашей Целостности. Это наше публичное «Я» — то самое, которым, как нам кажется, мы должны быть по мнению других, а в итоге и по собственному мнению.
Когда мы пребываем в этом ложном «Я», мы в основном испытываем дискомфорт, онемение, пустоту, неестественность и зажатость. У нас нет ощущения реальности, полноты, цельности и здравомыслия. На том или ином уровне мы чувствуем, что что-то неправильно, чего-то не хватает.
Как ни парадоксально, это ложное «Я» зачастую воспринимается как естественное состояние — то, как «должно быть». Возможно, дело здесь в зависимости и привязанности: мы настолько привыкаем быть ложным «Я», что Настоящее «Я» начинает испытывать вину, как будто что-то неправильно, как будто чувствовать себя настоящими и живыми нельзя. Сама мысль о решении этой проблемы пугает.
Ложное и созависимое «Я», кажется, встречается у людей повсеместно. Оно бесчисленное множество раз было описано в литературе, мы упоминаем его и в повседневной жизни. Его называли разными именами: инструментом выживания, психопатологией, эгоцентричным эго, поврежденным и защищающимся «Я» (Masterson, 1985). Оно бывает разрушительно для самого себя, других и для близких отношений. Это обоюдоострый меч. Ему можно найти определенное применение. Но насколько оно полезно? И при каких обстоятельствах? Вот стихотворение Чарльза Финна, которое описывает многие наши битвы с ложным «Я».
Не дайте мне вас обмануть.
Не обманитесь, глядя мне в лицо.
Ведь я ношу маску, тысячу масок,
и я боюсь их снять,
и все они не я.
Моей второй натурой стало искусное притворство,
но не обманитесь.
Ради бога, не обманитесь!
Я пытаюсь вам внушить, что мне ничто не грозит,
что в сердце и вокруг все солнечно и безмятежно,
что я сама уверенность, что я хладнокровно играю,
что воды спокойны и я у штурвала,
что я ни в ком не нуждаюсь.
Не верьте мне.
Да, на поверхности все гладко, но поверхность — маска,
вечно меняющаяся, вечно скрывающая.
Под ней не найти удовлетворенности:
Под ней смущение, страх, одиночество.
Но я скрываю их. Я не хочу, чтобы об этом узнали.
Меня панически страшит мысль обнажить свои слабость и страх.
Поэтому я отчаянно создаю маски и прячусь за ними,
за вычурным фасадом беспечности,
который помогает мне притворяться,
скрыться от взгляда, который все понимает.
Но именно в этом взгляде спасение, моя единственная надежда, и я это знаю.
Конечно, если за взглядом следует признание,
если за ним следует любовь.
Лишь это способно освободить меня от себя самого,
от собственных, мною построенных тюремных стен,
от барьеров, возводимых с таким упорством.
Лишь это убедит меня в том, в чем я не могу заверить себя:
что я правда чего-то стою.
Но я не скажу вам об этом. Я не осмелюсь. Я боюсь сказать.
Я боюсь, что за взглядом не будет признания,
что за ним не будет любви.
Я боюсь, что вы станете хуже обо мне думать, что начнете смеяться
и ваш смех убьет меня.
Я боюсь, что где-то в глубине я — ничто, что я просто негоден
и что вы увидите это и отвергнете меня.
Поэтому я веду свою игру, отчаянную игру притворства,
держу фасад уверенности
с дрожащим ребенком внутри.
Так начинается блестящий, но пустой маскарад,
И моя жизнь превращается в ширму.
Я веду с вами учтивые, поверхностные, праздные беседы.
Я говорю обо всем, не рассказав ничего,
и не говорю ничего из того, что все для меня,
из того, что плачет во мне.
Поэтому, слушая эту рутину,
не обманитесь словами.
Прислушайтесь, постарайтесь уловить то, о чем я молчу,
о чем я хотел бы сказать,
о чем я должен сказать, чтобы выжить,
но не могу.
Я не люблю прятаться.
Я не люблю играть в поверхностное притворство.
Я хочу прекратить эти игры.
Я хочу быть подлинным и непринужденным, хочу быть собой,
но вы должны мне помочь.
Вы должны протянуть мне руку
даже если это последнее, чего, как кажется, я хочу.
Лишь вы способны стереть с моих глаз пустой взгляд живого мертвеца.
Лишь вы способны призвать меня к жизни.
Всякий раз, когда вы добры, и мягки, и ободряете,
каждый раз, когда вы пытаетесь понять, потому что вам не все равно,
мое сердце обретает крылья,
очень маленькие,
очень слабые,
но крылья!
В вашей власти коснуться меня и вернуть мне чувства,
вы можете вдохнуть в меня жизнь.
Я хочу, чтобы вы это знали.
Я хочу, чтобы вы знали, как вы важны для меня,
что вы можете быть творцом — клянусь, творцом —
человека, который — я,
если только решитесь на это.
Лишь вам по силам разбить стену, за которой я дрожу,
лишь вы можете снять с меня маску,
лишь вы можете вернуть меня из сумеречного мира паники и неуверенности,
освободить из одинокой тюрьмы,
если только вы так решите.
Пожалуйста, решите. Не проходите мимо.
Вам это будет несложно.
Долгая убежденность в своей никчемности создает крепкие стены.
Чем ближе вы ко мне подходите,
тем больше я способен на слепой удар.
Это неразумно, но, что бы ни говорили о людях книги,
я часто неразумен.
Я сражаюсь против того, к чему взываю.
Но я слышал, любовь сильнее самых крепких стен,
и в этом моя надежда.
Попытайтесь разрушить эти стены
твердой рукой,
но будьте нежны,
ведь ребенок очень чувствительный.
Кто я такой? — спросите вы.
Я тот, кого вы очень хорошо знаете.
Ведь я каждый мужчина, которого вы встречаете,
и я каждая женщина, которую вы встречаете.
Глава 4. Подавление Внутреннего ребенка
Каким образом родители, другие авторитетные фигуры, институты (образование, организованная религия, политика и СМИ) и даже специалисты, призванные помочь, подавляют нашего Внутреннего ребенка и отрицают его существование? Как определить, коснулось ли это нас? Какие факторы и состояния заставляют родителей и других людей душить наше Настоящее «Я»?
В идеальных условиях для роста и развития Внутреннего ребенка должны быть удовлетворены некоторые человеческие потребности. Основываясь на работах Маслоу (1962), Вайля (1973), Миллер (1983, 1984) и Глассера (1985), я составил иерархический перечень 20 таких факторов и состояний (см. таблицу 2). Почти все они связаны с отношением человека с самим собой и с окружающими.
Таблица 2
(составлена частично на основе Maslow, 1962; Miller, 1983; Weil, 1973; Glasser, 1985)
1. Выживание.