Это был электрошокер, который на всякий случай Форс с давних пор всегда возил с собой. Пистолет не всегда, а электрошокер всегда.
Машина рванула с места и через несколько минут подъехала ко входу в заброшенное подземелье. Навстречу уже бежал Рука, понимая, что приезд шефа в такой ситуации не сулит ему ничего хорошего.
Форс вышел из машины, смерил взглядом Руку и процедил сквозь зубы:
— С тобой я еще разберусь. А пока достань там, на переднем сиденье…
Рука бросился к машине, обнаружил бесчувственную Кармелиту, но даже не позволил себе удивиться. Он аккуратно взял ее на руки и побежал догонять хозяина, который уже заходил под своды пещер.
— Ну, и долго мне еще за вами подчищать? — бросил ему Форс, даже не оборачиваясь.
Почти на ощупь бандиты дошли до того места, где в углу лежал Рыч. Рука бросил рядом с ним Кармелиту.
— Осторожней, товар хрупкий, но дорогой! — прикрикнул Форс. — Хотя, боюсь, теперь выйти отсюда ей уже не суждено. Что, Рыч, ты не скрываешь симпатий к баронской дочке? Только все напрасно. Как видишь, птичка сама прилетела ко мне в руки. А вот ты, Рука, совсем плохо стал работать — ничего тебе уже доверить нельзя. И за это ты будешь наказан.
Форс говорил очень спокойно, но Рука слишком хорошо понимал, чем это ему грозит, и почувствовал нехороший холод в животе и дрожь в коленках.
— Удав, я… Удав, прости меня! Удав!
В этот момент Кармелита пришла в себя и открыла глаза.
— Удав?! — переспросила она, удивленно глядя на отцовского адвоката.
Форс только усмехнулся:
— Да, деточка, Удав. Тот самый Удав.
В первые секунды, когда Земфира подтвердила, что Кармелита — не его дочь, Баро подумал, что просто ослышался. Потом он накинулся на жену с криком, не обращая внимания на стоящего тут же чужого человека — Астахова.
Да, конечно, негоже вести себя так цыганскому барону. Но в этот момент он был не бароном, он был отцом. Отцом, у которого похитили единственного ребенка.
Зарецкий уже несколько дней ничего не знал о Кармелите. Он боялся, чтобы с ней не случилось самого страшного — гнал от себя эти мысли, запрещал себе так думать, но страхи всякий раз возвращались. За эти дни Баро не раз вспоминал Кармелиту… и совсем маленьким ребенком, и школьницей, и молодой, неожиданно повзрослевшей девушкой. И вот теперь кто-то говорит ему, что она — не его дочь, что они друг другу — никто, чужие люди.
Земфира остановила поток его гнева одной короткой фразой:
— Мне сказала об этом Рубина.
— Когда?
— Перед смертью она рассказала мне все. В такие минуты не врут, Рамир…
— А ты — ты мне не врешь?
— Зачем?
— Прости… Прости меня, Земфира! — к Баро начал возвращаться трезвый рассудок. — Что еще сказала Рубина?
— Когда умерли твои жена и дочь… Да, Рамир, твоя настоящая дочь умерла вместе с Радой при родах. Так вот, Рубина тогда испугалась твоего гнева и взяла чужого ребенка.
— Этого ребенка передала ей моя нынешняя жена, — позволил себе вступить в разговор стоявший все это время молча Астахов. — Она тогда работала акушеркой в том самом роддоме.
Все эти нерадостные новости наложились у Баро на переживания за судьбу Кармелиты в руках бандитов и вылились из глаз могучего цыганского барона скупой мужской слезой:
— О, Боже! Но почему, почему все уже знают о том, что Кармелита — не моя дочь, а я узнаю обо всем последним? — Справился со слезами он только минуты через две. — Так что же, Николай, — Баро поднял глаза на Астахова, — ты хочешь, чтобы я перестал относиться к Кармелите, как к дочери? — он неожиданно перешел на "ты" в разговоре с Астаховым.
— Рамир, опомнись, что ты говоришь? — сказала Земфира, но Баро не слушал Земфиру.
— …Чтобы я забыл все эти 18 лет, когда я ее воспитывал, когда мы жили душа в душу? Чтобы оставил свои отцовские чувства?
— Рамир, об этом и речи нет, — вслед за Земфи-рой и Астахов начал называть Баро по имени и тоже на "ты", при этом он очень старался оставаться спокойным, чтобы смягчить Зарецкого. — Просто я должен был сказать вам правду.
— Но своей правдой вы лишили меня дочери! Вдруг раздался телефонный звонок. Баро подскочил к аппарату и схватил трубку:
— Да, алло! Кармелита? Кармелита, доченька моя, где ты?!
Глава 4
Адвокат Леонид Вячеславович Форс, он же, как только что узнала Кармелита, главный бандит города (или можно сказать мягче — смотрящий Управска) по кличке Удав, стоял над связанными пленниками с благодушной улыбкой доброго дядюшки. Из-за его спины выглядывал Рука.
— Да, Кармелита, да, Удав — это я.
— Но как же… Почему же?.. — Кармелита никак не могла осознать все услышанное. — Вы же отец моей лучшей подруги! Я-то чем вам не угодила?
— Ничем, Кармелита, ничем. Как лучшую подругу моей Светки я тебя очень люблю. Но вот твой отец…
— Мой отец никогда никому ничего плохого не сделал! — Откуда только бралась смелость у этой восемнадцатилетней девчонки?
