В то же время и в завершающей кампании мировой войны сохранилось подчинение флаг-капитану по оперативной части разведывательных (контрразведывательных) и организационных подразделений, которые, по авторитетному мнению вице-адмирала Ю. А. Пантелеева, «еще не получили в системе службы штаба своей полной и законной самостоятельности»[347].
Важной особенностью функционального статуса командующих флотами во время Первой мировой войны являлось совмещение ими задач управления оперативно-стратегическим объединением с одной стороны и функций непосредственного вождения флота (эскадры) в бою, то есть, по существу, деятельность в роли командира тактического звена — с другой. Так, адмирал А. А. Эбергард лично управлял силами с борта своего флагманского корабля — линкора «Евстафий» — в обоих боях Черноморского флота с германо-турецкими крейсерами «Гебен» и «Бреслау» — 5 (18) ноября 1914 г. у м. Сарыч и 29 апреля (10 мая) 1915 г. у Босфора. При этом, как нам кажется, с расширением масштабов и ростом интенсивности боевой деятельности первая функция постепенно вытесняла вторую. Этим обстоятельством было обусловлено появление еще одного элемента системы управления — командных пунктов флотов. Так, в течение первой кампании командующий Балтийским флотом управлял подчиненными силами с борта одного из боевых кораблей (броненосные крейсера «Рюрик» или «Россия»), не приспособленных к размещению командного пункта с многочисленным персоналом; поэтому канцелярия, типография и часть личного состава штаба располагались на учебном судне «Воин». Такое положение явно не способствовало повышению качества работы штаба, и с начала навигации 1915 г. командующий и его штаб (за исключением размещенных на берегу интендантского отдела и отдела комплектования[348]) стационарно дислоцировались на борту судна «Кречет», специально оборудованного для выполнения функций штабного корабля[349] и, по свидетельству Д. В. Ненюкова, бывшего «очень удобным для жизни и работы большого штаба»[350]. На Черноморском флоте в аналогичной роли выступал старый линейный корабль «Георгий Победоносец»; правда, с увеличением численности штаба в начале 1917 г. на нем была оставлена только оперативная часть, остальные подразделения штаба разместились на берегу[351].
Линейный корабль «Евстафий»
Броненосный крейсер «Рюрик»
Впрочем, практика выходов командующего флотом с небольшим походным штабом (как правило, начальник штаба, оба флаг-капитана, флаг-офицеры, флагманские артиллерист и штурман[352]) в море для непосредственного командования корабельными группировками сохранялась на протяжении всей войны, что, очевидно, было связано с несовершенством средств связи, не всегда позволявшим организовывать устойчивое, непрерывное, оперативное и скрытное управление силами с командного пункта, удаленного от района боевых действий. Однако в кампаниях 1916 и особенно 1917 гг., когда по мере совершенствования средств радиосвязи они постепенно занимали ведущее место среди средств управления[353], подобные случаи стали скорее исключением. Этому способствовало и повышение роли систематических боевых действий как формы оперативного применения сил флота. Непрерывный характер вооруженного противоборства требовал совершенствования структуры штабов и организации их работы для эффективного решения разнообразных задач по единому замыслу и плану, с использованием систематизированных данных об обстановке на театре[354].
Линейный корабль «Георгий Победоносец»
Заметим, что сложившийся стиль работы флотских штабов в известной мере отличался от стиля деятельности органов военного управления в армии. Так, С. Н. Сомов с некоторым недоумением отмечал: «Общий тон, царивший в штабе, скорее напоминал светский салон, чем управление воинской части, да еще во время войны. Надо отдать справедливость, что все чины штаба были подтянуты, изысканно вежливы и любезны. За время моей службы при адмирале Эбергарде мне ни разу не пришлось слышать в штабе повышенный или хотя бы недовольный голос»[355].
А. В. Колчак
Весьма любопытно еще одно замечание С. Н. Сомова: если при А. А. Эбергарде «работа в штабе шла полным темпом, с соответствующим военному времени напряжением, но без показной шумихи и крикливых фраз», то после вступления в должность комфлота вице-адмирала А. В. Колчака «исчезло и былое спокойствие, вместо которого частенько царило нервное настроение, являвшееся результатом резкости, а подчас и грубости нового командующего флотом», который установил «нервный, суетливый темп работы штаба»[356]. Подобное наблюдение сделано и другим компетентным современником — начальником штаба Севастопольской крепости генерал-майором Ф. П. Рербергом: «Он (А. В. Колчак. — Д. К.) раздражался по любым вопросам и начинал горячиться и кричать, швыряя телефонную трубку или пресс-папье в случаях, когда достаточно было спокойно приказать»[357].
