Ощущая груз ответственности, я изо всех сил старалась поддерживать и отвлекать папу от его проблем при любой возможности. В то время я работала над одним из самых трудных своих проектов — запуском нашей новой весенне-летней коллекции готовой одежды. Презентация должна была состояться в присутствии трех сотен VIP-персон и приглашенных СМИ в зале «Котильон» отеля Pierre в Нью-Йорке. Если показ пройдет хорошо, его можно повторить в Чикаго, Палм-Бич и Лос-Анджелесе. То, что меня выбрали его режиссером, хореографом и продюсером, попутно отвлекало от тревог и меня саму, что было совсем не лишним. Вдохновленная дизайном сцены нашего недавнего шоу в Милане, где был использован приподнятый подиум, я несколько недель отбирала моделей и музыкальное сопровождение, стилизовала одежду и режиссировала отдельные детали шоу. В качестве саундтрека я скомпилировала разностильный плейлист, в который вошли бразильская музыка, босса-нова, регги и R&B. Я увязла в списках дел и понимала, что все взгляды будут устремлены на меня, а это было пострашнее, чем войти в любой совет директоров. Модели, которых я отобрала, пересмотрев сотни портфолио, должны были выйти в финале шоу в обтягивающих черных комбинезонах и наших новейших украшениях из коллекции Oro Coccodrillo.
К моему огромному удивлению, отец пришел заранее. Увидев мое изумленное лицо, он поцеловал меня в щеку и спросил:
— А что такое? Неужели я не могу пожелать удачи своей дочери?
Затем он вернулся за свой столик, чтобы смотреть показ. Я ужасно нервничала и весь вечер молилась, чтобы все прошло по плану, пока модели сновали мимо меня, выходя на подиум и вспышки камер.
Когда шоу закончилось и зал взорвался аплодисментами, по выражению папиного лица я поняла, что подарила ему драгоценный час свободы от горестей, и уже одно это стоило всех трудов.
Когда я увидела, как он стоит и кричит «Brava!», хлопая вместе со всеми остальными, для меня уже не имело значения то, что он не появлялся в школе на родительских собраниях или не видел меня в «Бойфренде».
— Патрисия, я так горжусь тобой! — сказал он мне за сценой после окончания шоу, поднимая в мою честь бокал с шампанским. Это был момент радости, запечатлевшийся в моем сердце. Что бы ни ожидало нас впереди, хорошее или плохое, я знала: он останется со мной навсегда.
Глава 22Роспуск совета директоров и свадьба Патрисии
Говорят, худшее предательство совершают люди, которых ты считал самыми близкими. С моим отцом именно это и произошло. Все мы страдаем от предательства в тот или иной момент своей жизни — начиная с формирования и распада детских компаний. Однако к тому времени, когда мы становимся взрослыми, любого рода предательство приобретает серьезный характер и часто ведет к разрушительным последствиям.
Моя мать пережила предательство своей бывшей подруги, присылавшей Джорджо те самые подметные письма. Папа тоже не раз сталкивался с коварством, но худшее было впереди. Очередная встреча совета директоров GUCCI была назначена на сентябрь 1984 года. Она проходила в Манхэттене, но отец из-за огромной занятости не смог присутствовать. IRS объявила, что его дело будет слушать Большое жюри присяжных[80], поэтому он поддерживал тесный контакт со своими поверенными. Несмотря на то что заседание совета проходило в том же здании, он направил своего заместителя — Роберта Берри. Когда запыхавшийся Роберт, повторяя имя отца, ворвался в кабинет, папа недоумевающе поднял на него глаза и приготовился услышать очередные скверные новости. Что еще случилось? Паоло придумал какую-то новую каверзу?
Полученный ответ, пожалуй, он ожидал меньше всего. Сделав неожиданный ход, Маурицио, — который унаследовал имущество Родольфо, — внес предложение распустить совет директоров, освободить от занимаемой должности моего отца и создать новый исполнительный комитет с ним во главе. Это был возмутительный переворот, спланированный как насильственный захват власти. Впоследствии папа узнал, что Маурицио действовал не в одиночку. Паоло согласился продать ему свои акции, таким образом передав в его руки контрольный пакет акций[81] компании.
Услышав эту новость, отец даже не стал подниматься с кресла. В этом попросту не было смысла. Все уже свершилось. Несколькими этажами ниже его собственный племянник, которого папа принял как родного сына и обучил всему, что тот знал, создал дьявольский альянс, чтобы свергнуть дядю с трона.
Пару дней спустя я вернулась в Нью-Йорк и нашла папу совершенно раздавленным. Таким я его еще не видела. Я застала его сидящим в одиночестве в квартире; в сумерках, не зажигая света, он невидящим взором уставился в пространство.
— Может быть, закажем что-нибудь на ужин? — осторожно предложила я, но он не шелохнулся.
— Я не голоден, — ответил он. — Давай, пойди поешь. Со мной все будет хорошо.
