Джейн исподтишка бросила взгляд в зеркало, висящее перед выходом, и ее отражение вернуло ей уверенность. Как не похожа она была внешне на испуганную и несчастную девушку, которая уезжала из Англии шесть недель назад. Но внутри она осталась прежней, и чем ближе приближался момент их встречи с Николасом, тем сильнее она боялась растерять все свое таким усердием завоеванное самообладание.
Тетя Агата проницательно посмотрела на нее.
— Встряхнись, детка, — приказала она, — или ты испортишь свое появление. Ты похожа на влюбленную девушку, которая до смерти боится, что ее жених не придет к алтарю.
— А что, если Николас не приехал?
— Тогда ты увидишь его в Лондоне.
— Вы не должны бросать меня одну.
— Об этом не беспокойся, — фыркнула тетя Агата. — Основная прелесть этой поездки заключалась в том, чтобы увидеть лицо Николаса, когда он впервые увидит тебя. Не беспокойся, он приедет в аэропорт.
— Вы не должны были давать ему телеграмму.
— Почему же нет? Ты все еще его жена, и он должен играть свою роль любящего супруга!
Двадцать минут спустя, получив на таможне свой багаж, они вышли в зал прибытия и увидели Николаса, который ждал их. Вокруг него суетилось несколько фотографов, так что он поприветствовал женщин очень быстро и тут же повел их к эскалатору, чтобы спуститься к машине.
По дороге в Лондон Джейн чувствовала, что Николас бросает на нее частые взгляды украдкой, даже разговаривая с тетей Агатой.
— Я надеюсь, Перси закончил отделку дома, — внезапно сказала старая леди, перебив какую-то реплику Николаса.
— Только пару дней назад.
— Ну и как выглядит теперь дом?
— Скоро увидите.
— Не сегодня, — твердо заявила тетя. — Я собираюсь проследовать прямо к себе домой.
Услышав это, Джейн в страхе взглянула на тетю Агату:
— Разве вы не останетесь с нами пару дней?
— Я приеду в Лондон примерно через месяц, а сейчас мне необходим длительный отдых. Я старая леди, дитя мое, и я совершенно измождена.
— В Париже вы не чувствовали себя старой леди, — возразила Джейн, — я за вами еле поспевала!
— Я уверена, что в ближайшие несколько недель я вам не понадоблюсь.
Отказавшись зайти в дом даже на минуту, тетя Агата помахала Джейн рукой, и, глядя, как «роллс» скользит по дороге и исчезает, Джейн поняла, что рассчитывать ей придется только на саму себя.
Собрав все свое самообладание, Джейн вошла в дом и восхищенно замерла. Каким большим выглядел теперь холл, когда вся тяжелая мебель была заменена на изящную, в стиле эпохи Регентства, и как стало светлее, когда убрали темные ковры и обнажили бело-черный мраморный пол.
— Это просто фантастика, — пробормотала она.
— Счет тоже просто фантастический, — сухо заметил Николас.
Она проигнорировала его реплику:
— Не возражаешь, если я все быстро осмотрю?
Он пожал плечами и прошел в гостиную, оставив ее осматривать все перемены в нижних комнатах; когда она вернулась, совершенно удовлетворенная, Николас разливал чай.
— Ты еще поедешь в офис? — спросила она.
— Я закончил на сегодня. — Он протянул Джейн чашку, наполнил свою и, не отрывая от жены глаз, выпил свой чай.
Он понял сразу, что перемена, которая произошла с ней, заключалась не только в смене одежды и прически, и он вынужден был признать, что она выглядела очаровательнее, чем когда бы то ни было. Но не ее внешность привела его в странное волнение; перемена произошла в ее манерах, сделав их неуловимо, но волнующе женственными.
— Это уже третья за час, — заметила она.
— Прости? — Он очнулся от своих мыслей.
— Это третья сигарета, которую ты выкурил за этот час, — повторила она. — Я думала, что ты бросил курить.
— Я бросал.
Она указала на сигарету, ее большие серые глаза, которые он помнил мягкими и нежными, теперь насмешливо смотрели на него.
— Не из-за меня ли ты так нервничаешь, Николас?
Он свирепо смял сигарету.
— Я не нервничаю, я просто удивляюсь, как можно выразить словами то, что я… — Он остановился и подошел к камину, по очереди подержал в руках все вазы, затем поставил их на место. — То письмо, которое я написал тебе… я хочу извиниться за него. Я, должно быть, был не в себе.
— Я могу представить, что ты чувствовал.
— И все-таки мне не следовало писать это письмо. Ведь я был так же виноват в том, что произошло, как и ты, — меня даже следует больше винить за то, что я был…
— Таким дураком? — прервала она.
Он круто повернулся и посмотрел на нее:
— Разве я был таким уж дураком? В конце концов, ты такая очаровательная девушка.
Щеки Джейн вспыхнули.
— Что об этом сказала Кэрол?
— Она ничего не знает.
— Не хочешь ли ты сказать, что ничего не рассказал ей?
— Именно это я имею в виду. — Лицо его было крайне мрачным. — Это нелегко. Ночь, которую ты и я провели вместе… она делает невозможной расторжение брака через год. Ты знала об этом, да?
— Ты так считаешь.
Эти слова напомнили ему о его письме, и он покраснел.
