А Баро с Земфирой остались сидеть в коридоре. Они твердо решили здесь дождаться пробуждения ожившей Рубины, чтобы всем вместе увезти ее домой.
Света и Антон случайно встретились в городе. Света хотела просто пройти мимо. Но Антон почему-то не позволил ей этого сделать. Он шел следом, заговаривал с ней. И в конце концов добился ее ответа. Не бог весть какого.
Но хоть какого-то. А потом они понемногу разговорились…
Ходили по городу, вспоминали, что где было. И оказалось, что родной Управск просто напичкан памятными местами — хоть мемориальные доски везде устанавливай.
— Да… — Света подвела итог всем этим воспоминаниям. — Прошло совсем немного времени, а так много изменилось.
— Много, — подтвердил Антон.
— Так много, — продолжила девушка, — что я теперь жду нашего ребенка.
Антон не удержался, спросил о том, о чем давно хотел спросить.
— Свет, Свет… Ты только не обижайся, но ответь мне… А это действительно мой ребенок?
Света быстро, нервно встала из-за стола.
— Антон, я больше не могу так! Зачем ты вообще подошел сегодня ко мне?
Зачем выдавливал из меня начало разговора? Чтобы теперь спросить об этом?..
Знаешь, я поговорила с отцом. Ты можешь больше за мной не ухаживать. Ты свободен! Совершенно свободен.
— Света, подожди. Подожди… — попробовал успокоить ее Антон. — И прости меня, пожалуйста. Я дурак, но я просто хотел услышать, что это действительно мой ребенок, и все.
— Сколько можно это слушать? Я говорила тебе это миллион раз! Сколько можно?!
— Свет, я ничего не могу с собой поделать. Я ревную тебя к Максиму.
Пожалуйста, не уходи. Останься. Ты говоришь: "Свободен! Совершенно свободен". Знаешь, я хотел этой свободы. Потом бежал от нее, потом еще больше хотел… А сейчас я устал. От всего в жизни страшно устал. Все, чтобы было, — было как бег в колесе. Бодрый такой, энергичный бег. И абсолютно бессмысленный.
Света опять села за стол. Помолчала немного. А потом вдруг заговорила:
— Помнишь, я писала портрет Рубины, бабушки Кармелиты?
— Да, помню…
— Ну, ты еще тогда говорил: вот, наши отношения умерли, как она, им больше не воскреснуть…
— Помню.
— Так вот. Кармелита мне звонила. Рубина ожила. Представляешь?
— Ожила… В каком смысле? В нашей памяти, что ли?
— Нет, просто это была не смерть, а летаргический сон. Или что-то вроде того. Представляешь, как бывает?
— Вот это да! Слушай, а это символично. Может быть, и наши отношения еще не умерли?
— Не думаю. Я пойду, пожалуй… До свидания.
— До свидания, — ответил Антон немного растерянно.
Глава 29
В больничном коридоре рядом с палатой Рубины, уставшие от тревог и потрясений, прикорнув на стульях, сидели рядком Баро и Земфира. А если заглянуть внутрь палаты, можно было увидеть Палыча и Кармелиту, тоже спящих на своих стульях.
И только Рубина в этом сонном царстве не спала. Надоело ей спать. Она встала, тихонько приоткрыла дверь. Вышла из палаты, стараясь не шуметь. В больничном халате и тапочках пошла по коридору. Скользнула взглядом по спящим и тихо ушла прочь, пока не исчезла за поворотом, никем не замеченная.
Рубина шла не торопясь. Куда торопиться — вся ночь впереди.
Перед лесом остановилась. Помолилась, чтоб страшный лесной человек не запутал, с дороги не сбил. И смело шагнула в чащу, подумав, что если сумела она найти дорогу с того света, то на этом свете родной табор уж как-нибудь отыщет. По лесу шла, улыбаясь. Подошла к дереву, обняла его, как старого доброго знакомого. Приникла к нему, просветленным взором посмотрела вверх, на звездное небо.
— Спасибо, Господи. За все, что сделал в прошлом. И за все, что будет еще, спасибо…
Ночь наступила незаметно. Астахов заработался. И лишь сейчас заметил, что Светы все еще нет. Позвонил ей, металлический голос ответил, что абонент недоступен. Тогда Николай Андреевич прошел в спальню Тамары. Точнее — в бывшую спальню Тамары, которая с некоторых пор стала Светиной спальней и мастерской. Начал рассматривать новые картины девушки. И понял, что был несправедлив, когда совсем уж в хлам разругал ее творчество.
Правильней было бы просто покритиковать. Но уж больно его тогда завел Светин по-юношески амбициозный выпендреж. Это когда глубины нет, силы, энергетики, мудрости нет, а есть только бестолково-нахальное самовыражение.
Теперь же, после всего пережитого, да еще и с беременностью, линии художницы обрели мудрость и энергию. И выпендреж превратился в истинную оригинальность.
Разглядывая картины, Астахов не заметил, как в комнату вошла Олеся. Даже вздрогнул от ее слов:
— Так вот, значит, ты где! А я тебя по всему дому ищу…
— Да вот, зашел узнать, как Света себя чувствует, спокойной ночи пожелать. А ее нет… до сих пор. Представляешь?
Олеся с удивлением окинула взглядом пустую комнату. Посмотрела на часы.
— Где же она может быть? Уже так поздно…
— Не знаю… Я уже волноваться начинаю.
— Так позвони ей!
