— Почему ты это сделала, мама? — спросила я в растерянности.
— Мне не нравились эти воспоминания, — категорически заявила она. — Не хотела вспоминать.
Тогда она снова захлопнула двери в свои воспоминания, слишком боясь своих чувств, потому что уже познала в прошлом, что эмоции могут вновь затянуть ее в темную бездну.
Стараясь по кусочку собрать всю картину, я продолжала накапливать информацию и записывать все подробности. Всякий раз, навещая маму, я надеялась, что может открыться что-то новое — что-нибудь неожиданное. И вот во время моего очередного приезда в Рим так и произошло.
Когда я приехала к ней на квартиру, мама в нетерпении ждала меня на краю террасы. Здесь почти ничего не изменилось со времен моего отца, и каждая деталь была точно такой, какой я ее помнила. Мама распахнула ставни — в остальное время они были плотно закрыты, чтобы поддерживать прохладу в гостиной и защищать мебель от солнца. Несмотря на свои годы, даже в ярком солнечном свете она выглядела такой же красивой, как и всегда, с минимумом косметики, чтобы только чуть оживить по-прежнему безупречную кожу.
Зная, какой скрытной она всегда была, я неуверенно подняла тему своей книги, желая, чтобы она прочла определенные фрагменты.
— Мне очень хотелось бы, чтобы ты посмотрела, что я сочинила, мама, — сказала я ей с нежностью, порожденной нашими заметно улучшившимися отношениями и новой любовью в моей жизни.
Она улыбнулась:
— Может быть, Патрисия. Когда-нибудь. Но вначале я должна кое-что тебе показать.
Потом, так же как и несколько лет назад, она встала, ушла в свою спальню и вышла из нее с еще одним письмом. С тем письмом, с которым она не была готова расстаться в тот раз.
Усевшись за обеденный стол, надвинув на переносицу очки для чтения, она показала мне одну-единственную страницу, исписанную почти неразборчивым почерком. Прочистив горло, она проговорила:
— Это было последнее письмо твоего отца. Оно датировано 18 января 1990 года. Самое прекрасное и дорогое из всех, что он написал…
Видя, что мама запнулась, и понимая, как ей трудно прочесть слова, которые отец, возможно, писал на смертном одре, я взяла листок из ее рук. Собравшись с духом, села прямо и начала читать вслух:
Чтобы выразить свои чувства, я ощущаю себя обязанным рассказать о своем признании — и преданности — женщине, которая была верной спутницей моей жизни на протяжении более чем тридцати лет. Чувства любви и привязанности, которые я испытываю к Бруне, безмерны. За то, что ты делала для меня, спасибо тебе, Бруна, [спасибо] за твою духовную силу, помогавшую мне во всех моих начинаниях. Ты — образец женщины, скромница, и ты заслуживаешь уважения и восхищения каждого, кто удостоился чести знать тебя. Двадцать шесть лет назад ты подарила мне дочь, нашу Патрисию. Какой божественный дар! Прекраснее ее нет на свете, ибо она унаследовала твои лучшие черты. Никогда не смогу в достаточной мере выразить ту благодарность и радость, которых ты заслуживаешь.
Моим сыновьям: я требую, чтобы вы блюли моральные обязательства, вдохновленные моей жизнью, полностью прожитой в восхищении Бруной. Джорджо, Паоло и Роберто, я хочу, чтобы вы уважали качества Бруны. Это письмо…
На этом месте текст обрывался. Почерк отца просто прервался. След синих чернил доходил до самого низа страницы и переползал через ее край.
Я подняла взгляд на мать. Ее глаза блестели.
У меня не было слов.
Мама быстро смахнула слезу.
— Монахини считают, что, возможно, в этот момент у него случилось кровоизлияние в мозг, — сказал она. — Они потом отдали мне это письмо вместе с остальными его вещами. Я хотела бы, чтобы оно теперь тоже хранилось у тебя.
Я глядела на дрожащий почерк отца, и мои глаза задержались на этих словах, которые словно спрыгивали со страницы. Это была его истинная последняя воля и завещание. Он понял тогда, что умирает, и в этот момент, мне кажется, обрел покой. В последние годы своей жизни он видел крушение всего, что было создано им. Все его прежние цели были утрачены. Его жизнь стала бессмысленной, и не думаю, что он смог бы долго прожить в условиях такого существования. Однако под конец, по-видимому, он понял: единственное, что по-настоящему было важным для него, — это мама и я.
Папа хотел, чтобы моя жизнь была полна благодарности и радости. И с его помощью я осознала, что так все и было. Он просил гармонии, терпимости и любви в память о нем — и мы, наконец, пришли к пониманию. Мои отношения с матерью трансформировались, и я полюбила ее всей душой. Мой отец оказался прав. Она была «образцовой женщиной». Давным-давно мне как-то раз задали вопрос: какое счастливое воспоминание связано у меня с моей матерью, и я, честно говоря, не смогла вспомнить ни одного. Теперь знаю, что мои самые счастливые воспоминания о ней, вероятно, еще впереди.