— Вот почему я не сказал Кэрол. Когда она узнает, что мы должны будем ждать три года…
— Если она любит тебя, она подождет.
— Молю Бога, чтобы ты оказалась права.
Слова Николаса вонзились в Джейн подобно ножу, она поразилась, что продолжает спокойно сидеть, в то время как слезы рвались наружу.
— Тебе придется сказать ей когда-нибудь, — заметила она, с усилием выдавливая слова.
— Я знаю. Я разговаривал с Траппом об этом: единственный способ получить развод раньше — это сослаться на особые обстоятельства.
— Что ты имеешь в виду?
Он старался не встречаться с ней взглядом, и она поняла, что он испытывает неловкость.
— Если Кэрол… — Он замолчал, затем быстро сказал: — Если Кэрол забеременеет.
— Понятно, — холодно произнесла Джейн и склонилась над чашкой с чаем. Вот и конец ее надежде, что дополнительное время поможет ей завоевать Николаса. Если Кэрол боится потерять его, то она, несомненно, пойдет на то, чтобы родить ему ребенка.
— Давай лучше оставим все как есть, — сказал Николас. — Через несколько недель я перееду в мой клуб и расскажу Кэрол правду. Если она… если она простит меня, то мы можем жить вместе. Или же, если она предпочтет, мы можем уехать за границу до тех пор, пока я не получу развод.
— А как же компания? Ведь ты исполнительный директор. Ты откажешься от этого?
— Нет, если мы поселимся в Париже. Я смогу приезжать.
— Мне жаль, что все так вышло. — Джейн постаралась придать голосу хоть какую-нибудь легкость, но он звучал мрачно.
— Это не твоя вина, — бормотал он, — это просто… случилось…
Они пристально посмотрели друг на друга, затем он положил руку ей на плечо.
— Я рад, что мы заключили перемирие, — сказал он и вышел.
Все следующие недели Джейн неустанно трудилась в комитете герцогини Банстерской, возвращаясь каждый вечер в пустой дом слишком обессиленная, чтобы отдавать должное ужину в столовой, — она довольствовалась небольшим подносом с едой у себя в комнате. Но ни работа, ни усталость не спасали от горечи, которая наполняла ее каждый раз, когда она вспоминала о Николасе и Кэрол; и хотя она притворялась безразличной, когда слышала их имена, произнесенные вместе, иногда ей хотелось просто убежать прочь.
Три недели спустя после ее возвращения из Парижа Джейн вышла из кабинета врача на Харли-стрит, а его поздравления все еще звенели у нее в ушах. Ничего не видя, она залезла в машину и откинулась на мягкое сиденье, в то время как жгучие слезы покатились по ее щекам.
Как ей сказать Николасу о том, что она сейчас узнала?
Во время этих последних недель она даже не предполагала, что ночь, которую они провели вместе, — ночь, которая казалась такой далекой, — будет иметь свои последствия. Более чем когда-либо, она винила себя за то, что позволила ему тогда остаться, как глупо было верить, что ее любовь сможет пробудить в нем ответное чувство.
В ее спальне она со вздохом присела на кровать и постаралась собраться с мыслями. Но у нее в голове вертелось только одно — она носит ребенка от человека, которого любит.
В тишине вдруг резко зазвонил телефон, она взяла трубку и услышала голос Джона, глубокий и успокаивающий.
— Мне стало казаться, что застать дома тебя невозможно. Каждый раз, когда я звоню, ты занята. — Его голос понизился. — Я так хочу видеть тебя, Джейн. Ты можешь пойти сегодня вечером со мной куда-нибудь? Я очень скучаю по тебе.
— Я тоже скучала, — честно призналась она.
— Тогда почему ты ни разу не перезвонила? Все еще боишься причинить мне боль? Я считал, что мы решили, как себя вести!
— О, Джон, — она прерывисто вздохнула, — как хорошо увидеть тебя снова. Прости, что не перезвонила тебе раньше. Я буду готова к семи, если это не слишком рано для тебя.
— Никогда не может быть рано. Тебе следовало бы это знать.
Она положила трубку и в отчаянии прислонилась к изголовью кровати. Николас имеет право знать, что она носит его ребенка. Как он отнесется к этому, это его дело, а она должна думать о ребенке. Она невольно улыбнулась, когда подумала, что ее тело вынашивает маленькую частичку Николаса; всем сердцем она надеялась, что это мальчик.
Но ее эйфория быстро сменилась глубоким отчаянием, и, уже не выходя из этого состояния, она стала раздеваться и готовиться к вечеру с Джоном.
Николас зашел в дом в дурном настроении и небрежно бросил пальто на стул. Он встречался вчера с Кэрол, но сегодня, под предлогом занятости на работе, отменил встречу с ней: ему хотелось побыть несколько часов наедине со своими мыслями.
Что же случилось, почему он не перестает думать о Джейн?
Никогда он так сосредоточенно не думал о ней, как сейчас, он вдруг вспомнил все то, что они обсуждали во время его долгого выздоровления после аварии. Он не мог понять, в чем его проблема, он знал только то, что впервые в своей жизни он не был уверен в своих чувствах; его неуверенность никогда не была более заметной, чем во время его последней сегодняшней встречи, когда один из его посетителей вдруг неожиданно поздравил его с тем, как успешно его жена справляется с работой в комитете герцогини Банстерской.