Вошла жена Фахт-бея, но, увидев меня, поспешно удалилась. Наконец прибыл и он сам. Я не хотел его видеть. Да и он тоже не испытывал особого желания видеть меня, судя по его лицу. Однако субординация есть субординация. Комендант сел и посмотрел на меня.
– Кражи героина все продолжаются, – сказал он.
– Зачем говорить об этом мне?
– Вы уверены, что не знаете об этом?
– Тебе бы лучше быть более уважительным, – сказал я со стальными нотками в голосе. Ну ты у меня дождешься – будешь первым кандидатом на обработку гипношлемами!
– Мы на пороге полного разорения, – сказал он. – Этот госпиталь стоит целой планеты! Ливанский банкир очень расстроен.
– Зачем ты говоришь это мне? – сказал я.
– Вы же главный инспектор.
– Вот именно. И не забывай этого.
– Мы задолжали корпорации ИГ Барбен за последнюю партию «скорости», – сказал он. – Ту, что доставлялась на «Бликсо».
– Да провались он ко всем чертям, твой «Бликсо», – сказал я, и это было на полном серьезе.
– Ливанцу придется брать банковский заем, чтобы купить урожай мака текущего года. Под тридцать процентов.
О боги, ну как таким мозгам не отведать гипношлема?
– До вас мы были кредитоспособны, – упрекнул он.
Два гипношлема в день! Я ему задам! Наконец явился таксист – было уже десять часов. Прежде чем выйти во двор, я внимательно оглядел его, нет ли там Сильвы.
– Я потерял бумажник, – заявил таксист. – Не одолжите мне несколько баксов?
Я сердито велел везти меня в госпиталь. Этому болвану гипношлем тоже обеспечен! Мы подъехали к клинике. Я велел ему подождать и глядеть в оба: не появится ли смуглорожий сицилиец – и зашел в здание. Там было безлюдно, если не считать пожилой женщины, несущей ночное дежурство в регистратуре. Я, не задерживаясь, прошел мимо нее и шумным рывком открыл дверь в спальню Правда. Две головы испуганно приподнялись с подушки.
– Мой отец! – вскрикнула медсестра Биддирджина.
– А зарплату мне уже начали платить? – спросил Правд.
Очевидно, я прервал их посреди кое-какого занятия – вид у них был всполошенный.
– А ну-ка, выбирайтесь из постели! – приказал я.
Вот еще два кандидата на гипношлем, это уж точно. Никакого уважения. Ее отец, этот жирный неряха! Они почувствовали в моем голосе угрозу – дважды повторять не пришлось. Сестра Билдирджина вылезла из постели. Было ей, наверное, лет пятнадцать, поэтому не много там было в смысле грудей. Напяливая на себя форму медсестры, она, похоже, еле слышно проклинала меня.
Встал и Правд. На этот раз он был умницей. Прежде всего влез в свои полуботинки.
Я потащил его к нему в кабинет. Там я показал ему подделку, имеющую вид официального документа, и пояснил:
– Вот только что полученный мною приказ. Исполнить его нужно немедленно.
В липовом приказе говорилось следующее:
Вам надлежит немедленно вживить себе «жучок». Если вас когда-либо поместят в одну из подземных камер или в могилу, мы не сможем вас обнаружить, если у вас в черепе не будет реагирующего на поиск «жучка». Это секретно, официально, и тот, кто разгласит тайну, своей зарплаты никогда не получит.
Вышестоящие Власти
Я забрал у Прахда приказ и передал ему свинцовый ящичек с элементом В. Он открыл его и прищурился, чтобы разглядеть содержимое.
– Это «жучок»?
– Мини-микроответчик, – уточнил я. – Он отвечает звуковым сигналом, когда на него воздействует луч поиска.
– А, понятно. Один из тех.
– Верно. Нужно вживить его в макушку моего черепа так, чтобы никто не знал, что он там. Таков приказ.
– И тогда мне начнут платить?
– Посмотрим.
Он как-то странно поглядел на меня и крикнул медсестре Билдирджине. Та прибежала, что-то бурча под нос. Правд велел ей подготовить операционную, и она умчалась, все еще бормоча, а мы не спеша последовали за ней.
Операционная была готова, лампы горели, посреди комнаты стоял стол с ремнями.
– Это для него? – поинтересовалась медсестра.
– Для него, – подтвердил Правд.
Она ловко схватила меня за руку и повалила на операционный стол. Я поразился ее силе. Она заставила меня растянуться и принялась закреплять ремни: стянула ноги, живот, перекинула тяжелые ремни через грудь и плечи, наконец последним ремнем закрепила шею. Слишком туго – трудновато было дышать. Она все еще что-то ворчала про себя – с каким-то озлоблением.
– Подождите! – сказал я. Уж очень нехорошо они на меня глядели, не хотелось под этими взглядами погружаться в бессознательное состояние. Чего доброго очнешься, а у тебя из неположенного места будет торчать ланцет. – Не надо общей анестезии! Только местная. Ничего особенного тут нет.
– У нас нет новокаина, – сказала Билдирджина.
Я повернул голову и указал ей на пузырек с надписью «новокаин». Она взяла его и положила к себе в карман.
– Он пустой, – объяснила она. – А все аптеки в это время закрыты.
– Это правда, – подтвердил Прахд.
