— Когда это началось, Денис?
— Почти десять лет назад. Я тогда встречался с девушкой, у нас были очень близкие отношения. Мы ходили по квартире голыми и ели из одной тарелки. Похоже, что мы любили друг друга. А потом я увидел, как она разговаривала с другим парнем. Это был просто разговор, но ее глаза смотрели на него. Ее тело даже не прикасалось к нему, и еще играла музыка — было не услышать, о чем они говорили. Я вдруг почувствовал себя таким жадиной. Взбесился и едва сдержал себя, чтобы не ударить их. Хотя в мыслях уже и представлял себе, как одним махом размазываю по стенке этого парня.
Я верила ему.
Ревность — профессиональный маньяк. Она играет нами, как надоевшими игрушками.
И ей плевать, насколько фатальными могут быть последствия такого баловства. Зрелище — это единственное, что интересует ревность.
— В какой-то момент я вспенился окончательно, схватил ее и увел домой. Там мы сильно поссорились, как положено, с криками, истериками и кулаками в стену. А потом она швырнула в меня тарелку. Та пролетела мимо и разбилась на куски о дверь. В ту ночь мне все время снилось, как она связывает меня и бьет, но при этом целует. Во сне мне было очень хорошо от этого. Всю следующую неделю эти ощущения преследовали меня и продолжали сниться. Однажды я рассказал ей об этом, и она предложила сделать это со мной наяву. В тот же день мы купили плетку с наручниками и реализовали мой сон. Это превзошло все ожидания. Ты никогда не узнаешь вкус апельсина, пока не попробуешь его.
Я внезапно сильно захотела апельсинов. А может быть, и не апельсинов, а сильного удара. Приходя в этот мир, первое, что мы делаем, — это причиняем неимоверную физическую боль человеку, которого любим больше всего на свете, своей матери. Боль и любовь в этот момент становятся единым целым и связывают обоих навсегда. Эмоции настолько сильные, что впитываются в клетки тела. Совместное преодоление физических мук и поцелуи в качестве награды. Что, если нам необходимо испытывать общую боль, чтобы впитать друг друга по-настоящему?
— Мы потом не просто занимались сексом, мы свихнулись на этом Все стало другим. Она связывала меня, била, резала, колола, целовала… заставляла чувствовать страх перед ней. Я прижимался к ее рукам, к ее губам, как ручной зверь. Я искал ее запах, как младенец. Мы с ней создали действительно свой мир, о котором предположить могли только мы. Там были только наши правила и только наши чувства. Это было лучшее время.
— Вы расстались?
— Да. Ей предложили хорошую работу в Европе, и она уехала. А там быстро забыла меня.
— Вы больше никогда не виделись?
— Нет.
— Красивая история. Любовь и нож.
— Именно. Именно с этого для меня все и началось. Я пытался получить удовольствие сам. Включал порнографию и брал в руки нож или лезвие. Потом в ход пошли окурки, хоть я и не курил. Я бил себя, но ничего не помогало. Мне было нужно ее тело, потому что я все еще любил ее. И чем сильнее я скучал по ней, тем сильнее я резал себя. Через пару месяцев на моем теле были сплошные шрамы и ожоги.
Так бывает. Если бы душевная боль людей была видна, по улицам городов ходили бы зомби, залатанные бинтами, словно дырки на джинсах. У каждого человека есть своя драма, которая постепенно становится привычкой — как утренняя чашка кофе, как одежда на стуле, как долгая ночь, проведенная в стеклах монитора. Боль превращается в ежедневность. Мы все немного мазохисты.
— Тамрико, ты когда-нибудь ощущала, как холодное лезвие прикасается к коже? Оно всегда холодное и потому четче ощущается. Когда оно скользит по телу, в него иногда попадает свет — и лезвие начинает блестеть. А внутри вен бегут сотни импульсов, разрываемых от сексуального удовольствия и от боли одновременно.
— Из тебя бы получился отличный маньяк.
— Нет. Я — наркоман. Боль — мой наркотик, такой же сильный, как и удовольствие. И они жизненно необходимы мне оба.
— Почему бы тебе не написать об этом книгу?
Денис отрицательно покачал головой.
— Вот ты и напишешь об этом. Если, конечно, твоя внутренняя цензура пропустит мою боль.
Люди медленно уходили из ботанического сада. С каждой новой беседой я все больше понимала мужчин. Однажды утром я поймала себя на том, что теперь стою ногами в двух реальностях: одной ногой на женской территории, а другой — на мужской. Оказывается, для того чтобы понять, нужно всего лишь выслушать.
Понять не означает принять. Но выход из туннеля становится куда более освещенным.
— Кто такая Алиса? Ты говорил о ней в самом начале.
— Проститутка. Спустя несколько месяцев мои чувства к бывшей угасли, и я мог двигаться дальше. Девушку, с которой я мог бы разделить свои сексуальные увлечения, я пока не встретил. Однажды друг в баре познакомил с Алисой. Ей двадцать четыре года, и она работает проституткой. Она медсестра по образованию, поэтому специализируется в сфере БДСМ7. То, что нужно. Мы с ней отлично спелись.
— Боль за деньги?
— Да. Два раза в месяц, иногда чаще, я прихожу к ней. В ее комнате можно попросить о чем угодно.
— Например?
