— Да, понимаю… — Света опустила взгляд, посмотрела в пол.
— А ты? Что ты здесь делаешь, папу пришла навестить?
Подруга промолчала, обеим стало как-то неловко.
— Тоже не знаю, как сказать. И что вообще говорить. Пойми меня…
Знаешь, как трудно. Все же, как ни крути, он мой отец… Он…
— И что? Что "он"?
— Он сейчас у следователя. И, кажется, его отпустят.
— Отпустят?!
— Ну… ну… Я не знаю, он просто попросил не уезжать, подождать его в машине. Хочет, чтобы я отвезла его домой.
— Ну нет, Света. Нет! Ты извини, но я этого никак не могу допустить, я пойду и все сейчас расскажу.
Кармелита решительно встала и пошла к кабинету следователя. Света осталась сидеть. Кармелита, собравшись с силами, бросила на подругу последний взгляд. Та улыбнулась ей, ободряюще кивнула головой. Цыганка набрала воздуха в грудь, как перед прыжком в холодную воду, занесла руку, чтобы постучать в дверь. Но неожиданно дверь сама распахнулась.
В коридор вышел Форс. Забавно — он на ходу пытался завязать галстук!
— Вы?!. - от ужаса у Кармелиты перехватило дыхание. — Вас что, отпустили?!
— Да, — спокойно ответил он. — А галстук у меня правильно повязан?
Дочка, галстук правильно повязан? — повернулся он к Свете.
Девчонки молчали. Тогда Леонид Вячеславович вновь обратился к цыганке:
— Кармелита, я вижу, я знаю, что ты собиралась сделать. Так вот, прежде чем ты это сделаешь, позволь мне тебе кое-что объяснить. Поверь мне, это очень важно…
Форс взял под руки Кармелиту и Свету, вместе с ними молча вышел на улицу, жестом потребовал у дочери ключи от машины и без особых церемоний забрал их. Он втолкнул Кармелиту в автомобиль. Света тоже хотела сесть в машину, но Форс ее не пустил.
Дочка растерялась — стояла совсем жалкая, испуганная. Отец быстро поцеловал ее в щечку и сел за руль. Машина сорвалась с места. Света, оторопев, смотрела вслед удаляющейся машине.
Алла-то и ехала в Управск с плохими ожиданиями. Но действительность превзошла все ее самые худшие опасения. Да, с Максимом, конечно, всегда было непросто. Но раньше он, по крайней мере, был здравомыслящим человеком. А здесь превратился в какую-то глупую марионетку в цыганских руках. Или до него еще можно достучаться?
— Сынок, я ничего не поняла. В твоей жизни сейчас все так происходит?
— Мама, ты прости, что "все так"?
— Ну, быстро и… Я вообще правильно расслышала? Ты что, связался с бандитами…
— Мама, давай сейчас не будем об этом разговаривать.
— Тебе не кажется, что надо бы поменять компанию, сынок? Тебе что, уютно в этом доме?
— Мама, мы сейчас об этом говорить не будем, все! — и Максим отошел в сторону.
Алла обратилась к дочке:
— Да, Сонечка, да… Ну и попал наш Максим! Это надо же так вляпаться.
Целый табор неприятностей…
— А мне понравилось. Весело было. Они такие живые, мама. Я с удовольствием поживу в этом доме. Нас ведь приглашали.
— Весело, конечно, не спорю, очень весело… Вот так всю жизнь Максим и протанцует с этой цыганочкой. А что тут еще делать?
— Тише ты! Мам, а ты слышала, у нее отец бизнесмен. Мне показалось, его все уважают.
— Нуда, бизнесмен цыганский. Конокрад!
— Мама, ну перестань. Ты все-таки в его доме находишься. И приняла приглашение пожить здесь. Как-то невежливо, мамуль…
— Мы сюда не напрашивались. Он сам предложил.
— Мам, а может, не стоит мешать Максиму? Или ты хочешь, чтобы он и из этого города уехал? А? Ну пусть сам разберется со своей личной жизнью.
— Соня! Если бы только с личной жизнью! Ты что, не чувствуешь, чем тут пахнет?! В этой семье или в таборе, даже не знаю, как правильно называть…
В общем, тут, куда ни ткни, — всюду сплошной криминал.
— С чего ты взяла-то?
— Ты что, не слышала все эти вопли? Этой, как ее, Люциты? Как будто бы тебя рядом не было.
— Мам, они просто очень темпераментные люди, а вовсе не криминальные.
— Соня, не надо быть такой наивной. А еще юрист! Не-е-ет, я криминал за версту чую. И здесь тоже столько всего наверчено! Боже мой, и мой Максим во все это вляпался. Я все равно все узнаю. Все!
— Как? Максим, по-моему, не собирается разговаривать с тобой об этом.
— Да уж, его не перешибешь… И не надо. Я пойду к ее отцу. Я подойду ко всякому человеку, кто хоть что-то знает о местных грязных делишках. Я все узнаю. И вытащу Максима из всего этого… Не зря же мы здесь поселились!
Люцита пришла в сознание. Возле нее хлопотал Степан, протянул ей стакан с водой.
— Люцита, попей.
— Простите меня… Мне что-то нехорошо…
— Не бери в голову, не надо. Мы все тебя понимаем.
— Интересно, где теперь искать Кармелиту? — сказал вдруг Миро.
И Люцита при всей своей любви к Богдану опять почувствовала, как старой болью заболело сердце.
