Введение
Допустим, что вожди, полководцы и флотоводцы у нас будут. Но где же у них органы, инструменты управления? Откуда они возьмутся? И не придется ли, как всегда приходилось, все это импровизировать вдруг, как-нибудь и как случится, в критическую минуту надобности?
Вице-адмирал И. Ф. Лихачев
«Служба генерального штаба во флоте» (1888)
Опыт Первой мировой войны и, в частности, борьбы на ее морских театрах весьма многообразен и поучителен. Одной из важнейших новаций, привнесенных в практику военного дела крупнейшим военным конфликтом первой трети XX столетия, стали конструирование и апробация системы управления разновидовыми группировками вооруженных сил, решавшими стратегические и оперативные задачи одновременно на нескольких континентальных и морских театрах военных действий. Причем эти задачи — и это одна из ключевых специфических черт Великой войны — решались не только по единому замыслу и плану, но и под единым руководством, которое было институализировано путем учреждения высшего органа стратегического управления действующими армией и флотом.
В России таковым органом стал Штаб верховного главнокомандующего[1], в составе которого функционировало Военно-морское управление. А с февраля (н. ст.) 1916 г. по сентябрь 1917 г. главковерх руководил армией и флотом через два равностатусных органа управления — Штаб и Морской штаб, причем начальник последнего оставался на постах помощника (заместителя) морского министра и начальника Морского генерального штаба, продолжавшего действовать в структуре морского ведомства. Сложный процесс «встраивания» военно-морских руководящих инстанций в контур стратегического управления вооруженными силами, а также опыт — далеко не во всем позитивный — взаимодействия Морского министерства и верховного командования, непростых отношений армейских и флотских начальников и являются предметом настоящего исследования.
Краткий обзор историографии нашей темы представляется уместным начать с упоминания об обстоятельной статье А. В. Шталя «Совместная работа высшего морского и верховного командования России в мировую войну», опубликованной в 1924 г. Эта работа стала одним из первых шагов в изучении системы управления силами военно-морского флота и, в частности, «морских» аспектов деятельности верховного командования в период Первой мировой войны. Автором тщательно проанализированы результаты функционирования органов стратегического руководства военно-морским флотом и сформулирован ряд аргументированных суждений о влиянии эффективности системы управления на решение флотами поставленных задач[2].
Практическая управленческая деятельность верховного командования и, в частности, Морского штаба главковерха детально исследованы Н. А. Даниловым на примере подготовки к несостоявшейся десантной операции в Рижском заливе летом 1916 г. Проследив перипетии формулирования целей и задач операции, выработки замысла, подготовки сил и войск к ее проведению, автор приходит к красноречивому выводу: «В мировую войну успех достигался в большинстве случаев не тогда, когда верховное командование посылало вперед частного начальника (речь идет о командующем Балтийским флотом адмирале В. А. Канине. — Д. К.), а когда последний настойчиво вырывал соответствующее повеление… Этим, главным образом, мы и можем объяснить целый ряд упущенных благоприятных случаев»[3].
В ряду многочисленных произведений выдающегося военно-морского деятеля и ученого М. А. Петрова, который, на наш взгляд, является основоположником отечественной научной школы изучения истории Первой мировой войны на море, в контексте нашей темы представляет интерес статья, в которой выявлены причины и сущность «кризиса морского командования», выразившегося, среди прочего, в смене командующих Черноморским и Балтийским флотами в июле и августе 1916 г. соответственно. Высказав вполне аргументированную точку зрения на причины смещения с должностей адмиралов А. А. Эбергарда и В. А. Канина, автор обоснованно связал эти весьма неоднозначные кадровые решения с общим «параличом» системы стратегического управления военно-морским флотом[4].
В работах В. Г. Симоненко[5] обстоятельно исследована история образования, становления и деятельности Морского генерального штаба накануне и в годы Первой мировой войны. Проследив эволюцию организационной структуры и функционального наполнения подразделений генмора, его роли в процессах стратегического планирования и управления, автор приходит к заключению, что создание штаба было вызвано объективными обстоятельствами, среди которых выделяет «необходимость централизованного руководства развитием морских сил, потребностью разработки оперативных планов их использования, причем согласованных с сухопутным Генеральным штабом, а также обеспечением всесторонней подготовки флота к войне и гибкого управления его боевыми действиями»[6].
