— Ну и почему же вы не сбежали, Форс?
— Да потому что мне это не нужно! Потому что я невиновен! Потому что вы и так скоро меня освободите! Я не хочу бежать.
— А чего же вы хотите?
— Я хочу, чтобы с меня сняли все обвинения!
— Ладно, оставим пока в покое Кузнецова и Гусарова. У нас есть и другие свидетели ваших преступлений.
— Вы имеете в виду Кармелиту Зарецкую? — Да.
— Она свидетельствовала против меня? Солодовников молчал.
— Я жду ответа, гражданин следователь. Вы допросили Кармелиту Зарецкую?
Если да, то что она сказала обо мне?
— Это не ваше дело.
— Гражданин следователь, мы с вами, кажется, договаривались, что я не просто подследственный — я еще и адвокат, — Форс понял, что эту беседу он уже выиграл. — Я повторяю свой вопрос: что показала Кармелита Зарецкая?..
Или вы до сих пор ее не допросили?.. Позвольте поинтересоваться: почему?
— Мы дали ей время прийти в себя после всего произошедшего, — уже почти оправдывался Солодовников.
— Ах вот как? В таком случае, вы ответите по закону за голословные обвинения в мой адрес! Вы поступаете очень недальновидно, Ефрем Сергеевич, — вы даете свидетелю возможность прийти в себя, вы тянете время. А я нахожусь за решеткой. За эти несколько дней, которые я тут у вас маринуюсь, я лишился всего — практики, уважения, авторитета. Я потерял все, что накапливал долгие годы! И вы думаете, что я это так оставлю? Нет, я подам на вас в суд, потребую возмещения ущерба, и, уж поверьте мне, я этот суд выиграю!
— Успокойтесь, Форс. Сейчас вы не в суде. Давайте по существу.
— А если по существу, то я требую, чтобы вы допросили Зарецкую Кармелиту Рамировну в моем присутствии!
Олеся сделала новую прическу, и Астахов тут же осыпал ее комплиментами.
— Я рада, Коля, что тебе понравилось.
— Мне все в тебе нравится, Олеся… Кстати, ты знаешь, что Максим и Кармелита собираются расписаться?
— Да?
— И я бы хотел, чтоб мы с тобой тоже оформили наши отношения. Если ты не против…
— А ты действительно этого хочешь?
— Очень хочу! Очень хочу, Олесенька, назвать тебя наконец своей законной женой!
— Но ведь у тебя же — другая законная жена.
— Черт, я как-то совсем забыл о разводе, обо всех этих формальностях.
Но я найду Тамару и потребую у нее официального развода!
— Коля, я люблю тебя, и мне совершенно не важно, женат ты официально или нет.
— А для меня это очень важно.
— Коленька, я не хочу, чтобы ты из-за какой-то ерунды портил себе настроение. Меня устраивает и гражданский брак.
— А меня — нет, солнышко мое. И еще, — Астахов полез в ящик стола, — у меня есть для тебя небольшой сюрприз… — он достал маленькую бархатную коробочку и протянул любимой.
— Ой, какая красота! — Открыв коробочку, Олеся обнаружила там колечко дивной работы. — Спасибо, Коля!
— Но ты мне так и не ответила. Ты выйдешь за меня замуж, когда я закончу все дела с разводом?
— Мне надо подумать.
— Думай.
Между любовниками начиналась своеобразная игра.
— Но я буду долго думать.
— Как долго?
— Очень долго.
— Ну и что же ты мне ответишь после того, как очень долго подумаешь?
— Наверное, я скажу тебе "да"!
— Как это — наверное? Наверное или точно?
— Наверное, точно. — Да?
— Да! Да! Да!
И они бросились целовать друг друга.
Кармелита потянулась было к звонившему телефону, но ее остановил окрик Руки:
— Стоять!
На девушку по-прежнему смотрело дуло пистолета.
— И молчать! — добавил Рука, уже не повышая голоса.
— А если это Максим? Он будет волноваться, если я не отвечу, и может сам приехать.
— Он не успеет, — ухмыльнулся бандит.
На продолжавшем звонить телефоне сработал автоответчик. Раздался записанный на нем бодрый голос Кармелиты: "К сожалению, мы не можем сейчас подойти к телефону. Пожалуйста, оставьте ваше сообщение после звукового сигнала, и мы вам обязательно перезвоним…" Следом послышался писк сигнала, а затем и голос звонившего:
— Здравствуйте. Это говорит следователь Солодовников. Мне нужна Зарецкая Кармелита Рамировна. Нам необходимо с вами встретиться и пообщаться! Свяжитесь со мной, пожалуйста!
Раздались короткие гудки, и автоответчик отключился.
— Очень кстати, — заметил Рука. — Как раз про твои показания я и хочу с тобой поговорить. Есть тут у меня, а точней, у нас к тебе одна просьба.
Когда пойдешь к следователю, — Рука кивнул на телефон, — ты не говори ему, что Удав — это Удав!
— Да как же я могу не говорить, когда все об этом знают?
— Что все знают?
— Знают, что Рыч привел Форса к моему отцу и сказал, что Удав — это он.
— Ну привел, ну сказал. И что с того?
— Да Форс сильно и не отрицал, что он Удав!
— Не знаю, не слышал. Знаю только, что теперь отрицает. И очень сильно.
— Да?!
— Да, — Рука поиграл пистолетом.