Билдирджина подошла к шкафу, выдвинула ящик и что-то взяла. Затем вернулась ко мне и приказала широко открыть рот. Я повиновался, думая, что она хочет взглянуть на мои зубы. Но она впихнула мне в рот большой кляп из бинта. Затем влезла коленями мне на грудь. Колени оказались довольно острые – она ведь была молода и немного костлява. Юбку она задрала, обнажив ляжки. Сдвинув локти, она обхватила мое лицо ладонями – ногти у нее тоже были довольно острые – и зажала мою голову, словно в тисках.
– Начинайте, док, – сказала она. – И надеюсь, эти инструменты тупые! У юных девушек нежные чувства.
Я понял, что она страдает «комплексом Электры». Фиксация на своем отце. Я попытался сказать ей, что я не ее отец, но кляп не дал мне этого сделать.
Колени медсестры так больно вонзались мне в грудь, что я не почувствовал первого надреза. Второй – почувствовал!
Прахд – а я довольно энергично вращал глазами, чтобы все видеть, – пользовался электроножом фирмы «Занко», и у него была ванночка для сбора крови. Он вскрыл мне череп! Тут и смотреть не нужно было, чтобы понять это! Жгло безумно!
Билдирджина, цепко держа мою голову в ладонях, не позволяла ей шевельнуться, а ногти вонзались мне в кожу. При этом она вела такие речи:
– Это не очень-то хорошо – заставлять прерывать такие дела посредине. Может, один раз – еще ничего, но когда так делают дважды – это уже назло. У юных девушек нежные чувства!
Прахд собирал кровь в пробирку и разогревал катализатор. Что-то жужжало, звякали металлические ванночки, шипели горелки. Он вернулся с каким-то инструментом, похожим на лопату. Я не видел, что он делал, но внезапная боль пронзила меня, как копье, глаза ослепила вспышка!
Он отошел с небольшим кусочком черепной кости. Положил его в пробирку, пробирку поместил в катализатор, зашипели горелки, мой череп – тоже!
– Вам когда-нибудь приходилось останавливаться посреди этого дела? – продолжала медсестра. – Вас когда-нибудь прерывали в самом разгаре?
Я уже не ощущал ее ногтей – слишком сильно болел череп. Прахд включил дрель.
ЙООУ! Звук дрели проник мне в череп, и это была живая мука! Комната завертелась перед глазами!
– Так все шло хорошо, – говорила медсестра. – Хорошо, медленно, ровно. И обещало продолжаться так долго. О, это было здорово!
Дрель у Прахда перекосило. Я потерял сознание. Когда пришел в себя, Билдирджина говорила:
– Это был первый акт за ночь. Я с нетерпением ждала его весь день. Меня пробрало до самой макушки! И тут вошел мой отец!
Я пытался сказать ей: «Сестра Билдирджина, я не ваш отец. Это у вас от „комплекса Электры“. Ваша скрытая страсть к отцу находит выражение в ненависти». Но кляп во рту не давал мне такой возможности.
– Проверь, пожалуйста, этот предмет, – попросил медсестру
Прахд, держа в руках свинцовый ящичек. Она на мгновение отпустила мою голову – точно вещь. Я страдальчески кивнул. Доктор подцепил элемент пинцетом и бросил в раствор. Выловил его оттуда. Билдирджина снова схватила меня за голову, колени врезались в грудь.
ЙООУ! ЙООУ! ЙООУ! Он внедрял это в мой череп не слишком-то нежно.
– Вы когда-нибудь останавливались на полпути? – продолжала Билдирджина. – Как раз в тот момент, когда все идет превосходно?
Бителсфендер вынул массу костных клеток из пробирки и, как штукатур, замазал сделанную дырку. При каждом прикосновении ощущение было такое, будто тебя дергают за каждый нерв!
– Понимаете, – говорила Билдирджина, – я же совсем молодая, я только начинаю. Для меня все это так ново, так чудесно. Слышать-то я слышала, да вот не знала, что это может
быть так здорово, так здорово, так здорово!
Теперь Прахд подтягивал кожу, боль была сумасшедшей, обжигала!
– Вам нужно быть более осмотрительным с юными девушками, у которых раньше ничего такого не было, – продолжала медсестра. – Ведь это самое восхитительное в их жизни!
Прахд обмазывал чем-то края раны. Каждое прикосновение причиняло дикую боль!
– Не будете больше прерывать юных девушек на полпути, – приговаривала Билдирджина. – Будете проходить своей дорогой и давать им кончить! У юных девушек нежные чувства, смотрите не забывайте об этом!
Прахд поднес к моей ране лампу. Мне показалось, что от жара у меня затрещали волосы. Затем он отступил и сказал тоном профессионала:
– Можете не держать его больше, сестра Билдирджина.
Она слезла с меня. Я даже не чувствовал ее впивающихся мне в грудь коленок, которые оставляли синяки, – для страданий мне хватало другой боли. Она взяла ланцет, видимо, на тот случай, если ей задним числом придет в голову новая идея. Расстегнула ремень на горле, дав мне снова нормально дышать, сняла и остальные путы.
– Ну вот, – сообщил Прахд, – вы и с «жучком». Теперь мне будут платить?
Я вытащил бинт изо рта и рявкнул:
– Вон отсюда!
Они были очень послушны. Покидая операционную, медсестра Билдирджина уже расстегивала свой халат, с обожанием глядя на Прахда.
– О, я просто в восторге от медицинской работы, а вы, доктор? Она так возбуждает!