Dono divino, божественный дар — вот как описал меня отец. И какой же воистину божественный дар он вручил мне этим письмом — полным любви посланием из могилы почти через двадцать пять лет после своей смерти! Сквозь смех и слезы я понимала, что завершила полный круг, как и мама. Наше совместное путешествие ни в коем случае не кончилось, но вывело нас на новую дорогу.
И, как всегда, последнее слово осталось за моим отцом — неподражаемым Альдо Гуччи.
Благодарности
Я хотела бы выразить свою благодарность людям, помогавшим мне во время работы над этой книгой. Моему агенту Алану Невинсу за то, что он придал форму этому проекту, и моему редактору, Сюзанне О’Нейлл, за ее поддержку и вклад в этот труд.
Моему соавтору, Венди Холден, которая уловила мою интонацию и синтезировала сложную историю, простирающуюся на сотню лет. Моим милым друзьям — Энрико, Андреа и Би, которые поделились собственными взглядами на связь с родителями и давно забытыми случаями из жизни, чем вызывали у меня улыбку.
Грегори Ли, наполнившему мою жизнь любовью и покоем, который был рядом со мной с самого начала этого литературного приключения, бесконечно помогая мне редактировать, вычитывать и переводить текст.
Моим дочерям — Александре, Виктории и Изабелле — за то, что терпеливо дожидались конца работы, чтобы, наконец, прочесть о своем родовом наследии, и мирились с моим характером, когда я бывала не в себе при приближении очередного дедлайна.
И, самое главное, моей матери — без ее вклада (временами неохотного) и глубоко личных откровений о трех десятилетиях, которые она провела с моим отцом.
И, наконец, я благодарю всех, кто был связан со мной, моей семьей и компанией GUCCI на протяжении всех этих лет и чьи имена я не упомянула.
Надеюсь, папа мной бы гордился.
Мой дедушка Гуччио, основатель компании Gucci
Мои бабушка и дедушка, Аида и Гуччио Гуччи, во Флоренции в начале 1900-х годов
Мой папа (НА ПЕРЕДНЕМ ПЛАНЕ) завтракает на свежем воздухе со своей семьей во Флоренции
Мамочка, в то время еще маленькая девочка, со своей любимой мамой Делией
Родольфо с Маурицио (СЛЕВА) и Паоло (СПРАВА) в ресторане моего отца «Club Colette» в начале 1980-х годов
Папа (В ЦЕНТРЕ) со своими братьями Васко и Родольфо в Милане в 1950-е годы
Мой двадцатидвухлетний отец и его юная невеста Олвен Прайс на их свадьбе в Англии, 1927
Все были очарованы роскошью Gucci: от принцессы Монако Грейс Келли до актрисы Риты Хейворт
С принцем Чарльзом после вручения награды на турнире по конному поло в Виндзоре, 1982
Магазин Gucci во Флоренции, примерно 1950
Мама на корабле, идущем в Нью-Йорк, получает приз как самая хорошенькая девушка на борту
Мама с гордостью демонстрирует меня у нас дома в Риме, 1963
С папой на вилле Камиллучиа в Риме, 1965
С папой и мамой на вилле Камиллучиа в Риме, 1965
Папа, мама и я с тетей Габриэллой и нашими друзьями на Капри, 1966
С мамой возле дома в Палм-Бич, 1973
Перед загородным домом в Хендоне в костюме для верховой езды. Мне 5 лет
Я двенадцатилетняя в доме в Палм-Бич
Дом моего отца в Беверли-Хиллз, примерно 1980
Наш счастливый дом в Палм-Бич
Папа и я на вечеринке в Палм-Бич, 1972
Мои братья Роберто и Джорджио с нашим кузеном Маурицио позируют перед магазином в Милане
С мамой и папой, восхваляющим нас, на вечеринке в Палм-Бич
Одна из моих самых любимых фотографий папы
Мама и Лучиано Паваротти на вечеринке в Палм-Бич, 1980
Мои родители выглядят роскошно, 1980
С наилучшими пожеланиями в день рождения мамы в моей нью-йоркской квартире, 1983
Навещаю папу в тюрьме Эглин, 1986
У меня берут интервью в магазине Gucci на Бонд-стрит в Лондоне, 1988
Демонстрирую купальный костюм в Gucci Galleria для Town & Country Magazine, 1982
Я и Руби Хамра на открытии нового магазина Нью-Йорке, 1980
Новое лицо Gucci: моя очередь быть в центре внимания светских журналов, 1983
С папой на вечеринке в честь моего восемнадцатилетия в отеле «Савой» — там, где все началось.