Я бы хотела именно так и поступить, но не могла бросить бесчисленное количество невинных жизней просто из-за желания отомстить, да и Микель не заслужил такого конца. Всё это время он был игрушкой то в руках отца, то богинь и всё же нашёл в себе силы и сострадание, чтобы закрыть на предательство глаза и попытаться найти решение проблемы. Он хотел поговорить со мной.
– Какой у вас план? Переселить всех даориев в мир людей?
– Это запасной план, потому что родным миром для нас всё-таки является Палагеда, – поправил Микель. – Жить среди людей нам опасно, если не из-за огнестрельного оружия, то из-за окружающих металлов. Санкт-Данам единственный надлежаще оборудованный для палагейцев и даориев город.
Я потёрла переносицу, догадываясь, как отреагируют главы остальных Домов.
– Архонты не позволят, – призналась я. – Даже сомневаюсь, что в Палагеде достаточно места. Даория небольшой мир, наставники говорили, что у вас буквально всего один масштабный континент и несколько длинных цепочек островов, когда остальную территорию занимает океан и моря. И всё же…
– Поэтому я и пытался начать обсуждения как можно раньше, но у нас нет выбора, Кассия. Палагеда единственный шанс на нормальную жизнь. Может, действительно пришло время попытаться стать единым народом вновь?
Я не смогла сдержать горький смешок, уверенная, что он и сам понимает, насколько мала вероятность. Мы обречём оба наших народа на постоянные столкновения.
– Начнётся борьба за власть, и ты это знаешь. Мы все знаем, – ответила я.
Брат промолчал, не став лгать.
Мы в тупике.
Я должна защищать интересы Палагеды, но и оставить миллионы погибнуть тоже не вариант.
– Новый мир.
Мы все обернулись к Весте. Та облизнула губы и откашлялась, смущённая внезапным вниманием. Даже мойры глядели на дочь Гипноса с недоумением.
– Мир людей не подходит, Палагеда тоже, а значит, нужен новый мир, – бесхитростно объяснила она и повернулась к Гипносу. Мы все повторили за ней. – Именно отец соединил два мира при помощи Переправы. Если кто и понимает, как открыть новый проход, то это Гипнос.
Я с детства жила, зная о существовании трёх объединённых миров, и всё равно идея о ещё одном поразила и была за пределами моего понимания.
– Это не так легко. Чтобы открыть путь, нужно для начала найти подходящий для жизни мир, схожий по климату и составу тех же металлов, а это может занять годы, – остудил зарождающееся воодушевление помрачневший Гипнос. – К тому же у меня уже недостаточно сил для соединения миров в одиночку. Раньше в этом могли помочь сыновья.
– Может, это знак, что все три способности твоих детей нашли воплощение в нас, – неожиданно добавила Веста.
– Морфей, Фобетор и Фантас были рождены от бога и хариты, вы же полукровки, – напомнил Гипнос. Его слова прозвучали резко, и Веста поджала нижнюю губу. Пытаясь сгладить ситуацию, он понимающе ей улыбнулся и добавил мягким тоном: – Попытка может вам сильно навредить, а я не хочу этого.
– Но ты не уверен, а мы можем хотя бы попробовать, – воспротивилась Веста, похоже, переживая за судьбу Даории не меньше меня. Я сжала её ладонь, и Веста мне улыбнулась. – Попытка ничего не стоит, если мы сможем спасти миллионы.
Взгляд Микеля засиял, он с небывалой благодарностью и восхищением смотрел на Весту. Она сейчас предлагала не просто решение, но идеальный исход, при котором мы все можем остаться в живых и избежать проблем.
– Возможно, но у нас будет лишь одна попытка. Открытие мира отнимет у меня очень много сил на долгие годы, – искренне поделился Гипнос. – Мы можем попытаться открыть мир наугад, но, если ошибёмся, не только потеряем шанс на этот план, но можем умереть сами. Я не стану ничего открывать без уверенности, что мир по ту сторону безопасен.
Гипнос закрыл тему не терпящим возражения тоном, и даже Веста не нашла ответа, присмирев. Мойры выглядели не менее опечаленными, и мне захотелось дать себе пощёчину при мыслях о жалости к ним. Всё дело в их божественном очаровании и красоте, было тяжело видеть в них чудовищ, потому что все их попытки направлены на спасение собственного народа. Но я заставила себя вспомнить, что они ведомы эгоизмом и не желали признавать собственных ошибок, хотя это спасло бы множество жизней и мы сейчас не оказались бы в такой ситуации.
– Такой мир есть. Я его знаю, – прервал тишину Морос.
– Откуда? – первым пришёл в себя Гипнос.
– После смерти Танатоса и твоей семьи я надолго ушёл. Было время, когда я не хотел никого видеть. Тогда искал новые миры и нашёл несколько. Не знаю зачем, но у трёх я даже изучил почву, гадая, почему там нет цивилизаций. В одном мире я обнаружил признаки жизни, следы существ, похожих на людей, но от их городов остались руины. Они вымерли. Третий мир был наиболее близок к Палагеде, думаю, он может подойти. Размеры чуть больше нынешней Даории, – рассказал он, глядя на брата.
Бог сна недовольно поморщился, идея ему не нравилась.
