— Надеюсь, ты не ждала, что она будет порхать вокруг тебя?
— Нет, — признала Джейн, — не ждала. Но также я не жду, что она еще раз сюда заявится. Я твоя жена в течение года, Николас, нравится это тебе или нет, и все время, пока я буду жить в этом доме, я не хочу, чтобы сюда приходила Кэрол. Если она придет на прием, придется ей принимать гостей.
Джейн повернулась к нему спиной. Она чувствовала, как онемел ее позвоночник, весь ее запал угас, она уже сожалела об этом взрыве эмоций.
— Очень хорошо, — сказал за ее спиной Николас, — к сожалению, сейчас я вынужден согласиться с тобой. Но не пытайся ставить мне никаких других условий. Хотя я и пытаюсь избежать неприятной шумихи вокруг нас, существуют границы, за которые я не позволю тебе выйти. — Она услышала, как повернулась ручка двери, и снова послышался его голос: — Я не буду сегодня ужинать здесь. Я ухожу.
Дверь с шумом захлопнулась, и Джейн осталась одна праздновать свою пиррову победу.
Все вечера до приема она проводила одна, отлично понимая, что таким образом Николас демонстрирует свое презрение к ней.
Поначалу она не собиралась покупать для приема какое-то особенное платье, но затем, здраво рассудив, упрекнула себя в том, что не подыгрывает ему, по крайней мере, пусть амбиции сэра Ангуса получат хоть какой-то шанс на осуществление. Если у нее и оставалась слабая надежда отвлечь внимание Николаса от Кэрол, то только заставив его посмотреть на нее как на женщину; она уже прочувствовала тщетность попыток воздействовать на него своим интеллектом. Но, даже приняв это решение, она не направилась к ведущим кутюрье, а нашла платье по вкусу в одном маленьком, но элегантном бутике в Кенсингтоне.
Надев его впервые в день приема, она пришла в восхищение от собственного выбора и размышляла, что скажет Николас, так как покрой платья был более замысловатым, чем она обычно носила. Белый шифон был задрапирован так искусно, что, прикрывая ее плечи, оставлял глубокое декольте; и хотя юбка свободными складками падала на пол, но при каждом движении она подчеркивала каждый изгиб ее тела. Джейн даже поэкспериментировала с разными прическами, но она так долго отращивала волосы, что совершенно не хотела их обрезать и в конце концов сплела в большие двойные кольца и заколола на затылке.
Она стояла перед зеркалом и разглядывала свое отражение, когда послышался стук в дверь и вошедшая горничная сообщила, что Николас ждет ее в библиотеке.
Пытаясь выглядеть уверенно в эту первую их встречу после того бурного объяснения, Джейн вошла в библиотеку и не смогла сдержать страстного желания, которое охватило ее при виде Николаса — отчужденного и мрачного в своем смокинге, — когда тот встал с кресла.
— У меня кое-что есть для тебя, — сообщил он и, не глядя на нее, подошел к своему столу и вынул большой кожаный футляр из среднего ящика. — Вот, открой.
Думая, что там находится какое-нибудь ювелирное украшение, и, размышляя, как он отреагирует, если она скажет ему, что не хочет его надевать, Джейн неохотно подняла крышку. Возглас восхищения сорвался с ее губ, так как хотя она и ожидала увидеть что-нибудь дорогое и красивое, но не предполагала, что это будет необыкновенный гарнитур из бриллиантов и изумрудов, мерцающих на черном бархате.
— Какое волшебство! — прошептала она и осторожно коснулась браслета и серег, а затем ее пальцы замерли на ожерелье. — Никогда не видела ничего подобного.
— Этот гарнитур не надевали целую вечность. Последним, кто носил его, была моя мать. — Он наклонился и поднял браслет и серьги. — Надень.
— Я не могу. Я боюсь носить такие ценности.
— Не будь смешной. Изумруды Гамильтона пользуются мировой известностью, и, как моя новобрачная, — он произнес последнее слово с сарказмом, — как моя новобрачная, ты должна их надеть.
Не в силах выносить дальнейшие насмешки, она обернула вокруг руки браслет и застегнула серьги, радуясь, что у нее проколоты уши, почувствовав в них тяжесть и покачивание драгоценных камней.
— Надень и ожерелье, — скомандовал Николас.
— Может, это уже слишком?
— Не в этот раз. В конце концов, это твой большой выход, а не твои похороны. — Он произнес это с таким выражением, что у нее не осталось сомнений, с какой радостью он бы предпочел, чтобы все было наоборот.
Дрожащими пальцами она застегнула на шее ожерелье, слегка вздрогнув от прикосновения холодной платины. Потом повернулась и посмотрела на него, даже не представляя, какую картину она представляет собой в этой обитой темными панелями комнате. Бриллианты сверкали, подобно прирученной радуге, придавая ей царственную и в то же время девственную грацию, которой Николас никогда не замечал в ней прежде, и он почувствовал странное учащение пульса. Безотчетно слова из стихотворения Китса пришли ему на ум:
Порфиро ослабела,
Упав на колени, так чиста она была,
Смертельный позор ее не коснулся.
Он встряхнул головой, как человек, отгоняющий видение. «Смертельный позор ее не коснулся». Какой насмешкой это прозвучало! Насмешкой над ним!