— Возможно, это и так, не будем спорить. Одно могу тебе сказать, Кармелита, мне очень жаль… Очень жаль, но ты должна умереть… — при этих словах добрая улыбка не сходила с лица Форса.
— Но вы же не убьете меня, Леонид Вячеславович… — язык переставал слушаться девушку.
— Леонид Вячеславович? Нет, ну что ты, конечно, Леонид Вячеславович тебя не убьет! Но вот Удав… — и Форс развел руками. — Очень может быть.
Бизнес есть бизнес. И ничего личного.
У Кармелиты сперло дыхание, а форс только изобразил неестественное сожаление, которое мгновенно сменило столь же безжизненную улыбающуюся гримасу. Потом он приказал Руке увести Рыча и спокойно продолжал ждать, когда Кармелита снова заговорит первой.
— Дядя Леня, вы хотите убить меня сейчас? Форс усмехнулся — он любил парадоксальные фразы, которые выскакивали у его клиентов в экстремальных ситуациях: надо же, "дядя Леня" (он и вспомнить не мог, когда Кармелита его в последний раз так называла), а потом — "убить".
— Еще не решил, деточка…
— Если вы меня сейчас убьете, то не получите никакого выкупа. Папа не даст вам денег, пока не увидит меня живой.
— Деточка, ты правильно мыслишь. И поэтому у тебя есть еще шанс остаться в живых.
— Какой?
— Будь умницей и держи язык за зубами по поводу того, кто такой старый добрый дядя Леня Форс, — он сделал паузу, давая Кармелите возможность осознать и запомнить каждое его слово. — А чтобы проверить, готова ли ты выполнить это условие, мы сейчас позвоним папе… — и Форс достал мобильник. — Говорить будешь ты. Я буду молчать. Хорошо?
— Хорошо… — из глаз Кармелиты катились маленькие жемчужинки слез.
— Сейчас ты скажешь отцу, что с тобой все в порядке, что ты жива, здорова, цела и невредима…
— Хорошо.
— …Но если ты только произнесешь мое имя или скажешь, где ты находишься, — тебе конец. И не только тебе — твой папа вслед за своим другом Бей-бутом… Как это там у вас говорится? Отправится в последнее кочевье.
Поняла?
Кармелита кивнула в ответ.
— И поверь, деточка, у меня хватит сил, чтобы все это сделать. Веришь?
— Я сделаю все, что вы скажете, только дайте мне поговорить с отцом.
— Ну вот и умница. Говори… — Форс набрал номер и поднес трубку к лицу связанной Кармелиты.
Через секунду в кабинете Баро и раздался тот самый звонок.
Антон подошел к Тамаре, взял ее за руку, поднял с кресла и начал кружить по Светиной студии.
— Разрешите пригласить вас на тур вальса, мадам!
Тамара давно не видела от сына таких проявлений нежности, и поэтому ей было особенно приятно. А Антон шептал ей на ухо:
— Мамочка, мамулечка, мы с тобой все делаем абсолютно правильно! Не забывай, что Астахов выставил нас из дому без копейки денег. Так что он сам во всем виноват — пускай отдает нам этот миллион за свою новоявленную дочку!
— Антоша, я сейчас думаю совсем не о том…
— А о чем же?
— Как Форс отнесется к тому, что мы сами решили содрать деньги с Астахова?
— Ну, к тому моменту, когда он об этом узнает, мы с тобой будем уже очень далеко, — Антон был снова беспечен, как в лучшие свои дни.
— Сомневаюсь, Антоша, бх, сомневаюсь… Понимаешь, он организовал похищение Кармелиты и наверняка держит всех в поле зрения: и Зарецкого, и Астахова, и нас с тобой, грешных. Между прочим, мы ведь и сейчас — в его доме.
— Брось свои грустные мысли, мама! Будем с тобой танцевать и думать только о хорошем. Потому что завтра мы станем богатыми! — Антон кружил мать в танце и гнал от себя все мысли, кроме самых приятных.
— Ой, Антошка, только бы все получилось…
— Мама, ну ты же знаешь меня лучше, чем кто бы то ни было, — мне абсолютно не нужен этот Форс, мне не нужна эта его Светка с вот этим вот ребенком. Очень уж я устал от ее капризов… Мне нужны только деньги!
— Антон, Антон, до чего же ты сейчас похож на своего отца! Я имею в виду не Астахова…
— Понимаю. И кстати, если хочешь его осчастливить, то лучше тебе сейчас съездить к нему и предупредить — в любой момент нужно быть готовыми уехать из города.
Кармелита изо всех сил кричала в трубку, которую держал у ее уха Форс:
— Алло! Алло, папа! Папа, это я! Папочка, я жива, я здорова, со мной все хорошо, ты только не переживай, ладно? Не волнуйся, со мной все в порядке! Ты только делай все, как они говорят, слышишь? Я люблю тебя, папа!
Пап, и еще…
Но тут Форс решил, что хватит уже семейного общения, и нажал отбой.
А Баро все кричал и кричал в телефон, не обращая внимания на короткие гудки:
— Кармелита! Доченька! Родная моя! Я тоже тебя очень люблю!!!
— Что там? — коротко спросил Астахов, когда Баро наконец положил трубку.
— Моя дочь жива, — на глазах у цыганского барона вновь появились слезы.
— Рамир, поверь, у меня и в мыслях не было отнимать у тебя дочь. Просто я хочу помочь вам — ей и тебе.
Баро поднял на Астахова тяжелый взгляд, но Николая Андреевича это не смутило.