— Она привязывает меня к кровати, не завязывая глаза, чтобы я видел ее. Она обливает меня горячим воском, а когда он застывает на моем теле, отдирает его своими острыми ногтями. Она царапает меня до появления капель крови и удаляет их медленными поцелуями. Еще она садится сверху. При этом она сжимает мою шею таким образом, чтобы мне не хватало воздуха.
— Асфиксиофилия?8
— Тамрико, а ты продвинутый пользователь!
Я многозначительно улыбнулась. Мне довелось читать слишком разные книги.
— Поначалу все развлечения придумывал только я. Просто приходил к Алисе и говорил, чего мне хочется. Она кивала головой и исполняла все мои прихоти. У нее огромный арсенал костюмов из кожи, латекса, сетки, париков, запредельной обуви. Но все игрушки я покупаю сам. У меня дома целый шкаф, который забит моими сокровищами. Если однажды это увлечение пройдет, открою музей эротики. Теперь, когда мы с Алисой уже хорошо знакомы, она и сама знает, как доставить мне удовольствие. Бывает, что у меня плохое настроение и я сам не знаю, чего хочу. Тогда Алиса берет все в свои руки. Пару раз я ходил к другим женщинам. Но мне не понравилось. А как-то у меня был роман с девчонкой, но, когда предложил ей связать меня и искусать, она отказалась. И мы расстались.
Денис совсем не жестикулировал. Его руки всегда были спокойны, впрочем, как и голос. Ничто не выдавало в нем человека, знающего цену страсти.
Я смотрела на него и постоянно думала о том, сколько должно быть на его теле ударов, шрамов, вмятин.
Как женские руки воспринимают такое количество шероховатостей и отметин. Какие они на вкус, если прикоснуться к ним губами.
— Ты любишь Алису?
— Нет. Ни в коем случае. Но она по-настоящему хороший человек. Очень понимающий. И фигура у нее хорошая.
Я кивнула головой, как бы заочно соглашаясь с этим утверждением. Тогда я даже не предполагала, что совсем Скоро лично познакомлюсь с Алисой: услышу ее голос, увижу ее жесты и длинные волосы. Более того — именно Алиса станет одной из самых ярких участниц второй серии интервью, но уже с женщинами.
— А если ты так никогда и не найдешь ту, которая примет твои желания? Останешься один?
Денис посмотрел так глубоко в меня, что я растерялась.
— Люди были созданы для того, чтобы получить удовольствие от жизни, а не для того, чтобы найти хоть кого-нибудь и не считаться в глазах окружающих одиноким.
— Но разве тебе не хочется быть любимым?
— Я уже однажды испытывал это и любил сам. У многих людей не случается такого и за всю жизнь. Хотя они создают семьи и заводят детей. Так что мне уже повезло больше, чем многим.
— Но разве одного раза достаточно, если он завершился?
— Тамрико, умей быть счастливой от того, что имеешь, вместо того, чтобы страдать от отсутствия того, что в твоей жизни еще не произошло.
Я недовольно отвернулась.
Однажды я любила мужчину. Он был высоким блондином, от рождения хромал на левую ногу и работал спасателем. Мы занимались любовью на кухне, пока в кастрюле выкипала вода для пельменей. Мы хотели отправиться в путешествие по Испании и выучить японский. Ночью я разглядывала татуировки, которыми было покрыто все его тело. Ранним утром он желал мне хорошего дня и только после этого принимался за кофе. Мы слушали Кэти Мэлуа и придумывали, кем родимся в следующей жизни. В машине он всегда держал меня одной рукой за колено, а я несла всякую ерунду, над которой он смеялся. Мы очень много смеялись вместе. Он хотел завести собаку, а я — лошадь. Мы много смотрели друг другу в глаза и ели мороженое. Как-то незаметно для себя я полюбила сначала мороженое, а потом и его. Я совсем не замечала, как он хромает. У него была красивая душа, понимаете. Он держал меня за руку.
Смогу ли я быть счастливой, даже если это навсегда останется моей единственной настоящей любовью?
Я бегу навстречу новым отношениям, потому что я снова влюбилась или потому что я не хочу остаться одна?
— Послушай, а классическим, бытовым сексом ты можешь заниматься?
— Конечно. Просто он мне не так нравится.
— То есть если ты найдешь свою женщину, а она будет не готова к твоим играм, ты сможешь просто время от времени ходить к Алисе. Да?
— Да.
Я облегченно улыбнулась.
Денис снова отпил из бутылки минеральной воды.
— Тебе что — нужно непременно вписать меня в понятный всем образ жизни? Без внешней видимости стандарта понять меня совсем невозможно?
Второй раз за последние несколько часов я чувствовала себя идиоткой. В модной одежде я, словно цирковая лошадь, вышла из загона, сделала непростой круг и опять самостоятельно загнала себя в стойло. Похоже, что мне понадобится еще много времени для того, чтобы научиться принимать выбор других людей.
Когда мы заканчивали разговор, на улице было уже совсем темно. Он рассказал мне о своих любимых книгах, и я взяла на заметку несколько занятных рекомендаций. Экзюпери и Брэдбери отлично легли на наши души после тонкостей БДСМ-тематики. Оксюморон постепенно становился стилем моей жизни, и я даже предположить не могла, сколько дверей он откроет мне в ближайшем будущем. Но в ту минуту я чувствовала себя невероятно отдохнувшей. Чем кардинальнее мысли собеседника, тем больше освобождается мозг от рутины.