– Гипнос не может открыть проход в мир, который не видел. Я могу брату его показать, но с условием. Это будет ваша сделка со мной лично, – поставил перед выбором Морос своих сестёр. Он протянул руку для рукопожатия, не давая мойрам права на отказ. – У меня пока нет желания, но вы будете мне должны и сделаете всё, что бы я ни попросил.
Мойры переглянулись, сбитые с толку, но пожали руку Мороса, принимая условие сделки. На их тыльных сторонах ладони остались отпечатки от большого пальца, подтверждающие согласие.
Морос прижал руку к своему виску и вытянул воспоминания серым туманом, тот завертелся у него в ладони и обрёл знакомую форму стеклянной сферы. Он передал её Гипносу. Бог сна нехотя принял воспоминание, сжал шар до хруста и втянул носом туман. Моё сердце забилось быстрее, когда он пришёл в себя и посмотрел на Мороса. Его озадаченный взгляд определённо был хорошим знаком. Морос потёр свои запястья, его кожа вновь стала чистой: он выполнил условие сделки с мойрами.
– Какой он? Подходит? – не выдержала Клото, подходя к Гипносу.
Она взяла его за руку и казалась не старше восемнадцати лет рядом со своими братьями. Гипнос посмотрел на свою ладонь в её пальцах с изумлением и каплей испуга, будто они не прикасались друг к другу тысячелетиями и уже забыли, каково истинное родство между ними.
– Мир… неплох, – согласился Гипнос, глядя на Клото.
Её лицо озарила надежда, нижняя губа богини затряслась, глаза заблестели, но она шумно сглотнула и сдержала слёзы. Она сжала ладонь Гипноса обеими руками и потянула, прикладывая к своему лбу. Морос и Гипнос опешили.
– Умоляю, брат. Не д-дай нашим детям умереть. Т-ты не видел, что п-п-произошло с их нитями. Они обрываются все разом. М-м-миллионы, и все почти в один миг, – взмолилась Клото, продолжая прижиматься лбом к руке Гипноса.
Она не плакала, но её хрупкое тело сотрясала дрожь, а жест выдавал отчаяние. На лице Гипноса отразилась смесь эмоций: от отвращения и злости до тревоги и даже испуга. Он, как и я, не хотел помогать, но и отвернуться от невинных даориев не мог. Он оцепенел, не вырывая ладони из рук сестры, но весь напрягся, готовый к неожиданностям.
Под стать словам Клото в руках Атропос появились десятки светящихся нитей, и все с одной стороны были опалены. Спина покрылась мурашками, это чужие жизни, и лишь десятки. Гипнос отступил на шаг, всё-таки забирая свою ладонь и избегая прикосновений Клото.
– Открытие мира опасно для моих собственных детей. Вы просите помочь, ставя под угрозу Переправу и тех, кто мне дорог. После всего произошедшего вы снова ждёте, что я исправлю ваши ошибки! – Гипнос начал речь напряжённо, под конец в гневе повысив голос.
У Клото в глазах собрались слёзы, Атропос опустила руки, и нити исчезли. Морос потребовал сделку, но Гипносу ничего не нужно от сестёр, а им нечего предложить своему брату.
– Отец, ты так не поступишь, – вступилась Веста, уперев руки в бока. – Ты строишь из себя эгоиста, но не выдержишь свою бессмертную жизнь, зная, что обрёк миллионы на смерть.
Гипнос открыл рот, чтобы возразить, но Веста взмахом руки приказала ему умолкнуть.
– И даже если ты согласен жить с этим грехом, то я нет. Не хочу мучиться угрызениями совести и фактом, что мы не попытались. Если не попробуем, то у нас не останется выбора, кроме как впустить даориев в Палагеду, а там моя мама, там Иво, Мейв и Аника. Там дедушка Кассии. Может, при нашей жизни мы сумеем сдерживать конфликты, но после смерти Микеля и Кассии кто будет идти на компромиссы?
Веста буквально топила Гипноса под разумными аргументами, а тот всё больше мрачнел, лицо приобрело оскорблённое выражение, как это всегда бывало, когда Веста отчитывала своего отца.
– Знаю, что ты любишь меня, Камаэля и Кассию, но мы взрослые и готовы решать сами. Я за то, чтобы открыть новый мир, потому что это будет лучшим вариантом. А если у нас не получится, то хотя бы будем знать, что пытались.
– Не старайся, из нас никто никогда не мог переспорить Весту, – с улыбкой заговорил Кай, когда Гипнос не сумел промямлить и одного связного возражения. – Я согласен с сестрой. Попробуем открыть новый мир.
Все повернулись ко мне, а улыбка Кая была тёплая, подбадривающая, словно он предлагал провернуть очередную авантюру вместе. Они с Вестой поддержали мою идею с закрытием проходов, поэтому я не задумываясь поддержу их. Мне стало спокойно, ветер утих, и на секунды Переправа погрузилась в умиротворяющую тишину, окрашенную в цвета летнего заката.
– Мы сделаем это вместе, – ответила я, беря Микеля за руку. Благодарность в его взгляде смутила, и я торопливо отвела глаза.
Гипнос недовольно подвигал челюстью, но, ворча себе под нос, сперва закрыл проход в Даорию, возвратил трещине вид шрама.
– Это на случай, если вы ошибаетесь, тот мир опасен и мы все погибнем, – язвительным тоном ответил бог сна на многочисленные вопросительные взгляды. – Мы откроем проход здесь же, чтобы при переселении процесс перехода был как можно более коротким.