После этого вождь Красное Облако отвел Марша в сторону и показал ему причину их жалоб. Местные племена подписывали различные договоры с Соединенными Штатами. В обмен на уступку земель им обещали поставку продовольствия и различных товаров. Вождь Красное Облако показал ему, что они получили в этом году: тухлую свинину, заплесневелую муку, изъеденную молью одежду, затертые до дыр одеяла. Как любой здравомыслящий человек, Марш понимал, что агенты, занимающиеся поставкой товаров индейцам, воруют. Но даже не мог представить, до какой степени. В полнейшем возмущении он пообещал поговорить об этом с чиновниками в Вашингтоне, более того, с самим президентом. Вождь Красное Облако покивал, поблагодарил Марша, но без особой надежды. Ему в своей жизни встречалось немало невыполненных обещаний. Марш, думал он, скорее всего, такой же аферист. В 1875 году Марш отправился в Вашингтон на научную конференцию и, вопреки всем ожиданиям, действительно воспользовался случаем начать борьбу против агентов, отвечающих за поставки товаров индейцам Запада. В особенности он нацелился на так называемое «Индейское кольцо» – группу чиновников, настолько алчных и коррумпированных, что они вызывали отвращение даже у самого знаменитого убийцы индейцев, кавалерийского офицера Джорджа Армстронга Кастера. Марш лично встречался с членами «Кольца», и, когда они категорически отвергли его требования изменить ситуацию, он использовал свои связи и, применив некоторые хитрости, организовал несколько встреч, в том числе с президентом Улиссом С. Грантом. Марш также уговорил нескольких боевитых журналистов опубликовать разоблачающие материалы. «Индейское кольцо», почуяв реальную опасность, начало распространять слухи о том, что Марш на Западе пьянствовал и совершал некие «бестактности», вероятно, с йельскими юношами. Впервые в жизни Марш прикусил язык и не стал открывать ответный огонь, опасаясь, что дальнейшее поливание грязью может повредить делу индейцев.
В конце 1875 года, после месяцев подготовительной работы, Марш все-таки поднял скандал вокруг деятельности «Индейского кольца», в результате чего несколько высокопоставленных чиновников вынуждены были подать в отставку. Разумеется, это не положило конец коррупции рядовых агентов и тем более дальнейшим посягательствам на индейские земли. Но вождь Красное Облако был глубоко тронут действиями Марша. «Я думал, он поступит как все бледнолицые и забудет про меня, как только уедет, – позже говорил вождь. – Но он так не сделал. Он, как и обещал, все рассказал Большому Отцу [президенту Гранту], и я считаю его самым лучшим бледнолицым из всех, с кем встречался».
Эта борьба прославила Марша и принесла уважение в Вашингтоне. И что же он сделал при своем новообретенном авторитете и моральном превосходстве? Естественно, атаковал Эдварда Коупа.
В 1870-е годы некоторые агентства при правительстве США финансировали ряд геологических изысканий для создания подробных карт внутренних территорий страны. И Марш, и Коуп принимали участие в подобных экспедициях и пользовались выделенными денежными средствами. (Коуп, надо заметить, неоднократно получал замечания за то, что отвлекался на поиски ископаемых, манкируя предписанными обязанностями.) Впрочем, скрягам в Конгрессе не нравилась идея одновременного проведения нескольких разведывательных экспедиций – это казалось избыточным. В 1878 году было решено объединить все экспедиции в одну.
Марш увидел в этом решении хорошие возможности для себя. Он уже конвертировал свою известность в Вашингтоне в пост вице-президента Национальной академии наук. Вскоре после этого президент академии умер, и Марш занял его должность. По счастливой случайности конгресс обратился к академии наук за советом по поводу объединения геологических изысканий, и Марш по полной программе использовал все свое политическое влияние, даже встречался с президентом Ратерфордом Б. Хейсом, чтобы закрыть те направления, которые поддерживал Коуп. Затем Марш назначил себя главным палеонтологом новой, объединенной экспедиции. В официальном заявлении по поводу объединения он не скрывал своей радости: «Это огромное событие для американской науки». Можно заметить, и, безусловно, огромное событие для Отниела Марша.
Коуп оказался в крайне незавидном положении. Он уже исчерпал большую часть своего наследства, а теперь еще и лишился главного источника внешнего финансирования. В спешке он взял почти все оставшиеся деньги и вложил в несколько горнодобывающих компаний Запада, решив, что глубокие познания в геологии позволят ему сделать правильный выбор для инвестиций. Этого не произошло. Горное дело в те времена было своего рода легализованной азартной игрой с дополнительным гандикапом, которым казино вводит вас в заблуждение относительно шансов на выигрыш. Мошенничества и дутой рекламы было в избытке, и к середине 1880-х годов Коуп остался ни с чем. Если бы не преподавательская работа в Пенсильванском университете, он вполне мог бы объявлять себя бан-кротом.
Затем был нанесен последний удар. В 1889 году Коуп получил письмо, в котором требовалось, чтобы он передал все свои ископаемые останки Смитсоновскому институту в Вашингтоне. Коуп, собирая все эти образцы, потратил 75 000 долларов собственных денег, но, поскольку одновременно работал и на геологическую партию, правительство решило, что имеет на них право. Письмо пришло от министра внутренних дел, но Коуп был убежден, что за всем этим стоит Марш.
