Рыбак почесал в голове и сказал:
– Пожалуй, больше в городе не было никаких происшествий, а то вот еще: вчера днем на корабль Бануки приходил мальчишка-варвар, лет семнадцати, но крепкий и широкогрудый, и я слышал, как они обменивались условным словом подданных ночной улицы. Думается мне, что мальчишка хотел сплавить посредством Бануки награбленное, а сам Банука снялся с якоря глубокой ночью.
– А куда этот Банука плывет? – безразличным голосом спросил Даттам.
– По Белобокой реке вплоть до Шестого Канала, а потом через Шестой Канал в Чахар, в город Одун, а там рекой Шечен к морю и в области лесов.
Даттам сидел неподвижно минут пять после ухода соглядатая.
Одун! Город Одун! Идасси исчез, и государь тоже. Корабль контрабандиста, на котором видели широкогрудого юношу-варвара, плывет в Одун. Разбойники-вархи, дружинники Дашери рыщут к западу от Одуна, будто для поживы…
Даттам вдруг вспомнил, что род Дашери был на стороне покойного короля, отца Идасси, и сильно ослабел после того, как глава рода и десяток его вернейших дружинников закололись после гибели короля, а сейчас оправился.
– Рани, – закричал Даттам, вскакивая с места, – готовь дорожное платье и коней, – мы выезжаем через час!
В дворцовом парке начальник дворцовой стражи Аверия разглядывал мертвецов. Оба покойника были наги, если не считать подштанников, но, по счастью, самые худшие предположения Аверии не оправдались, – это были явно не государь и не Идасси. Одному покойнику было около тридцати, а другой и вовсе был сед. Аверия с отвращением поглядел на лица, уже обглоданные пестрыми шакалами.
– И с чего это им отрезали головы? – полюбопытствовал один из стражников.
– Преступник хотел не отрезать головы, – ответил Аверия, – а снять с шеи чиновников ожерелья налогового инспектора. Разыщите, кто из инспекторов был послан вчера и куда.
Через полчаса Аверия учинил тщательный обыск в комнатке, которую Идасси занимал в Лицее Белого Бужвы. Он сам замирал от собственной смелости. «А что, если новый любовник государыни развлекается в городе, – подумалось ему, – а двоих инспекторов зарезал совсем не он? Ох, не сносить тогда головы!»
Комнатка Идасси не отличалась роскошным убранством, – всего-то в ней и было, что письменная доска да жесткий сундук, служивший одновременно ученикам ложем. Аверия раскрыл сундук, по уставу лицея не имевший ключа, и ему в глаза бросились два роскошных наряда – подарки государя и государыни. Аверия пригляделся. «Эге-ге, – мелькнуло в его голове, – а с рукавов-то спороты камни».
Аверия стал на колени и стал простукивать пол. Через полчаса его поиски увенчались успехом. Приподняв половицу, он обнаружил под ней грубую железную пластину, которую и взломал особым ножом. «Наверняка тайничок пуст – подумал Аверия, – варвар забрал все свои деньги».
Но тайничок был не совсем пуст. В нем лежал мешочек с зельем, который Идасси забыл, а может, намеренно не забрал, отправляясь к государю.
Аверия высыпал на ладонь белые горошины. «Вот это да, – подумал Аверия, – ведь это та самая отрава, которую недавно по просьбе государыни сделал Даттам. Никто, кроме колдуна, не мог дать ее Идасси, и вот интересно: кто даст мне за этот мешочек большую цену: сам Даттам или его враг Руш?»
И тихо спрятал мешочек в карман.
Был вечер четвертого дня пути, когда Идасси и Инан пришли к воротам приречного города Кадера. Идасси показал стражникам у ворот подорожные, свою и Инанову, и паспорта, полученные им от убитого Шарака. Мальчики давно переоделись, и выкрасили волосы в черный цвет соком парчовой ножки, и теперь их приметы совпадали с теми, которые были указаны в бумагах, – а то, что Идасси был шире в скулах и плечах, а Инан изящней и чертами лица походил на девушку, – этих примет в бумагах не было. Стражники приняли «лопухи» за настоящие и даже почти не спросили денег.
После этого мальчики спустились на пристань. Государь с любопытством вертел головой. Никогда доселе он не был в этих местах: сколько крика и шума!
Идасси меж тем высмотрел быстрый речной корабль с раздвижными бортами, который стоял в гавани для прохожих судов. У корабля на корме была загородка, и за этой загородкой Идасси увидел вьючных ланей. Из этого он заключил, что, когда корабль пристанет к месту, люди навьючат тюки на ланей и дальше пойдут горами.
Он подошел к невысокому жирному чиновнику, стоявшему около корабля, и спросил:
– Куда вы плывете?
– Мы плывем до Одуна, – отвечал человек, – а там мы пойдем горами к вархам.
– А достаточно ли у вас погонщиков?
Чиновник пожал плечами и сказал:
– Мне придали несколько человек, но они сбежали, и теперь я не знаю, как отчитаться.
– Мы два студента, – сказал Идасси, – и нам надо домой в городок близ Одуна, и мы будем сопровождать караван вместо них, если хочешь.
– Тогда у меня есть одна просьба, – сказал чиновник. – Назовитесь, пожалуйста, в перечне Шоном и Кашею, потому что именно таковы имена сбежавших.
Через час корабль отплыл, и Инан и Идасси плыли на нем.
Ночью чиновник вышел и пошел на верхнюю палубу, где на сене для ланей ночевали Идасси с государем, но он не нашел там юношей.