Сердито он рванулся к двери, в голосе звучала горечь, когда он сказал:
— Мне кажется, что я слышу, как подъезжают гости. Нам надо идти и встретить их.
Он отошел в сторону, пропуская ее вперед, и она пошла впереди него, дрожа так, что ей казалось, что она сейчас упадет. Как будто чувствуя ее тревогу, Николас предложил ей руку, и, хотя она понимала, что он сделал это с неохотой, она приняла ее с нервной улыбкой.
Одна группа людей сменялась другой, Джейн потеряла им счет, она только поняла, что приехали почти все члены правления, которых она знала в лицо с того времени, когда работала с сэром Ангусом.
Только после легкого ужина, когда танцы были в полном разгаре, Николас отвел ее в уголок комнаты и представил своей единственной оставшейся в живых тетке.
— Может, с ней немного трудно общаться, — предупреждал он Джейн, таща ее за собой через весь зал, в то время как его рука, якобы с нежностью, сжимала ее локоть, — но у нее необыкновенный характер, и… и я очень ее люблю.
— Не хочешь ли ты сказать, что мы должны изображать любящую пару даже более усердно, чем всегда? — прошептала она в ответ.
Он не успел ничего сказать, так как Джейн уже стояла перед женщиной, чья внешность, казалось, никак не соответствовала характеристике, данной Николасом. Белоснежные волосы были высоко забраны, а гордые темные глаза были самой выдающейся чертой на морщинистом, но прекрасно вылепленном лице. Хотя она сидела в кресле, но было видно, как она высока, а ее худощавое тело облекал черный бархат, не имеющий никакого отношения к моде. Хотя бархата было почти не видно, так как Джейн показалось, что почти весь лиф платья был увешан огромным количеством бриллиантов.
— Тетя Агата, я хотел бы познакомить вас с Джейн, — сказал Николас.
— Давно пора. — Ее рука, похожая на птичью лапку, увешанная кольцами, протянулась и уцепилась за руку Джейн. — Это было дурно с твоей стороны — не пригласить меня на свадьбу.
— Все произошло довольно неожиданно, — запинаясь, произнесла Джейн, — и не…
— Я виноват, — прервал ее Николас, — я хотел, чтобы свадьба прошла как можно тише, а в твоем присутствии это было вряд ли возможно!
Старая дама издала тихий смешок:
— Если ты хочешь сказать, что я эксцентрична в манере одеваться, то все, что я могу ответить на это, — мой возраст дает мне право на небольшие удовольствия!
Она посмотрела на Джейн и похлопала по сиденью рядом с собой:
— Ну-ка, поболтайте со мной, дитя. А ты, Николас, можешь идти к своим гостям.
Николас колебался, и Джейн почувствовала, что он боится оставлять ее с этой явно прямолинейной женщиной.
— Делай, как велит тебе тетя, дорогой, — зловредно сказала она.
Пожав плечами, он отошел, старая дама тут же впилась глазами в лицо Джейн:
— Ангус когда-нибудь упоминал обо мне?
— Да. Однажды он сказал мне, что ему жаль, что вы так редко встречаетесь с ним.
— Я думаю, что ему было бы жаль, если бы мы встречались чаще! Когда мы были детьми, он называл меня «Ужасная Агги». Но это он делал потому, что я никогда не соглашалась ни с одной из его сумасбродных затей. Что вы думаете о его последней затее?
— Которой из них? — озадаченно спросила Джейн.
— Заставить Николаса жениться на тебе.
Джейн была слишком удивлена, чтобы что-нибудь ответить, а тетя радостно закудахтала:
— Думала, что я ничего не знаю, а? Святые небеса, дитя, не думаешь же ты, что Ангус составил завещание, не посоветовавшись со мной? Кстати, кое-что ему подсказала я.
Джейн все еще была в оцепенении, чтобы сделать какие-нибудь комментарии. Если эта решительная женщина, явно проницательная и полная житейской мудрости, одобрила план сэра Ангуса, значит, она верила, что существует шанс на то, чтобы план сработал.
— Неужели вы думаете, что у меня действительно есть шанс оторвать Николаса от Кэрол? — спросила она наконец.
— Я не люблю пари, но думаю, что шансы приблизительно пятьдесят на пятьдесят. Кое-что я бы непременно сделала… — Тетя Агата внезапно остановилась, и, обернувшись, Джейн увидела, что Николас возвращается, на этот раз в компании Джона Мастерса.
— Как вы мудро поступили, что пригласили Джона, — заметила тетя Агата. — Вы мой любимый художник. Я купила три картины на вашей последней выставке, хотя ваши цены просто чудовищны.
Джон Мастерс усмехнулся и поднес к губам руку старой леди неожиданно галантным жестом.
— Как поживает самая прекрасная леди в Лондоне?
Тетя Агата опять фыркнула:
— Вторая самая прекрасная. Теперь на первом месте Джейн. — Темные глаза сверкнули на племянника. — Ты сделал хороший выбор, мой мальчик. Она так же очаровательна, как и прекрасна. Ты должен заставить мистера Мастерса написать ее портрет.
— Впереди еще куча времени для этого.
— Не так уж много, — возразила тетя. — Нам нужен наследник, знаешь ли, а Джейн вряд ли понравится, если ее изобразят беременной и толстой.