М. И. Каськов
На резкий контраст между стилями управленческой деятельности А. А. Эбергарда и А. В. Колчака обращает внимание и Р. Р. Левговд, бывший флаг-офицером штаба командующего флотом. С приветливостью и спокойствием А. А. Эбергарда, которого штабная молодежь называла не иначе как «любимым стариком», резко контрастировали манеры А. В. Колчака. Александр Васильевич начал общение с подчиненными с презрительного третирования «всего черноморского», а затем своей «болезненной нервностью» создал в среде высшего командования флота совершенно невыносимую обстановку — «бывали досадные случаи вынужденного ухода людей достойных и полезных флоту» [358]. Уже через несколько недель пребывания в должности комфлота А. В. Колчак настроил решительно против себя подавляющее большинство старших чинов штаба и флагманов (важно иметь в виду, что 42-летний командующий был моложе всех начальников соединений и командиров кораблей 1-го ранга), что заставило адмирала А. И. Русина провести кадровую рокировку: вместо контр-адмирала М. И. Каськова на должность начальника штаба флота был назначен контр-адмирал свиты Е.И.В. C. C. Погуляев. Сергей Сергеевич был с комфлотом на «ты», умел, по свидетельству С. Н. Сомова, «ладить с Колчаком»[359] и стал своеобразным буфером между командующим и его ближайшими помощниками.
С. С. Погуляев
Тем не менее, несмотря на все издержки «болезней роста», из всех управляющих инстанций военно-морского флота наиболее успешно решали свои задачи именно командование и штабы флотского звена. В условиях отсутствия сбалансированной и эффективно действующей системы стратегического руководства военно-морским флотом именно от командующих флотами и их штабов в большинстве случаев исходила инициатива в подготовке и ведении операций и боевых действий. На фоне «оперативного паралича» высшего военно-морского руководства командование флотов не только избирало по своему усмотрению формы и способы решения поставленных вышестоящими начальниками задач, но зачастую ставило задачи, по существу, само себе, как это ни парадоксально с точки зрения классической теории военного управления[360]. Едва ли не единственным исключением из этого правила стали жесткие ограничения, наложенные верховным командованием на активные действия Балтфлота в кампаниях 1914 и 191 5 гг. (вплоть до запрещения «допускать в бой» главные силы — бригаду линкоров типа «Севастополь» — без личного разрешения царя[361]), что было связано с опасениями ставки за оборону морских подступов к столице. Однако даже в этих условиях энергичному Н. О. фон Эссену удалось убедить главнокомандующего 6-й армией и главковерха в целесообразности и возможности расширения операционной зоны флота с включением в нее Моонзунда и Або-Аландского района[362].
Отметим, что такое положение было совершенно не типичным для того времени. В зарубежных флотах центральные органы военного управления в большинстве случаев вмешивались в деятельность командующих, оставляя за ними решение лишь тактических и оперативно-тактических вопросов, что, очевидно, сковывало инициативу ответственных начальников на местах и зачастую отрицательно сказывалось на результатах действий объединений и группировок флота. По заключению B. А. Белли, наибольшая централизация управления военно-морскими силами имела место в Великобритании, где адмиралтейство доминировало в решении практически всех основных проблем, связанных с подготовкой и ведением операций и боевых действий[363].
В России же командующие флотами, как правило, обладали самостоятельностью, совершенно немыслимой в последующие времена. Эта ситуация имела как положительные, так и негативные аспекты. К первым можно отнести отсутствие мелочной опеки со стороны высших армейских чинов, не слишком, как правило, искушенных в морских делах. В то же время отрицательными, а иногда и опасными последствиями подобной практики становились инициативы командующих, выдвигаемые, а в некоторых случаях и реализуемые ими на основе собственных, зачастую ограниченных и неадекватных представлений о внешнеполитической и стратегической обстановке. Поэтому естественно, что отдельные эскапады командующих флотами шли вразрез не только с военно-стратегическими планами главной квартиры, но и с внешнеполитическими резонами государственного руководства. Достаточно вспомнить «шведскую авантюру» Н. О. фон Эссена, которая едва не спровоцировала войну с сопредельным королевством и была пресечена ставкой буквально в последний момент