Предчувствуя крах, Коуп решил пойти на крайние меры. В палеонтологических кругах не было секретом, что сотрудники Марша после нескольких лет работы начинали его ненавидеть. Марш был скуп на оплату, воровал идеи и никогда не давал подчиненным ни малейшей самостоятельности. Однажды Коуп уже пытался воспользоваться этим недовольством. Он приехал в Нью-Хейвен на футбольный матч между Принстоном и Йелем, где встречался с сотрудниками Марша, чтобы втайне спровоцировать бунт. Замысел провалился (сотрудникам Коуп тоже не нравился), но Коуп тем не менее начал собирать слухи в письмах, которые хранил в правом нижнем ящике письменного стола. Он назвал эту пачку «Маршиана», а после того, как появилась угроза лишиться коллекции, решил разоблачить своего соперника перед всем миром.
Для этого он вышел на Уильяма Хоси Баллоу, бывшего сотрудника American Naturalist, ныне работавшего репортером в падкой на сенсации New York Herald. Коуп однажды назвал новое ископаемое в честь Баллоу, и тот, в свою очередь, стал боготворить Коупа. Однажды он даже заявил, что Коуп гораздо более великий человек, чем Чарлз Дарвин. Выслушав Коупа, Баллоу с готовностью согласился написать материал о коррупции, которой сопровождалась консолидация геологических экспедиций, и заодно облить грязью Марша.
Попирая и так невысокие стандарты журналистской этики тех времен, Баллоу, не сказав, что он репортер, побеседовал с несколькими бывшими сотрудниками Марша. Он представился ученым, который просто хотел поболтать о коллеге. Обман сработал, и фразы, которые он заполучил, оказались бесценными. Один бывший сотрудник сказал, что работа Марша – «самая поразительная коллекция ошибок и невежества ‹…› всех времен». Другой заявил, что вся история с геологическими изысканиями насквозь коррумпирована, как Таммани-холл. Третий сказал, что «не припомнит, когда [Марш] честно занимался научной работой хотя бы два дня подряд», и добавил, что «никто не слышал от него правды, если чего-то можно было добиться ложью».
Надо отдать должное Баллоу: перед тем как публиковать статью, он показал ее Маршу, чтобы у того была возможность отреагировать. Он также показал ее руководителю геологической экспедиции. Шеф геологов немедленно настрочил ответ, а Марш выбрал иной путь: он отправился в университет Пенсильвании, чтобы добиться отстранения Коупа от преподавательской деятельности и тем самым завершить его финансовый крах. Университет отказался, но Марш решил нанести двойной удар и начал копать компромат на его президента. По-видимому, тот был завязан в каком-то грязном шантаже, и Марш пригрозил, что выложит все в прессу, если он не согласится.
Несмотря на все махинации Марша, Баллоу 12 января 1890 года опубликовал свой материал. Один историк уместно заявил, что он демонстрирует «пренебрежение законами диффамации» и даже отсутствие «ограничений хорошего вкуса». Практически все, кого цитировали в статье, осудили публикацию – хотя и не опровергли того, что говорили о Марше (они возражали против нечестных методов работы Баллоу как журналиста). Баллоу и ухом не повел. Он без зазрения совести собрал реакции своих источников и смонтировал из них новый сенсационный материал. «Летят пух и перья, – прокомментировал он в послесловии. – Шикарная драка!» Отличная работа, если вы понимаете.
Опровержение Марша – холодное, четкое и грязное – появилось неделей позже. Он настаивал, что ему больно представлять Коупа таким образом, но соперник не оставил ему выбора. Обвинения Коупа, заявил он, старые, давно известные и насквозь лживые: «Дабы я вознамерился представить все имеющиеся у меня факты на эту тему [о вероломстве Коупа], то воскресная Herald со всеми ее приложениями воистину не смогла бы опубликовать и половины из оного». (Псевдобиблейский язык, вероятно, тоже подкоп под квакерские речи Коупа.) Самый подлый и язвительный выпад Марш сделал против утверждения, что он будто бы украл работу об эволюции лошади у русского ученого. «Ковалевский в итоге не вынес угрызений совести и закончил свою несчастную карьеру, вышибив себе мозги. Коуп все еще жив и не раскаялся». Завершил свои эскапады Марш очередным напоминанием всему миру о том, как двадцать лет назад Коуп водрузил голову плезиозавра на хвост.
В итоге статьи пошли во вред обоим. Вместо того чтобы уничтожить врага, Коуп наплодил себе новых, поскольку отныне ему уже никто не доверял. Марш выглядел мелочным и коварным в своих возражениях и вскоре потерял свой пост главного палеонтолога геологической экспедиции. В более широкой перспективе скандал высосал все соки из яростного противостояния. Маршу было около шестидесяти, и он чувствовал свой возраст. Коуп, которому не исполнилось и пятидесяти, был в гораздо худшем состоянии. Жена ушла от него из-за финансовых неурядиц, он спал один на раскладушке в своем доме. Компанию ему составляли только домашняя черепаха и ископаемые останки, навещающие его в ночных кошмарах. Затем у него началась болезнь почек, и он опрометчиво занялся самолечением, делая себе инъекции морфия, формалина (используется для консервации трупов) и белладонны (она же красавка, или сонная одурь). Домашние средства не помогли, и он скончался от почечной недостаточности в 1897 году. Как отметил один историк, «в итоге его убила невозможность удалить яд из организма».