Старший безымянный внезапно отметил, что некоторое время они шли молча. Он сам погрузился в свои мысли, его младший товарищ не смел отвлекать его от раздумий, поскольку в обучение безымянных входила необходимость непререкаемого уважения, которое они должны был испытывать к старшим своим братьям. А гномы… Чем ближе они были к цели своего путешествия, тем мрачнее становились их лица. Впереди безымянный увидел какие-то проблески. Было такое впечатление, что с некоторого места стены, потолок и пол туннеля были отполированы так, что в них можно было смотреться, как в зеркало.
– Это то место? – нарушил молчание старший безымянный.
Гномы закивали.
– Проверьте, чтобы ребёнку было как можно удобнее, – посоветовал один из них. – И на всякий случай привяжите её крепче.
– Она не сможет упасть, – заверил гномов безымянный. – И сумка сделана так, чтобы избранной было удобно в любой ситуации, даже во время боя.
– Тогда подойдите к склону, ложитесь на спину и отдайтесь пространственному течению. Очень скоро мы прибудем на место! – гном указал старшему безымянному на склон горы.
Тот подчинился, выполнив всё, что велел ему сделать гном, и со словами «Вперёд!» оттолкнулся руками, чтобы начать движение.
Внезапно всё вокруг безымянного переменилось. Нарастающая скорость звенела в его ушах тонким свистом. Всё – стены, потолок, пол – смешалось в своём движении, даря ему ощущение невесомого бытия. Свист в ушах вскоре стих. Памятуя о словах гномов, безымянный расслабился, целиком отдаваясь движению. Он уже не знал, где находится в данный момент – на полу, потолке или одной из стен. Центробежная сила прижимала его к цилиндрообразным сводам туннеля, вокруг всё светилось разноцветными огнями, словно твёрдые частицы приобрели скорость фотонов, даруя свет человеческому глазу. Он же находился посреди всего этого в полнейшей невесомости. Более он не двигался, двигалось всё вокруг него. Он был центром, альфой и омегой бытия, вершиной мироздания, купаясь в свете, всё более и более разгорающимся кругом, всё сильнее сияющем. Мысль о величие создавшего всё это не покидала безымянного. Этот человек – если вообще возможно, чтобы он был человеком – был настолько знаком с физикой пространства и времени, что смог создать нечто, способное перевернуть современные представления вспять. Хранители давно знали, что волшебство – это просто другое понимание реальности, использование интуитивных или фактических знаний для совершения того, что другие сделать не могут. Если эти знания были интуитивными, то действия называли чудом. Если фактическими, осознанными, то действие называлось фокусом. Но всё это было волшебством. Сейчас безымянный видел новый уровень волшебства, намного превосходящий не только всё то, о чём он когда-либо слышал, но и то, что он мог предположить. Это было настолько чудесным, что назвать это даже чудом было бы кощунственно. Это было просто божественно, сродни мирозданию, сродни рождению новых идей, нового бытия, новой науки.
Возникший свист в ушах возвестил безымянного о торможении, и через несколько секунд он уже лежал в конце блестящего уходящего вдаль цилиндра, который непостижимым ему образом был также направлен вниз, вглубь, в ту сторону, откуда он его принёс. Было впечатление, что во всяком случае вторую половину пути туннель нёс его вверх. Безымянный отошёл от конца колодца-горы (именно это название сейчас пришло ему в голову), чтобы освободить путь следующим за ним.
Первым прибыл его брат монах. Он появился словно из ниоткуда, некоторое время изумлённо оглядывался, лёжа на спине, затем, увидев старшего товарища, вскочил и подошёл к нему.
– Как она? – младший указал рукой на выступающее из-под одеяний монахов фигуру ребёнка. – Спит?
Старший хранитель отвернул ворот балахона, взглянув на девочку.
– Нет, она бодрствует, – ответил он.
Он аккуратно вынул ребёнка из сумки, сел на пол и положил её на колени.
– Надо бы её покормить…
В это время появились их провожатые, один из которых молча протянул бутылочку, как будто только и ждал, когда хранитель достанет ребёнка из-под балахона.
– Далеко ещё? – не выдержав, задал вопрос старший безымянный, поднимаясь на ноги и протягивая полупустую бутылку в сторону гномов.
– За поворотом! – кивнул на продолжение прохода гном, забравший бутылку из рук безымянного.
Старший безымянный, всё ещё держа в руках ребёнка, быстро направился в сторону, указанную проводником. Пройдя поворот, он увидел тяжёлую кованую дверь, посередине которой, прямо на уровне его груди было выгравировано углубление, соответствующее руке взрослого мужчины. Монах остановился, осматривая углубление. Тем временем его нагнали остальные.
– Подержи-ка! – попросил он, как бы невзначай протянув ребёнка своему младшему товарищу. – И отойдите! – велел он всем остальным.
– Но… – один из гномов замешкался, искоса переведя взгляд с младшего безымянного на старшего.