Моя мать прилетела в Нью-Йорк, чтобы быть рядом с ним, пока он продолжал готовиться к защите в суде. Состояние ее было чуть лучше, чем в последние месяцы, но ее по-прежнему снедала глубокая тревога. Однажды, когда она особенно пала духом, я решила сказать ей кое-что, надеясь, что моя новость ее порадует:
— Я беременна.
Это признание, произнесенное вслух, каким-то образом стало более зримым. Из-за мрачных темных туч, нависших над нами, я мучилась, не зная, как выбрать подходящий момент и рассказать о том, что сама только недавно узнала. Я любила Сантино и хотела этого ребенка больше всего на свете, но до боли ясно осознавала: мои родители решат, что я слишком молода, чтобы заводить малыша.
— Я это знала, — ответила мать; в ее ответе звучали нотки покорного смирения. — Мне приснилась маленькая девочка, которая бегала в летнем платьице. У тебя будет дочка.
Полностью доверяя ее предчувствию, я порадовалась, но не могла не признаться:
— Я всегда мечтала родить мальчика, — и рассказала вторую часть своих новостей: — Мы с Сантино женимся.
Мамина реакция была не совсем такой, на которую могла бы надеяться дочь. Она глубоко вздохнула, а потом сказала:
— Ладно, только давай не будем сразу говорить отцу. Ему сейчас слишком о многом приходится думать, и лишнее потрясение ему ни к чему.
Отец лишь недавно познакомился с Сантино, и нам казалось преждевременным делать такое объявление. Хотя я уверена, что он не стал бы возражать, но и в восторг эта перспектива его не привела бы. Я лишь надеялась, что, когда придет время, он за меня порадуется.
Немного помолчав, мама спросила:
— Тебе действительно необходимо выйти замуж?
Эти слова из ее уст застали меня врасплох.
— Я хочу, чтобы у моего ребенка был наилучший возможный старт в жизни, — сказала я, объясняя то, что считала более чем очевидным. — С мамой и папой, которые живут вместе как муж и жена, как нормальная семья — как хотела бы жить ты, сложись все по-другому.
Видя сомнения на ее лице, я добавила:
— Не волнуйся, мама, это будет небольшое, камерное торжество — только мы, родители Сантино и несколько наших друзей.
Прислушавшись к совету моей матери, Сантино согласился, что нам следует подождать до Рождества и сообщить о наших планах отцу, когда все мы соберемся в Палм-Бич. Там и папа будет поспокойнее, и нам будет легче сообщить ему новость, когда ничто не будет его отвлекать, думали мы.
Я улучила подходящий момент через пару дней после нашего приезда. Устроившись рядом с ним, погладила пальцами живот и сказала:
— Тебе следует кое-что узнать, папа. У меня будет ребенок.
Он уставился на меня с непонимающим лицом. Потом сказал ровным голосом:
— Счастлив за тебя.
Быстро заговорив, словно пытаясь вскочить в поезд его мыслей, прежде чем у него появится шанс сказать что-то еще, я поспешила объясниться:
— Мы ничего такого не планировали; понимаю, сейчас тебе не до этого, но мы с Сантино любим друг друга и скоро поженимся — это будет на Ямайке.
Он отвернулся в сторону и прикрыл глаза, добавляя еще один пункт в список затруднительных дел, о которых надо поразмыслить. Наконец отец заговорил:
— Нам придется кое-что сделать, чтобы защитить твои интересы. Я не собираюсь пускать все на самотек, — смягчившись, он снова повернулся ко мне и добавил: — Организуй славную свадьбу — все, что сама захочешь.
Когда я рассказала ему, что́ мы спланировали, он лишь кивнул и улыбнулся. В его представлении все должно было быть совсем не так, но я была к этому готова.
Как и любой мужчина, которому приходится просить у отца руки его дочери для вступления в брак, Сантино нервничал. В итоге он выпалил этот вопрос прямо в день Рождества, в тот момент, когда мой отец нареза́л индейку. Держа в одной руке 30-сантиметровый нож, а в другой — вилку, папа с минуту пристально глядел на своего будущего зятя, а потом отложил в сторону приборы и в знак согласия пожал Сантино руку.
Мы должны были пожениться через три недели, 19 января 1985 года. Друзья и родственники, всего двадцать пять человек, были приглашены принять участие в церемонии, которая была назначена в причудливой церкви XVI века, выстроенной католическими миссионерами в бухте Св. Анны, на северной стороне Ямайки. Должны были приехать родители Сантино вместе с двумя его братьями, но со стороны семьи моего отца ожидался только один родственник. Этим единственным представителем стал третий сын Роберто, Уберто, который оказался проездом в Нью-Йорке и в последнюю минуту решил приехать на свадьбу.
Собирались приехать моя подруга Мария и ее бойфренд, а также Андреа — в качестве подружки невесты — и несколько моих друзей из Нью-Йорка. Дресс-код для мужчин был «все только в белом», но отец и братья Сантино решили проигнорировать нашу просьбу, явившись в черных костюмах. После венчания гостей повезли на виллу с видом на океан, которую мы арендовали на время пребывания на Ямайке; там, на пляже, состоялся свадебный банкет.