— Процент как от годового депозита? И всего за три месяца! — воскликнул Андерсон — Очень неплохо!
— Я рассчитывал на большее, — недовольно пробурчал Джон — и решил подождать еще три месяца. Не дождался. Странная штука, жизнь, док, за то время пока я тут, мой счёт прибавил в весе двадцать процентов. Вот только неизвестно, когда я смогу его снять.
— Подождите, подождите, мистер Хилл — засуетился Андерсон — дайте я запишу. Как вы говорите называется ваш паевый фонд?
— Вон ручка, справа от вас. Вот же бумага для записи, док, прямо перед вами! — поддержал его Джон, и наклонившись вперед показал подбородком — Записываете? Отлично. Это сокращение, «ПГ». «П» как «поешь», а «Г», как говна. Записали? Адрес нужен?
— Да нет, найду сам, — сказал Андерсон и скомкав бумагу, выбросил её в мусорное ведро. — Вы правы, это было не профессионально. На чем мы остановились?
— На ПГ, доктор, я как раз хотел дать подробные инструкции — огрызнулся Джон из кресла. — Кстати теперь ваша очередь сказать правду. Вы вообще доктор психологии?
— Да, имею отношение. Специализируюсь больше в прикладных вопросах, конечно, — неопределенно отмахнулся Андерсон, и опять задвигал плечами. Потом уселся на кресло неестественно как — то боком. Некоторое время смотрел на свои часы, а потом неожиданно сухим, официальным тоном сказал:
— Кажется я потерял с вами контакт Джон, это моя вина, я извиняюсь. Давайте я продолжу за вас. Вечером субботы, 9-го октября, Натаниэлла Гарсия, известная вам как Нэнси, попросила вас присмотреть за её ребенком, — Андерсон заглянул в бумаги на столе и произнес, медленно выговаривая, имя — Анастэйшей, девяти лет.
Джон натужно прокашлялся и сказал:
— Наташа. Мы звали её Наташа. Дайте сигарету.
Андерсон молча кивнул, вышел из-за стола и протянул Джону сигарету. Джон зажал фильтр зубами и выдернул сигарету из руки Андерсона. Тот уже привычно пожал плечами и дав Джону прикурить, продолжил:
— Вы с радостью согласились. Натаниэлла как раз напротив, довольно типичная жилица такого места. У родителей не было денег на университет. Сначала работала официанткой, потом барменом. Сейчас устроилась в дорогой ресторан, администратором. Родила в девятнадцать, отец ребенка неизвестен. Из-за этого и других сложностей, почти потеряны контакты с семьей. Сбережений нет. Мила, но я бы не назвал её красивой. Вы знали её в лицо, ведь она жила через стенку. Долго не общались. В основном здоровались в лифте. И только последний месяц до происшествия, начали тесно общаться. Вы принимали их с дочкой дома, один раз вы вместе, все трое ходили в парк. Неудивительно, что когда Натаниэллу подвела няня, она обратилась к вам. Вы с радостью согласились, поскольку, как мне кажется, испытывали к Нэнси чувства. Возможно именно она была причиной, которая удерживала вас в кондоминиуме. Это не важно.
Джон Хилл яростно дымил сигаретой, выпуская дым из носа и молчал. Пепел сгоревшего табака падал прямо на кремовонежную и безупречно чистую смирительную рубашку.
— Вы проследили чтобы… — Андерсон на секунду запнулся — На-та-ша, вовремя легла спать. А сами легли на диван в гостиной. С ноутбуком, в наушниках. Смотрели фильм. Но быстро уснули. Проснулись вы примерно в двенадцать ночи. Услышали шум в спальне девочки. Взяли биту, которую Нэнси хранила дома и открыли дверь в спальню.
Джон сплюнул бычок себе под ноги, и затоптал его. Ремни это позволяли.
Андерсон молчал. Джон отрешенно смотрел в пол. Андерсон, все также молча посмотрел на часы, а потом снова поднял взгляд на Джона. Тянулись минуты. Неожиданно, не поднимая головы, Джон заговорил:
— У Натаниэллы не было денег на няню. Она работала в ресторане, администратором зала. Одевала красивое платье, разводила посетителей по столикам. Там я её и увидел в первый раз. По-настоящему увидел. Я не сразу понял, что это моя соседка, но когда понял… В общем, мы разговорились с ней как-то на выходных. Я сам вызвался помогать ей. Наташа, её дочь, плохо спала последние полгода. На теле стали появляться гематомы. Огромные такие синяки. А еще у неё были истерики. Девочка плакала и боялась монстров под кроватью. Натаниэлла водила её к врачам, отпрашивалась с работы, сдала кучу анализов. Врачи подозревали врожденную болезнь крови, но диагностика стоила слишком дорого.
Джон поднял тусклый взгляд на Андерсона. Доктор сидел, в пол оборота, отвернувшись лицом к окну. Джон долго молчал.
— Мы начали встречаться. Может я не очень разбираюсь в жизни, но я хорошо знаю себя. Я люблю её док. Я люблю её голос, её смех, её запах. И я любил её дочь. Я хотел купить нам дом. Ну знаете, сказать, что выиграл в лотерею. Она же не знала, что у меня есть деньги. Планировал увести её и Наташу в путешествие. Хотел сказать ей, когда она вернется с работы, в тот самый день. У Наташи уже несколько недель не было симптомов. Нэнси была счастлива, как никогда в жизни. Она сама мне сказала. Тут я и решил — пора. Я даже открыл на ноутбуке несколько вариантов, хотел посоветоваться с ней и составить маршрут, — голос Джона дрогнул, он всхлипнул. По его плохо выбритой щеке пробежала слеза. Джон вытер её плечом и продолжил, снова твердым голосом, — Эти ублюдки в суде наверняка хотят использовать это против меня. Скажут, что я готовился удрать.