На следующее утро чиновник погладил государя и сказал ему на ухо:
– Я не знаю, с кем ты провел прошлую ночь, но если ты проведешь со мной сегодняшнюю, я дам тебе два ишевика.
Император вспыхнул и сказал:
– Я не приучен к подобным вещам.
– Так это-то и хорошо, – сказал торговец, – ты, я вижу, юноша бедный и робкий, и поверь мне, тебе со мной будет хорошо. Я торгую с королем вархов, и каждый год я имею прибытка на двести тысяч, из которых пятьдесят употребляю на покупку товара, пятьдесят – на взятки чиновникам, пятьдесят – на подарки королю, а остальное забираю себе.
Император удивился и сказал:
– Ты насмехаешься надо мной! Разве в империи есть частные торговцы и разве может один человек получать такие прибыли?
– Ты, верно, болен или глуп как поросенок, – изумился торговец-чиновник. – Не знаю я, что там написано в законах, а только где же ты видел, чтобы законы соблюдались?
– Я думал, законы пишут, чтобы их соблюдать, – с досадой сказал государь.
– Вовсе нет, – возразил торговец, – их пишут, чтобы те, кто нарушает закон, платили тем, кто надзирает за его соблюдением.
Тут чиновник стал ловить государя Инана за руки и обнимать его, а Инан оттолкнул поганца и убежал.
Шечен в этих местах тек шибко, и через четыре дня они пристали к Одуну. Идасси сказал императору:
– Мне надобно отлучиться, а ты сиди на корабле и никуда не ходи. Здесь приграничная область. На порядок в ней смотрят сквозь пальцы, и, я думаю, мне удастся раздобыть для нас лошадей.
Вот прошло немного времени после ухода Идасси, и Инан увидел, как на корабль вернулся хозяин. Прошел еще час-другой, и государь услышал, как начальник корабля кличет:
– Шон, Шон.
Инан не сразу понял, кого это зовут, а потом вспомнил, что это его имя, и вылез наружу.
Хозяин стоял на палубе и держал в руках красивый пояс из черепаховых пластин и с драгоценной пряжкой. Вещица, судя по всему, была довольно ценная – многие из прислуживавших государю чиновников не погнушались бы надеть ее на прием в залу Ста Полей.
Ланна – а так звали начальника судна – протянул Идасси пояс и сказал:
– Черт знает что такое! Сегодня все утро ходил я по чиновникам, и они выманили у меня взяток на втрое большую сумму, чем я закладывал в смету. А ведь еще есть заставы на границе! Словом, я посчитал деньги, которые мне понадобятся, и вижу, что их не хватает. Возьми, пожалуйста, этот пояс и снеси его в пятый дом на Банной улице, – там есть закладная лавка. За пояс попроси четыре тысячи «розовых», а если столько не дадут, проси три тысячи. Это очень ценная вещь, из северной черепахи и с изумрудными крапинами, так что смотри не потеряй.
– Мой товарищ вообще-то велел мне не отлучаться, – прошептал Инан.
– Да что ж ты, баба или мальчишка? Он тебе муж, что ли, а ты ему жена, что он велит тебе сидеть в четырех стенах? Все эти четыре дня, пока мы плыли, я смотрел за ним, и, клянусь, он не отходил от тебя, как курица от кормушки!
Лицо Инана вспыхнуло. «И вправду, – подумал он, – даже мелкий чиновник смеется, что Идасси мной понукает. Что бы он сказал, если бы знал, что я – государь, а Идасси приказывает мне, как кнут – ишаку!»
И, взяв пояс, пустился в путь.
Закладную лавку в пятом доме на Банной улице Инан отыскал довольно легко: перед входом в лавку висел красный флаг с надписью, извещавшей о том, что здесь закладывают вещи, а сам вход был занавешен плетеным бамбуковым ковриком, у низа которого болталась налоговая печать, свидетельствовавшая, что налоговые органы в этом месяце проверяли лавку и нашли все благополучным.
Инан откинул коврик и вошел внутрь. К нему, любезно разводя руки, из-за конторки поспешил старик.
– Что желает уважаемый студент? – спросил он. – Наша лавка имеет лицензию от храма Шакуника и оказывает вам все виды услуг. Если, например, господин студент не хочет брать с собой в дальнюю дорогу золотые или бумажные деньги, мы можем взять их у него на хранение и выдать переводное письмо, по которому он сможет получить деньги в другом месте. Если господин студент должен потратиться на похороны, мы можем ссудить его деньгами под залог имущества. Ежели же господин студент намерен собрать деньги на дорогу в столицу и на то, чтобы выдержать экзамены, мы проэкзаменуем его сами и ссудим его деньгами под самые малые проценты.
Инан даже заинтересовался и спросил:
– И много ли денег можете вы ссудить студенту на дорогу в столицу?
– Это так и называется – экзаменационная ссуда, – ответил старик, – и деньги, как вы понимаете, уходят не на дорогу, а на всякие вещи, связанные с благорасположением экзаменаторов. Ведь, согласитесь, в наше время мало быть совершенным талантом. Юноши из богатых домов зачастую получают над таким талантом преимущество благодаря имеющимся у них подаркам. Вот мы исправляем подобную несправедливость за совершеннейшие пустяки, и мы вовсе не берем больших процентов. Напротив, мы надеемся, что впоследствии преуспевший талант просто вспомнит о людях, поддержавших его в трудную минуту.