— Тебя только это волнует? Только это! Почему ты всегда ее защищаешь, чтобы она ни сделала?
— Сначала, Люцита, надо разобраться, что к чему, а только потом кого-то защищать, кого-то обвинять, — ответил Миро.
От возмущения цыганка даже привстала с постели.
— Объясни мне, в чем тут разбираться? В чем тут разбираться, спрашиваю?
Она же… Она даже не скрывает того, что врет.
Максим, стоящий рядом, тоже начал защищать невесту.
— Люцита, если Кармелита не сказала всю правду, значит, у нее есть на то веские причины.
— Какие причины?
— Найди и спроси.
— Мудро сказано! — сверкнула глазами Люцита. Максим смутился. Тогда уж Миро пришел ему на помощь:
— Во всяком случае, я уверен, если Кармелита и скрывает правду, то это не со зла.
— Конечно, понимаю. Все, что делает Кармелита, она делает по-доброму.
Она же — ангел… Все! До свидания! Максим, надеюсь, ты понимаешь, что я больше не могу оставаться в вашем доме?
— Нет, ну подожди. Постой, ну куда же ты сейчас пойдешь?
— Я не знаю…
— Если хочешь, можешь вернуться в табор, — сказал Миро на правах вожака.
— Но я не знаю, где вы остановились…
— Где-где… На прежнем месте. Мне иногда кажется, что нам теперь уж никогда от него не оторваться…
Пустые, ненужные слова. Степан с грустью смотрел на Максима и Миро. Как смешно они выглядят в своих попытках защитить и оправдать Кармелиту. И как жалко Люциту.
— Я провожу тебя, — сказал наконец Степан. Он совсем не чувствовал, что в своих попытках всегда и везде защитить Люциту тоже, наверно, выглядит немного смешно.
Глава 25
Новый следователь Ефрем Сергеевич Солодовников читал какое-то дело. А Форс все не шел из головы.
Когда Солодовникова переводили в Управск, он и подумать не мог, что здесь все так сложно и запутанно. С виду тихий мирный городишко. А оно вот как оказывается… Похищения, мафия настоящая. У Форса — какие-то загадочные высокие покровители. Поговаривают, что тут планируется строить что-то большое, с серьезными инвестициями из Центра. А значит, есть выходы прямо на Москву.
Черт возьми! Страшновато. Как бы не угодить в эту мясорубку. Очень осмотрительным нужно быть, очень! Нельзя переть на рожон. Лавировать надо, аккуратно, между всеми. Чтобы потом оказаться со всех сторон чистеньким. И, если получится, с наваром. Хоть в виде новых звездочек на погоны. Хоть в любом другом виде… Деньги, процент в бизнесе…
В кабинет вошла дочка этого самого, недавно отпущенного, Форса.
— Здравствуйте!
— Здравствуйте, Светлана… Леонидовна!
— Извините. Напомните, пожалуйста, как вас зовут.
— Ефрем Сергеевич.
— Ефрем Сергеевич, я могу задать вам один вопрос?
— Да, присаживайтесь. Знаете, вообще-то в милиции существует классическая фраза "вопросы здесь задаю я"…
— Ну, может быть, один раз можно… Тем более, когда такой вопрос. В общем, скажите мне: вы считаете моего отца преступником?
Забавная девочка. Неужели она и впрямь считает, что сейчас следователь, да еще и новенький, начнет ей чистосердечно рассказывать, что он думает.
— Светлана, это не такой простой вопрос, как вам кажется. Есть такое понятие — "презумпция невиновности".
— Да, да, спасибо, я знаю. И все же…
— Мы только что отпустили вашего отца. Отпустили потому, что у нас нет улик, подтверждающих его преступления. Так что по закону ваш отец не виновен.
— По закону? Вы говорите — "по закону". Ну а вы-то сами как думаете.
Ваше мнение?
Вот же надоедливая какая!
— Извините, но почему вас так интересует мое личное мнение?
— Понимаете, вы профессионал. Вы знаете обо всех фактах. Вы говорили, ну, то есть опрашивали множество людей. Поэтому мне очень важно знать ваше мнение. Мой отец преступник?
Какая наивность. Что же ей сказать? Сказать можно что угодно… Пожалуй, лучше всего оставить в напряжении — "да, отец ваш — преступник, но доказать это я никак не могу". А если эта девочка, эта беременная пионерка, этот честный птенчик что-нибудь принесет в клювике против собственного папашки — тем лучше. Лишний компромат в сложном деле никогда не помешает.
— Да, ваш отец — преступник. Я так считаю… — следователь самыми честными в мире глазами посмотрел в глаза Свете.
Она погрустнела.
— Значит, все-таки это правда, мой отец преступник, бандит. Господи, ну зачем же ему это нужно! Он же прекрасный адвокат.
— Да. Ваш отец действительно очень талантливый адвокат. Именно поэтому он и смог опровергнуть все наши обвинения. А зачем ему это нужно?
Ефрем Сергеевич неторопливо закурил сигарету, красиво выдохнул дым и даже пустил пару идеальных по форме колец.
— Это как раз очень просто. Когда соприкасаешься с криминальным миром, сам невольно становишься его частью, перенимаешь его психологию. Да если еще ты человек талантливый — а ваш отец очень талантлив, — появляется желание… как бы это сказать… Знаете, у нас в университете, на юрфаке, так говорили: "Если пьянку нельзя предотвратить, ее нужно возглавить!" Понимаете, о чем я?