– У него больше шансов! – крепко сжав тому руку так тихо, чтобы не услышал его младший товарищ, в данный момент полностью отдавшийся созерцанию отданного в его руки чуда, ответил хранитель. Твёрдый взгляд его сейчас выдавал решимость, и гном, кажется, понял, что всё это время старший хранитель знал, что именно находится в конце их пути.
Внезапно в глазах младшего монаха зажёгся огонёк понимания. Всё – речь Юдика; вопрос старшего товарища о том, почему гномы сами не смогли открыть проход; внезапная осечка одного из проводников посередине рассказа; пророчества, прочитанные в храме; решимость, сквозившая сейчас во взгляде воспитавшего его – всё сложилось в единое целое. Юноша кинулся вперёд, интуитивно пытаясь защитить единственного человека из оставшихся в этом мире, подарившего ему всё – преданность, внимание любовь. Но было уже поздно…
Старший хранитель резко поместил руку в углубление, со всей силы толкнув дверь, которая перед ним мгновенно отворилась, впустив его туда, и захлопнувшись снова.
Один из гномов едва успел схватить малышку, выпавшую из скрюченных от боли пальцев юного монаха, когда тот упал на колени, чувствуя, как тело его раздирают зубы дракона. От удивления и боли он не мог даже кричать. Сейчас он не знал, кем является. Он чувствовал, что находится внутри тёмного помещения, кровь брызжет из его растерзанного тела. Когти и зубы вгрызаются в его плоть, задевая всё новые нервные окончания и заставляя тело вопить от боли. Челюсть свело, не позволяя вырваться из глотки ни крику, ни даже стону. Он чувствовал, как что-то вгрызлось в его горло, перекусывая артерию, и пока он ещё был жив, вырвало его сердце. Чернота покрыла всё вокруг… Затем мир начал медленно вращаться, запоздалый крик то ли ужаса, то ли боли вырвался из его уст. Боль отступала, но новые неведомые ему ранее чувства заполнили всё его сознание. Он был всё ещё собой, но более и не был тем, кем был до сих пор. Веками накапливаемые знания хранителей полились в него, затопляя разум. Все чувства, все мысли, которые были в головах каждого из них – всё теперь принадлежало только ему. Он знал, о чём он думал по пути сюда, как планировал свою смерть, будучи средним из тех, кто пустился в путь за своей судьбой, он знал, что было в его голове перед смертью в момент, когда солнце позолотило верхушки деревьев на стоянке в горах, когда он был старшим хранителем. Он видел, как приносили каждого из них, как хоронили каждого из них. Он чувствовал моменты славы и падений, моменты рождения и моменты смерти. Он ощущал боль ранений и счастье побед каждого с того момента, когда семь с лишним тысяч лет назад появилась первая тройка безымянных. Он был один, и в нём были все! Всё ещё борясь с болью, оставшейся после того, как его разорвал дракон, последний безымянный вскочил на ноги и пронёсся к двери, которая распахнулась, как только его рука приблизилась к выгравированному углублению.
Пещера, в которой он уже однажды побывал, встретила его полностью освещённой огнями, выстроившимися вдоль стен. Она была чиста. Не было ни единой оставшейся от него капли крови.
Посреди пещеры прямо возле возвышения, на котором стоял хрустальный саркофаг, парил прекрасный юноша, чёрные как смоль волосы которого, охваченные серебряным ободом, ниспадали на белое, украшенное серебром одеяние. Взглянув своими чёрными глазами в глаза ворвавшегося монаха, он произнёс:
– Имя тебе – Арес. Возьми Лину, ибо теперь ты её проводник! Передай ей то, что было дано тебе. И не позволь вновь свершиться содеянному. Поскольку если это всё же произойдёт, мир останется беззащитен…
Свет в пещере погас, хранителю показалось, что где-то промелькнул какой-то последний отблеск. Через мгновение свет снова озарил помещение, но юноша исчез, словно его и не было.
Дверь медленно отворилась, видно было, что открывали её с большими усилиями. Вошедшие внутрь гномы упали на колени. Названный Аресом хранитель взял из их рук девочку, затем его тяжёлый взгляд обошёл каждого из них.
– Вы знали… – видно было, что монах безуспешно пытался погасить гнев, искрами вырывающийся из его глаз. – Вы знали, что это произойдёт! Вы знали, что цена за то, что вы пройдёте через проход – жизнь. Вы знали, и всё равно пошли на это! – Арес глубоко вздохнул, пытаясь унять дрожь в голосе при мысли о том, как только что его раздирали когти и зубы зверя. – Вам нет прощения! – изрёк он. – Не показывайтесь более перед моими очами!
Юноша развернулся и вышел из пещеры. Он понимал, что не выйди он отсюда сейчас, он не сможет удержаться от мести за своего старшего брата, а это не то, что должна постичь в первые дни жизни маленькая девочка, которую он сейчас держал в своих руках…
Четверо братьев-близнецов остались стоять в пещере. Им было известно, что именно скажет им последний из безымянных в тот час, когда ему будет дано имя. Они много читали об этом. Но сейчас они чувствовали себя так, как будто услышали это впервые.
– Он не прав! – обижено произнёс Стик.
– Прав… – возразил Клик.
– Иначе было нельзя, – вздохнул Блик.