Джон снова замолчал. Андерсон обернулся к нему. Лицо доктора было бесстрастным. Он сухо сказал:
— Удивительно что вы заснули, ведь вы, Джон, надо думать очень волновались, когда готовились к предстоящему разговору. Переволновались? Вы, видимо, не храпите?
— Нет. Не знаю! — растерялся Джон.
Андерсон посмотрел в окно, потом на часы. Потом на Джона и опять повел плечами. Так, как будто пытался их размять. Джон остро почувствовал как сильно Андерсон его раздражает.
— Вы меня бесите, док. — сказал Джон зло.
— Это хорошо, это нормально, — ответил Андерсон — мы подбираемся к главному, поэтому вас одолевают эмоции. Я вас не могу бесить, я всего лишь доктор, и пока не сделал вам ничего плохого. Крикните свою последнюю фразу как можно громче.
— Что? — удивился Джон.
— Мистер Хилл, крикните о том, что вас раздражает, как можно громче. — повторил Андерсон спокойно.
— Ты бесишь меня! Ты, наглый ублюдок! — неожиданно даже для самого себя, громко заорал Джон. И после первой же фразы понял, что не может остановиться — Ты, наглый тупой ублюдок! Мать твою! Мать твою! Мать твою!
После последнего крика Джон устало и с каким-то облегчением откинулся на спинку своего кресла. Дверь в кабинет открылась и в неё заглянул Горацио. Внимательно осмотрев кабинет, он спросил:
— У вас все в порядке, доктор Андерсон?
— Да, все как раз становится лучше. — спокойно ответил Андерсон, и добавил, обращаясь к Джону — Мистер Хилл, теперь вам легче?
Джон прислушался к себе и с удивлением признал правоту Андерсона.
— Да. Все хорошо, спасибо, — ответил он медбрату.
— Кстати, Горацио, а где ваш напарник? — спросил Андерсон.
— Он отпросился на этот вечер, — ответил Горацио, и улыбнулся, — Ему только что пришла смс. Представляете, выиграл бесплатный ужин в дорогом ресторане. Мы сначала не поверили, но они прислали оплаченный на два часа лимузин! — Гарсия хлопнул в ладони и даже подпрыгнул от восторга. — Что бы проехаться по городу! Прикинь! Но действует только сегодня. Повел туда маму! Вы столько пропустили, док!
Андерсон натянуто улыбнулся и показал глазами на Джона. Горацио замолк, но улыбаться не перестал.
— Не переживайте док, мистер Хилл не из тех ребят кто доставляет неприятности, — хмыкнул медбрат, — к тому же, на нем рубашка. Так что меня одного хватит.
— Я поставлю тебе засос и твоя жена приготовит хот дог из твоего мелкого дружка, Горацио! — сердито отозвался Джон.
— Это была серьезная угроза, мистер Хилл! — засмеялся Горацио, и вышел за дверь кабинета.
— Ладно, док. — хрипло сказал Джон. Я устал и хочу пить. Скажите Горацио отвести меня обратно в палату. Договорим в следующий раз.
Андерсон посмотрел на часы, передернул плечами, и отвернулся к окну.
— Я понимаю, что нам надо сблизиться, установить контакт и так далее. Потом вы медленно откроетесь, а моя задача не спугнуть ваш настрой. Но я не хочу терять на это время, мистер Хилл. Давайте я все самое трудное возьму на себя. — сказал Андерсон глядя в окно. А потом осторожно открыл створку. Старая деревянная рама, негромко скрипнула. В кабинет ворвался прохладный ночной воздух. Андерсон немного нервно и слишком сильно захлопнул створку назад. А потом отступил в сторону от окна, не отрывая взгляда от темной листвы растущего рядом с корпусом тополя. Он достал сигареты, но не стал прикуривать. А потом продолжил тихим, ровным голосом.
— Девочка жаловалась на кошмары. Обычные детские страхи, странные шорохи из стенного шкафа, чудовище под кроватью. Только в её случае это было окно. Если ночью она кричала, вы врывались с битой, заглядывали под кровать, проверяли окно. Строили из себя героя. Это помогало, девочка успокаивалась и засыпала. Но в ту ночь все было не так. Вы проснулись от крика, и привычно взяв биту, пошли проверить что не так.
— Нет, — хрипло перебил доктора Джон, — в тот раз все было не так. Дверь, дверь в спальню была закрыта. Мы всегда оставляли её открытой, что бы свет из гостиной падал в комнату Наташи, и она не боялась. Когда я проснулся, дверь была закрыта. Я встал и подошел к двери в её спальню, но не смог заставить себя её открыть. Меня вдруг охватил страх. Я был уверен, что Наташа спит, но я никак не мог себя заставить открыть дверь. Мне было страшно, так же страшно, как иногда бывает во сне, или в детстве. Я боялся темноты за дверью, док. Это было… Очень сильное чувство, не могу описать. И я никак не мог справиться с ним… Я решил, что просто не до конца проснулся, и просто что бы успокоится, сходил за битой. Она стояла в пяти шагах. А потом я вернулся и распахнул дверь…
Голос Джона сорвался. Он часто и глубоко задышал. С явным усилием продолжил: