Безымянных так потрясла увиденная процессия, что они оставили приготовления к дальнейшему пути и внимательно стали осматривать проходящих мимо них людей. Что-то в прохожих привлекало внимание настолько, что воины на миг забыли даже об избранной, следуя зову которой трое монахов-хранителей пересекли Ущелье Миров, принеся в жертву самого мудрого из них. Некоторое время четверо рыжих путников не обращали на них никакого внимания. Но как только те поравнялись с собирающимися в дорогу безымянными, глаза шедшего первым скользнули по монахам. Встретившись взглядом со старшим хранителем, рыжий мужчина внезапно остановился, в глазах его застыло такое удивление, словно он увидел крокодила на Северном полюсе. Остальные его спутники, не успев замедлить движение, налетели на него, отчего вся четвёрка упала, уронив возле себя драгоценную ношу. Если бы статуи упали кому-либо из них на ногу, травмы было бы не избежать, но, к счастью, всё обошлось, и тяжёлая ноша не задела ни одного из внезапно выронивших её мужчин. Быстро они вскочили на ноги и широкими глазами уставились на монахов, словно не ожидали встретить кого-либо подобного им на своём пути.
Не скрывая изумления, мужчина, шедший впереди процессии, оглянулся на своих попутчиков и шёпотом произнёс:
– Они смотрят на нас!
Причём произнёс он это именно на том языке, на котором говорили в Долине Хранителей, что сразу же показалось странным воинам-монахам. Ведь никто, живший за непроходимой грядой Драконьих гор, не мог помнить языка, почившего уже несколько тысяч лет назад, а тем более говорить на нём. Кроме того, стоило учесть и тот факт, что язык этот видоизменялся и в самой Долине Хранителей. Так, написанное в древних манускриптах отличалось по стилю речи от фраз, употребляемых в разговоре. Но произнесённая путником фраза не давала монахам сведений о том, разговаривал он на старинном наречии или на современном. Та фраза, которая была произнесена, слишком мала и звучала бы одинаково и сегодня, и многие тысячелетия назад.
– Они не просто смотрят на нас, – спокойным голосом дополнил тот из четвёрки, который шёл вторым, не сводя встревоженного взгляда со встреченных на пути монахов. – Они видят нас, и с ними при этом ничего не происходит…
Но за его спокойствием хранители ощущали какую-то внутреннюю собранность, и это наводило на мысль, что не одно удивление, выраженное на лицах, было в душах встреченных ими людей, было там что-то ещё, словно те очень долго ждали этой встречи, а сейчас никак не могли поверить в то, что она всё-таки произошла.
Подняв с земли золотые изваяния, шедшие последними бородачи поставили их на землю вертикально. Теперь их ноша ещё более напоминала мгновенно застывших живых поселян. Монахи всё ещё неподвижно стояли возле лошадей, ожидая развязки возникшей ситуации. Речи остановившихся возле них путников им были непонятны, хотя говорили те с ними на одном языке, мысли этих существ – а то, что эти существа не являются людьми, хранителям было очевидно, в противном случае монахи смогли бы почувствовать их приближение – были недоступны для разума монахов. Опасности, казалось, рыжие близнецы не представляли. Во всяком случае, до сего момента враждебности они не выказывали. Но лишь в головах безымянных возникла последняя мысль, произошло непредвиденное.
Внезапно один из странной четвёрки резко шагнул к ним и ухватил их за руки так быстро, что хранители не успели отреагировать на его выпад. Изумрудные глаза рыжего человека мгновенно застыли, и в них начал медленно разгораться золотой огонь, распространяясь от центра зрачка, пока весь зрачок вместе с радужкой ни заполнился сияющим золотом. В тот же миг монахи ощутили, как ноги начали наливаться тяжестью, хранители быстро взглянули вниз и увидели, как медленно, начиная от подошв их обуви и подолов серых балахонов, их одежда окрашивается в ярко-жёлтый цвет, затем тяжелеет и меняет цвет и структуру, превращаясь в полупрозрачный изумруд, преобразуя все мышцы, все суставы, оставляя лишь тяжесть драгоценного камня на месте когда-то существовавшей плоти. И в тот момент, когда воины-хранители поняли, что их миссия под угрозой, они резко, одним махом стряхнули с себя руки странного человека и сосредоточились, отделяя свой дух от каменеющей плоти.
Зеленоглазый мужчина тем временем, не делая никаких попыток вновь схватить за руки своих жертв, отошёл на шаг назад и с интересом наблюдал за действиями тех, против кого он запустил необратимый процесс превращения. Те же, интуитивно поймав суть происходящего с ними, в момент, когда дух ещё не покинул их каменеющие тела, сначала замедлили и остановили превращение, а затем, ощущая, как тяжесть медленно покидает нижнюю часть тела, свели на нет усилия чародея.
Едва монахи освободились, они встали спиной к спине в боевую стойку, ожидая нового нападения. В руках у них, словно из воздуха, возникли остро заточенные кинжалы, которые воины-хранители всегда держали при себе в специальных ножнах, расположенных в широких рукавах балахонов. Теперь им было понятно, как избавиться от колдовства, насланного на них, но они не могли знать о том, что ещё могут сделать с ними те странные люди, которые случайно натолкнулись на их лагерь, и главное – для чего тем понадобилось обращать их в камень. Мысль о том, что странные существа решили околдовать встреченных ими на дороге путников ради наживы, была сомнительна. К тому же, внимания рыжих колдунов монахи удостоились лишь после того, как сами проявили к ним интерес. Получается, либо бородачи не хотели, чтобы кто-то знал о том, что они здесь прошли, или вообще об их существовании, либо, что хуже, им известно о миссии встреченных ими по дороге людей, и они во что бы то ни стало хотят остановить жрецов, не дать им возможности осуществить предначертанное. Безымянные, замерев, стояли в боевой стойке, неотрывно следя за рыжей четвёркой и ежесекундно ожидая нападения. Однако, те больше не проявляли агрессивности, а просто стояли, в изумлении вперившись взглядами в монахов. Видимо, нечасто они встречали людей, способных противостоять их чарам. На лицах бородачей мелькали невысказанные вопросы, они даже не старались скрывать своих чувств. Изумление сменилось ужасом. Не страхом, нет. Именно ужасом. Как будто то, что случилось сегодня на лесной поляне, было преддверием страшных событий, в которые были вовлечены встреченные безымянными четверо людей. Воины-хранители не смогли припомнить никого, похожего на четвёрку рыжих бородачей, но факт, что эти люди говорили на их языке, наводил на мысль о том, что они каким-то образом имели доступ в Долину Хранителей.
Ни на секунду не давая себе расслабиться, безымянные внимательно следили за действиями встреченной ими четвёрки. Монахов не могла обмануть деланная безучастность. Не зная ни силы, ни возможностей чужаков, безымянные ощущали внутреннюю тревогу. Тревожило ещё и то, что те были абсолютно несхожи ни с одной из форм жизни, о которой было известно безымянным. Внешне похожие на людей, они имели силу не подпустить к себе души сильнейших из когда-либо живших в Долине Хранителей. Они были скрыты, незримы. Ужас, на несколько минут застывший на лицах бородачей, медленно сменился восхищением и даже почитанием.
– Хранители! – благоговейным шёпотом произнёс тот из них, что шёл в процессии третьим.
– Предначертанное, да сбудется! – в тон ему прошептал четвёртый.
Все четверо медленно склонили головы, опустившись на правое колено, выражая то ли приветствие, то ли покорность монахам, способным противостоять волшебству, заключённому в рыжеволосых людях с глазами цвета изумрудов. Затем четвёрка поднялась, взяла свои статуи и пошла прочь, оставив в ещё большем недоумении безымянных. Теперь уже не оставалось сомнений в том, что золотые изваяния совсем недавно были людьми, а те высокие похожие друг на друга люди в одинаковых одеяниях несли свою недавно приобретённую драгоценность в неведомые кладовые. Непонятно было, зачем им это, и что означало странное поведение четверых встреченных на поляне людей. И вообще, кто они такие?
Решив, что разрешать странности этого мира не входит в их обязанность в настоящем путешествии, братья-хранители завершили седлать и навьючивать коней и отправились в дальнейший путь. И всё же некоторое время каждый из них строил догадки о том, кем же являются незнакомцы, которые сначала чуть было не заколдовали их, обратив в драгоценные камни, а затем, когда поняли, что у них ничего не выйдет, спокойно направились восвояси, предварительно произнеся странные слова, похожие, скорее, на строки какого-то пророчества, чем на нормальную человеческую речь.
Если в самом начале пути по Внешним Королевствам кроме самих воинов-хранителей лошади ничего не несли, то сейчас на их крупы были привязаны довольно внушительные сумки, которые в местах стоянок пополнялись различными съедобными кореньями, ягодами, фруктами и травами тем из хранителей, который бодрствовал, будучи в этот момент в дозоре. Монахи не были уверены не только в том, смогут ли они пополнить запасы на обратном пути, но и даже в том, будут ли они ещё в то время вдвоём, или один из них погибнет до того, как сможет достигнуть цели их путешествия.
Дорога была широкой и ровной, по обеим её сторонам находился густой лиственный лес, создающий прохладную тень в это знойное лето. Днями почти всё время светило солнце, лишь небольшие полупрозрачные облака изредка появлялись на небосводе, но и они не приносили ни частички прохлады изнурённым жарой путникам. Лишь ночью, когда яркое солнце оставляло небесный свод, на землю ненадолго спускалась долгожданный холодок. И тогда отдых поистине становился отдыхом для тех, кто весь день проводил под палящим дневным светилом. Каждую ночь монахи рассматривали знакомые созвездия на безоблачном небе, страшась увидеть новый знак, повествующий о близкой кончине второго из них. Но знака не появлялось. Безымянные старались ехать по тенистой стороне дороги, чтобы усталость меньше смаривала их и животных, нёсших на своих спинах монахов с поклажей. На протяжении всего пути братья-монахи ни разу не видели ни одного дикого зверя. Видимо, здесь – вдоль дороги – была широко распространена охота, и звери просто боялись людей. Но даже следа охотников на своём пути безымянные до сей поры не встречали. Птиц здесь тоже было меньше, чем в Долине Хранителей. Единственное, что нарушало тишину лиственного леса – стрекотание кузнечиков, жужжание ночных комаров да редко доносящиеся откуда-то издали голоса его пернатых обитателей.