— Ну, сейчас я готов тебя за это даже поблагодарить! И за ту отравленную иголку, кстати, тоже, — мужчина задумчиво улыбнулся, чуть склоняя голову к плечу и внимательно меня разглядывая. — Где бы я сейчас был, если бы не она, страшно представить. И Ярика бы не было.
— И меня, — со вздохом добавила я.
— Бестолочь, — хмыкнул он. — Всё бы с тобой было в порядке, сидела бы сейчас со своими коллегами, ждала, пока домой вернут.
— Они что, живы? — растерянно вытаращилась я на него.
— Живы, живы. Ты только об этом не распространяйся, ладно? А то мне опять втык сделают. Так что вот тебе дополнительный повод страдать, что яд не подействовал, — насмешливо сообщил мужчина.
— Дурак, — проворчала я, опять испытывая огромное и почти болезненное желание крепко-крепко обнять этого человека. — Я очень рада, что всё так сложилось. А то я бы так и не узнала, какой ты на самом деле…
— Замечательный? — насмешливо сощурившись, уточнил он.
— Невыносимый! — пренебрежительно фыркнула я, но потом смилостивилась. — Но хороший, да. И Ярика бы не было, — я, не удержавшись, покосилась в сторону кроватки, где мирно дрых после обеда мелкий.
— Как он там? — поинтересовался Зуев.
— Хорошо. Тоже скучает, — улыбнулась я.
— Он тебе сам так сказал?
— Разумеется! — кивнула я. Несколько секунд мы помолчали, просто разглядывая друг друга.
— Ты очень красивая, особенно когда улыбаешься, — с задумчивой усмешкой проговорил он. — Очень хочется… ай, чёрт, всё, время разговора вышло, — поморщился мужчина. — Пойду я; постараюсь ещё выкроить пару минут, выйти на связь. Мелкому привет, — сообщил он и отключился.
А я ещё некоторое время сидела, пялясь в пространство, и настроение у меня было очень странное. С одной стороны, с губ не хотела уходить улыбка, а, с другой, сердце наполняла щемящая грусть. Какой он, всё-таки, замечательный, как мне с ним повезло, и как я о нём скучаю.
Удивительно, как быстро этот мужчина занял в моём сердце так много места, что я даже представить себя без него не могу. И остаётся только порадоваться, что это его ежедневное продолжительное отсутствие — временная мера. А ведь некоторые так живут всю жизнь! Смогла бы я ждать его по полгода, не то что не видя днями, а вообще не получая никаких весточек, как, например, ожидала своего мужа Леся?
Да глупый вопрос, куда бы я делась! Конечно, ждала: если любишь, дождёшься всегда. Но очень надеюсь, что не придётся проверять это на практике.
Семён Зуев.
Как практика в очередной раз подтвердила теорию, человек ко всему привыкает. Матерится, дёргается, проклинает всех и всё, но привыкает. И я вот тоже привык по восемнадцать часов в сутки посвящать полезной деятельности, и бывшие мои коллеги и нынешние подчинённые — начальники отделов моего направления, — тоже привыкли. Я ругал Мартинеса, они — меня, но работали.
Ударная работа, однако, принесла нужные плоды. Через установленный месяц мне было, что предъявить генералу, и ещё через пару недель я даже сумел позволить себе выходной и хоть частично выспаться. А потом и вовсе освоился, втянулся, и жизнь приобрела определённую стабильность. Так что к концу зимы я сумел разгрестись настолько, что выбил из Мартинеса пару недель отпуска, на которые было назначено событие, и так безнадёжно откладывавшееся незнамо сколько времени. А я всё-таки привык доводить начатое до конца и планы реализовывать. Сказал — женюсь, значит, надо.
Напрасно только я сообщил об этом родителям. Надо было по-тихому взять Рури за шкирку и утащить в регистрационный центр, оформить отношения и не дёргаться. О какой церемонии может быть речь, если у молодожёнов уже ребёнок во всю подрастает, и хоть не ходит, но ползает довольно бодро?! Так ведь нет, любимая мама сбила мою зверушку с истинного пути, и поставили меня перед фактом организации торжественного события по всем правилам. Как высказалась госпожа Зуева, «должна же я хоть на одного ребёнка под венцом с удовольствием полюбоваться».
Я напомнил ей про Варьку, которой, насколько я знал, были предъявлены те же аргументы, и сестрёнку удалось упаковать в подвенечное платье. На что мне возразили, что торжества не получилось, всё было скромно и тихо.
В общем, у мамы случился творческий зуд, ей хотелось активной деятельности и шумного разгула с пышным праздником. Учитывая, что меня клятвенно обещали в процесс подготовки не включать, и вообще лишний раз не трогать, я решил смириться и поступить мудро. Пусть женщины развлекаются, если им неймётся.
О том, какой это было ошибкой, я узнал непозволительно поздно.
Нет, поначалу всё было даже очень неплохо. Дома оживлённая суета, любимая женщина в приподнятом настроении и о чём-то своём радостно хихикает, малолетний отпрыск бодр и по большей части весел. Гармония!
А потом меня выгнали из дома. В пятницу, в заключительный мой рабочий день перед знаменательным событием и отпуском, меня вызвала мать и сообщила, что за невестой я могу приехать только завтра в назначенный час в парадном виде. А где буду болтаться до завтра, это никого не волнует, потому что, мол, я тогда всё испорчу, и плохая примета видеть невесту до свадьбы. Аргументы, что невесту эту я до свадьбы не только видел, но и вообще неплохо познакомился, а приметы — пережитки древности, в расчёт не принимались. Похоже, мою мудрость дома приняли за покладистость и всепрощение, и решили торжественно сесть на шею.