С некоторыми выводами В. Г. Симоненко не вполне согласен Р. В. Кондратенко, одна из статей которого посвящена предыстории Морского генерального штаба и содержит обоснованную критику сложившихся в отечественной историографии взглядов на процесс становления органа стратегического руководства Российским флотом. Автор, в частности, подвергает сомнению расхожий тезис об игнорировании «косным» руководством морведа предложений И. Ф. Лихачева об учреждении морского генштаба в 1880-х гг. и вообще об уместности и своевременности этого предложения. Р. В. Кондратенко полагает, что условия для формирования центрального органа управления с функциями генмора сложились не на исходе XIX столетия, а «значительно позже», и находит организационные меры руководства морведа того времени, а именно образование компактного Военно-морского ученого отделения в составе Главного морского штаба, вполне достаточными и «отвечавшими реалиям того времени». Безусловно признавая качество аргументации подобных положений, мы все же склонны усматривать в рассуждениях Р. В. Кондратенко некоторую недооценку роли оперативно-стратегического планирования. Эта недооценка, в частности, находит свое отражение в выводе о том, что среди факторов, предопределивших поражение в войне с Японией, «отсутствие продуманных планов имело второстепенное значение»[7].
Большой интерес представляет монография К. Б. Назаренко «"Мозг" флота России», в который детально исследованы предпосылки, ход и результаты реформы центрального аппарата Морского министерства в преддверии Первой мировой войны. Вместе с тем, при анализе направленности предвоенного стратегического планирования, являвшегося первейшей функцией Морского генерального штаба, автор высказывает ряд весьма спорных суждений. «Практика мировой войны, — полагает, в частности, К. Б. Назаренко, — показала, что для обороны входа в Финский залив достаточно минных заграждений, береговой артиллерии, подводных лодок и легких сил флота. Четыре линейных корабля… для обороны были излишни…»[8]. Нам представляется очевидным, что бригада линкоров-дредноутов типа «Севастополь» не использовалась «для обороны входа в Финский залив» единственно потому, что неприятель ни разу не рискнул проверить на прочность центральную минно-артиллерийскую позицию, устойчивость которой обеспечивали главные силы Балтийского флота и, в первую очередь, упомянутое корабельное соединение. Кстати, в критике процитированного тезиса с нами вполне солидарен О. Р. Айрапетов, опубликовавший весьма обстоятельную и имеющую, на наш взгляд, самостоятельное научное значение рецензию на монографию К. Б. Назаренко[9].
В новейшей работе этого автора приводятся ценные сведения о развитии центральных органов управления морведа в последние месяцы мировой войны[10]. Этому же чрезвычайно насыщенному и динамичному периоду развития управленческого аппарата военно-морского флота посвящена статья В. Г. Кикнадзе и С. С. Войтикова[11]. Работа Военно-морского управления (Морского штаба) при верховном главнокомандующем через призму деятельности контр-адмирала (1917 г.) А. Д. Бубнова рассмотрена в одной из глав биографического очерка, принадлежащего перу И. В. Козыря[12].
В публикациях Г. М. Деренковского[13], А. В. Игнатьева[14], Ю. В. Луневой[15] освещены контакты Морского генерального штаба с коллегами по Антанте, в частности, заключение русско-французской морской конвенции 1912 г. и последующие сношения морских генштабов союзных держав, а также подготовка подобного соглашения с Великобританией в 1914 г. Работа подведомственных генмору заграничных военно-морских агентов (атташе) детально исследована в прекрасно фундированных статьях A. Ю. Емелина[16] и И. В. Завьялова[17]. Формы и результаты работы Морского генерального штаба по информационному обеспечению проведения через законодательные учреждения ассигнований на реализацию кораблестроительных программ проанализированы в публикациях B. В. Савича[18].
В обобщенном виде взгляды российской военно-исторической науки на организационное строительство и функционирование центральных органов военного управления морского ведомства в годы Первой мировой войны представлены в ретроспективной работе, подготовленной коллективом Научно-исследовательской исторической группы Военно-Морского Флота в 1998 г.