— Да звонил. "Недоступна". А если бы и дозвонился… Как-то неудобно.
Что я ей скажу? Она — взрослый человек, трудно ее контролировать.
— При чем здесь контроль? Просто узнаешь, все ли у нее в порядке.
— Ну, даже не знаю, — замялся Астахов.
— Что "не знаю"? Значит, просто волноваться и ничего не делать лучше?
— Да, Олеся, иногда лучше ничего не делать.
— Коля, но мы все живем под одной крышей, и я думаю, имеем право знать…
— Олесь, Света — взрослый человек. Захочет, включит телефон и сама все расскажет. К тому же у нее ведь есть и другой дом. А я… Я вон даже о собственной дочери мало что знаю… Где она сейчас? С кем?
Олеся подошла к Астахову поближе. Обняла его.
— Тюлень! Тюлень ты мой. Большой и добрый. Не переживай, Коля, все образуется… Все будет хорошо.
— Хотелось бы верить. Рамир вернулся, и я даже не знаю, как мне вести себя с Кармелитой. Для нее он отец — один… Как добиться ее доверия? Не знаю.
— Ты все слишком близко принимаешь к сердцу. Времени-то прошло еще мало — всего ничего. Привыкнет девочка…
— Да. Наверное, это самое трудное в жизни — найти общий языке повзрослевшими детьми. Стать для них другом. Я боюсь, что с Кармелитой у меня это может не получиться… Как уже не получилось с Антоном.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что Антона я воспитывал с детства, и что в итоге вышло — ты знаешь. А Кармелита вообще уже взрослый, совершенно сформировавшийся человек.
— Нет, Коленька, ты, дорогой, не путай. У Антона была еще Тамара. А у Кармелиты — Зарецкий. Чувствуешь разницу? Антон — хам и эгоист. Кармелита же — добрая, отзывчивая девушка. И со временем будет очень рада… Да что там — счастлива, что обрела такого отца, как ты.
— Спасибо, Олесенька. Твоими бы устами…
— Что, мед пить?
— Да нет. Лучше целоваться, — сказал Астахов и обнял ее.
Совершив длинный ряд поступков, большей частью — героических, Васька совсем от рук отбился. Если раньше с закатом солнца он все же приходил домой, то теперь бегал черт знает где и бог знает сколько.
Вот и этим вечером его не было. Розаура уже все дела переделала, но сорванца не дождалась. Если бы у нее еще какая работа была, она бы, может, немного и подождала, а так… В безделье темные мысли совсем голову заполонили. Взяла она фонарь и пошла искать Ваську. Для начала обошла все любимые его лесные места (в основном шалаши и гнезда). Нет, нету поганца…
Куда ж дальше идти?
Освободившись, сначала из тюрьмы, а потом от Тамары, Форс вновь пошел в катакомбы. Не просто так. Здесь у него была назначена встреча с Рукой и Лехой. Интересная встреча. Рискованная, но очень нужная. Вот теперь точно нельзя ошибиться. Нельзя чтобы рука дрогнула. Рука — в смысле рука, а не Рука. Леонид Вячеславович посмеялся над своей же шуткой. Да-да, все верно: рука не дрогнет, а вот Рука пусть дрожит. У амеб, инфузорий и прочих одноклеточных функция такая — дрожать от любой перемены снаружи.
Добравшись до нужного, договоренного, места, Форс включил фонарь. Потом зачем-то начал шагами измерять катакомбный закуток. И лишь после этого выбрал самое удобное место.
Послышали чьи-то шаги, а затем речь. Вот и сами сообщники явились.
Последние дни плохо повлияли на бойцов криминального фронта. Они пообносились, только что не завшивели.
Увидев Форса, оба остановились, не зная, как начать разговор.
— Ну и чего вы на меня уставились, будто тень отца Гамлета увидели?
— Чего? Какого отца? — спросил Рука.
— Ага, — подтвердил Леха. — Мы этого отца не знаем.
— Ладно. Проехали, — ухмыльнулся Форс. — Ну, что еще вы не знаете?
— У нас тут… проблема одна возникла…
— Что за проблема? Серьезная?
— Да. Денег нету.
— Ага, с бабульками совсем плохо стало.
— Это все? — уточнил Форс.
— Да вроде все, — подтвердил Рука. — Да.
— Вообще, я бы на вашем месте убрался отсюда подальше.
— Куда?
— Вы же хотели в Крым. Туда и поезжайте.
— Значит, мы можем ехать в Крым? Мы тебе больше не нужны?
— Не нужны. Пока.
— Крым — это хорошо, — размечтался Леха. — Только это ж Украина.
Граница. Контроль паспортный.
— Да, — встрепенулся Рука. — Молодец, Леха. Верно сообразил. Форс, мы лучше в Сочи махнем. А? Можно?
— Конечно, можно! — щедро разрешил Форс. — Там тоже хорошо.
— Хорошо-то хорошо, Удав, все хорошо… Но на что мы туда поедем? Нам же жить надо, то да се…
— Ну, понял я. Понял. Вы же мне уже сказали. Говорите лучше, что у вас с "пукалками". У меня тут дела — срочно нужно оружие.
— У меня патроны кончились, — сказал Леха, обиженно оттопырив губу.
— Точно? — переспросил Форс. — Не верю. Ты же у нас жадина. А ну, покажь!
Леха достал из кармана пистолет. Показал пустую обойму:
— Вот!