Запоздало пришло осознание. Учитывая деятельную натуру мамы и некоторые её нездоровые порывы, которые сама Олеся Зуева называла «романтичностью», давая согласие на это безобразие я здорово облажался. Поскольку сам я довольно смутно представлял, как может выглядеть свадебное торжество «по правилам», — дефекты воспитания и свойства образа жизни, что поделать, — я заглянул в галанет.
Через пару минут я почувствовал, что волосы на голове предпринимают попытку встать дыбом, а через десять — что у них это, кажется, уже получилось. Пришлось срочно отключаться и думать, как теперь с этим бороться.
Одно было ясно. Если я завтра явлюсь на это развлечение неподготовленным, у меня есть шанс разругаться в хлам со всей семьёй. Хотелось верить, что совсем уж до идиотизма они не опустятся, но наше с мамой понимание допустимого и разумного могло различаться очень сильно. В общем, для начала следовало собрать разведданные, а потом уже строить планы.
— А, привет, страдалец, — поприветствовал меня отец насмешливой ухмылкой. — Что, сдрейфил?
— Не дождётесь, — фыркнул я. — Скажи мне, товарищ генерал, ты в курсе, что она там собирается устроить?
— Почему — она? — иронично уточнил он.
— Потому что Рури сама бы до такого безобразия не дошла. Не уходи от темы, ты сам прекрасно знаешь, что основной инициатор беспорядков — твоя родная жена. Так что давай, колись.
— В общих чертах в курсе. Но, уж извини, обещал молчать. И Володька тоже. Твоя мама женщина неглупая, она тут проявила такие чудеса тактики и полевой смекалки, я диву даюсь! Что называется, есть у человека мотивация, — весело сообщил он.
— Ладно, к чёрту подробности, дай общую оценку ситуации. Совсем абзац, или у меня есть шансы выжить?
— Хм, — он сделал вид, что задумался. — Выживешь-то ты в любом случае, но есть ощущение, что у вас с мамой назреет конфликт.
— Ты не мог её предупредить, чтобы палку не перегибала? — мрачно уточнил я.
— Меня не спрашивали, — с безмятежным видом пожал плечами отец. — Кроме того, прямо попросили держаться в стороне; оно мне надо, добровольно в это ввязываться? Меня попросили только Варьку выписать домой для поддержания этого дурдома, она вот сегодня прибыла вместе с Ингом. Сём, ты там нормально себя чувствуешь? Что-то мне выражение твоего лица не нравится, — хмыкнул он.
— И много народу мама решила пригласить? — проигнорировав последний вопрос, уточнил я. Боюсь даже представить, кого мать могла притащить, учитывая, что никаких друзей Рури тут нет, а моих друзей-приятелей она скорее всего не найдёт. Я-то полагал, что намечается пусть и праздник, но в кругу самых близких, а оно вот как обернулось.
— Да не так чтобы, — он пожал плечами. — Но хватает.
— Отлично. Скажи ей, что будет ещё… — я запнулся, прикидывая, кого можно позвать на помощь по части реорганизации торжества, и кого из этих людей есть шанс застать на планете. Раз пошла такая пьянка, пусть будет весело! — Трое.
— Я передам, — задумчиво кивнул он. — Сём, хоть ты-то не перегибай, а?
— Я? Да ни в одном глазу! Ты меня не знаешь, что ли?
— Знаю, потому и прошу, — хмыкнул он.
— Не переживай, я твёрдо настроен завтра жениться, а всё остальное уж как получится.
— Подранков не будет? — иронично уточнил он. — Все либо довольные, либо мёртвые?
— Посмотрим на ваше поведение, — насмешливо отмахнулся я. — Будем надеяться, выживут все. Ладно, отбой; вы там поразвлеклись, я тоже сейчас буду получать удовольствие. У моей крошки Ру болталку отобрала мама, я угадал?
— Не отобрала, а уговорила сдать, — насмешливо хмыкнул он. — Отбой.
Отец отключился, а я принялся за сбор кворума. Повезло хотя бы в этом: все, до кого удалось достучаться, нашлись на своих местах и на просьбу о помощи откликнулись сразу, так что получилось даже больше, чем я рассчитывал. Местом встречи была назначена резиденция Курта Виндхельма, обитавшего за городом в небольшом старом доме, построенном ещё его прадедом.
Курт, да и все остальные, с кем я планировал встретиться, были моими друзьями молодости со времён учебки. Виделись мы чудовищно редко, но от того с не меньшим удовольствием. И, пожалуй, именно этих людей я мог назвать друзьями. Ещё нескольких найти не представлялось возможным: жизнь раскидала, служба, а кое-кого уже вовсе похоронили.
На месте общего сбора я оказался последним: на веранде уже с комфортом расселась вся весёлая компания. Курт Виндхельм, рослый этнический немец, светловолосый и худощавый, с очень чёрным чувством юмора и жизнерадостной ухмылкой. Юхан Линд, наша «голубоглазая бестия», чертовски напоминавший моего младшего брата Ивана что мастью, что повадками. Антон Круглов, темноволосый юркий парень, выглядящий гораздо моложе своих лет и совершенно несолидно; однако, это был второй из моих знакомых, после всё того же Ваньки, с кем я никогда не рискнул бы всерьёз встретиться в рукопашной. Ну, и Джузеппе Бруно, вечно улыбающаяся язва с отлично подвешенным языком.