— Значит, теперь все зависит от моих показаний? Скажу, что Форс — это Удав, значит — Удав. А если нет, то и нет?
— Именно. Только говорить, что Форс это Удав, я тебе не советую!
— Почему же?
— А ты не понимаешь? Да потому что Удав, он и в тюрьме — Удав! Это по его воле я сейчас здесь, поняла?
— Ну и что? Не стану я врать, и ничего ты мне не сделаешь!
— Сделаю, еще как сделаю!
— Не сделаешь — тогда все сразу поймут, что Форс и есть глава всей вашей шайки!
— Так это смотря что я сделаю. Убивать такую красавицу, как ты, я, конечно, не стану. А вот Максиму, жениху твоему, если ты только выдашь Удава, — не жить. Ясно?
— Ой-ой-ой, не очень-то я тебя испугалась!
— Да на мушке сейчас твой Максим! На мушке, так же как и ты. Так что поаккуратней, девочка, не дразни меня!
— Врешь! Почему я должна тебе верить?
— Хочешь доказательств? Смотри! — Рука достал из кармана листик бумаги, на нем было нарисовано пронзенное стрелой сердце. — Точно такой же рисунок уже лежит в кармане пиджака твоего Максима. Наши люди везде — они подложили бумажку ему в карман, да так, что он и не заметил. Так что поверь мне — мы сделаем с вами все, что захотим!
Конкретных указаний Удава-Форса не было, и Рука получил простор для проявления своей жестокой, но в чем-то даже детской фантазии.
Глава 14
Тамара с грустью вошла в свой родной дом, который они проектировали, строили и обживали вместе с Астаховым, тогда еще — одной семьей. Антон с ней не пошел, испугался.
— Здравствуй, Коля! — сказала она мужу как-то очень просто.
— Тамара? Честно говоря, я думал, что вы с Антоном уже очень далеко отсюда. Зачем ты вернулась?
— Я вернулась за деньгами.
— За деньгами? Но мне помнится, я дал Антону денег. Или наш чудный мальчик с тобой не поделился?
— Коля, не буду от тебя скрывать — Игорь Носков нас обокрал. У нас ничего нет…
— Он всегда был подлецом.
— Коля, я вернулась, потому что подумала: может быть, ты дашь мне еще один шанс? Все-таки в нашей с тобой жизни было много хорошего…
— Много? Ну, что-то хорошее, конечно, было. Но мало, и в прошлом.
Сейчас у меня в жизни гораздо больше хорошего. И возврата к прошлому я не хочу.
Как живое подтверждение того, как ему хорошо, в гостиную вышла Олеся в домашнем халатике.
— Прекрасно выглядите, Олеся! — Тамара уяснила себе положение вещей. — Стильная прическа!
— Спасибо.
— Я вижу, Коля, что Олеся чувствует себя в этом доме хозяйкой. Позволь спросить тебя, а по какому праву?
— Потому что я так хочу. Ты очень кстати вернулась, Тамара, я уже собирался тебя разыскивать.
— Что такое?
— Я хочу, чтобы мы развелись.
— Вот, значит, как далеко у вас все зашло. Коля, я пришла просить у тебя денег, а ты переводишь разговор на другую тему. Ну что ж, я готова обсудить с тобой наш развод, но только после того, как мы закончим разговор о деньгах.
— То есть ты хочешь, чтобы я купил у тебя развод? Я правильно понял?
— Совершенно правильно!
— И сколько же ты хочешь?
— То есть как это — сколько? Ровно столько, сколько мне полагается по закону, — половину всего совместно нажитого имущества. Тебе это скажет любой юрист и любой суд.
Как ни сопротивлялся Палыч, но после автосервиса Максим затащил его в кафе. Обоим мужикам — и старому, и молодому — хотелось просто поговорить о жизни.
В пивной, где раньше трудилась Маргоша и куда теперь зашли Максим с Палычем, всегда было людно. Рядом с друзьями крутился и Леха, вылезший по плану, предложенному Рукой, из своего убежища. Он хорошо замаскировался.
Поэтому быть узнанным Максимом не боялся. В прошлом Леха был начинающим карманником (говорят, перспективным), и Рука решил использовать этот давний талант своего приятеля. За Максимом Леха ходил с утра, но до его кармана добрался только в пивной. Однако добрался и ничего не украл, а лишь добавил.
И тут же исчез.
Максим с Палычем выпили уже не одну кружку, когда на мобильном у Орлова раздался звонок. Звонила Кармелита.
— Скажи, Максим, ты сегодня проверял карманы своего пиджака?
— Карманы? Нет, не проверял, а что?
— А ты проверь прямо сейчас.
Максим сунул руку в один карман, в другой — и вытащил кусочек бумаги. На листике было нарисовано пронзенное стрелой сердце — точно такое же, какое было в тот момент у Кармелиты, как будто рисовала их одна рука. А точнее — один Рука.
— Спасибо, очень мило! — смеясь, говорил Максим своей любимой. — Ты положила, когда я собирался на работу?
— Да… Я…
— Какая же ты у меня еще маленькая — совсем девочка… Но я тебя все равно люблю!
Кармелита с ненавистью посмотрела на стоявшего перед ней с пистолетом Руку.
Зарецкий сидел в шатре у Миро и перебирал струны цыганской гитары.
— Баро, я с детства привык кочевать, я не умею жить на одном месте, я люблю свободу… — говорил ему Миро. — Но у меня не получается забыть, как интересно мы жили в этом городе!