Несмотря на параллели с Терре-Хот, гватемальское исследование имело некоторые важные отличия. Во-первых, к тому времени на сцене появился пенициллин, что требовало изменения протокола. Вместо первоначальной профилактической мази Катлер делал пасту из пенициллина, пчелиного воска и арахисового масла, которой намазывал пенис. Фунес и Катлер также решили расширить круг испытуемых, подключив военнослужащих гватемальской армии и пациентов психиатрических клиник. Кроме того, они решили изучать не только гонорею, но еще и сифилис и мягкий шанкр.
Но самым главным отличием нового исследования, которое перевело всю работу в область греховной науки, стало то, что врачи не говорили солдатам, заключенным и психически больным, что их заражают венерическими заболеваниями. Они делали это тайком. Пытаясь дать научное обоснование исследованию, один из медиков СОЗ объяснял, что иной подход только «смутил бы» несчастных подопытных, в особенности местных индейцев, которые составляли большинство заключенных. На самом деле, как и в Таскиги, Катлер с коллегами не только скрывали правду, но и активно лгали пациентам, вызывая их готовность к сотрудничеству обещанием «лечить» разнообразные заболевания. Контраст поразителен. Инфицируя американских граждан, Катлер был обязан заручаться их согласием. Гватемальцы не удостаивались подобного уважения.
Эксперименты начались в городе Гватемала в феврале 1947 года. Как и планировалось, Фунес направлял зараженных проституток Катлеру. Катлер играл роль сводника, посылая их обслуживать заключенных. Особое удовольствие им доставляло то, что Катлер даже угощал парочки спиртным перед тем, как они занимались сексом. Не стоит упоминать, что в наше время спаивание участников эксперимента недопустимо, но, по мнению Катлера, это делало сексуальные отношения более «естественными» – напоминало встречу на воле, то есть в каком-нибудь баре.
Склонность Катлера к естественности имела свои границы. По всей видимости, он следил за парами, занимающимися сексом, потому что вел подробные записи, сколько минут (или секунд) держался каждый мужчина – так он определял время, за которое могла передаться инфекция. Затем, как только мужчина кончал, он врывался в комнату и чуть ли не носом лез в пах, изучая сперму и вагинальную жидкость. Ради производительности проституткам отводили буквально минуту передышки между клиентами. Одной женщине пришлось обслужить восемь мужчин за семьдесят одну минуту, не имея даже возможности подмыться. Большинство из двух тысяч потенциальных участников эксперимента были взрослыми, хотя одной проститутке исполнилось всего шестнадцать, а среди клиентов попадались и десятилетние мальчишки.
Катлер лелеял большие надежды на исследование в Гватемале, но его, как и в Терре-Хот, поджидали серьезные разочарования. Даже при алкоголе и незащищенном сексе мужчины просто не подхватывали инфекцию в такой степени, чтобы определить базовую линию, – а без этого эксперименты не имели значения. В отчаянии Катлер махнул рукой на естественный секс и начал инфицировать мужчин вручную.
Это был тот еще процесс. Сначала он собирал свежие половые выделения и смешивал их с питательным бульоном из бычьих сердец. Затем приглашал мужчин в свой кабинет и наносил жидкость на пенис одним из трех способов. При поверхностном инфицировании он макал небольшой ватный тампон в жидкость и втирал ее под крайнюю плоть (при этом от него требовалось, как при кастинге порноактеров, выбирать мужчин с мясистой крайней плотью, которая лучше покрывала тампон). При глубоком инфицировании Катлер макал тампон в жидкость и вталкивал его с помощью зубочистки в уретру. Еще он использовал метод процарапывания – кончиком шприца он царапал головку члена чуть не до крови, а затем прикладывал тампон к ранке. Катлер также инфицировал здоровых проституток, вводя пропитанные раствором тампоны в вагину и, как сам говорил, вращал его там «со значительным усилием». Словно стремясь подчеркнуть жуть всего происходящего, Катлер часто приглашал жену, которая крупным планом фотографировала человеческие гениталии.
Примечательно, что некоторые подопытные Катлера возражали против таких «процедур». Один пациент психиатрической клиники (который, надо заметить, оказался самым здравомыслящим человеком в этом помещении), не желая, чтобы ему царапали пенис, соскочил со стола и убежал; персонал клиники искал его несколько часов. Но в целом Катлер был весьма доволен результатами искусственного заражения. Все три метода дали базовый уровень от 50 до 98 процентов инфицирования.
Катлер исправно сообщал о «прогрессе» своему вашингтонскому начальству; результаты произвели на них хорошее впечатление. Один написал: «ваше шоу [!] здесь уже привлекает достаточно широкое и благосклонное внимание». Другой поведал о своем разговоре с главным врачом государственной службы здравоохранения США: «веселые искорки мелькнули в его глазах, когда он произнес: “Знаете, у нас в стране такой эксперимент провести было бы невозможно”».
Да, медики зачастую жертвовали прибыльной карьерой в области частной практики, переходя на работу в СОЗ; у многих из них был армейский опыт. В целом этот общий опыт и общее чувство цели создавали в рядах сотрудников СОЗ высокий дух боевого братства. Обычно здоровый дух – это хорошо. Но психологи, изучающие групповую динамику, обнаружили, что группы с высокой совместимостью и однородным происхождением чаще принимают ошибочные решения, чем группы, более разнообразные по мышлению. В особенности однородные группы редко сомневаются в этичности своего поведения или, точнее, не в состоянии распознать, что поступают неэтично. И, по мнению однородной группы сотрудников СОЗ, Катлер вел отличную работу.
Катлер, конечно, на каком-то уровне догадывался, что своими экспериментами заступает на сомнительную в нравственном смысле территорию. Даже полностью доверяя начальству, он неоднократно просил держать информацию о его деятельности в тайне. Просьбы стали более настойчивыми после апреля 1947 года, когда в The New York Times появилась небольшая статья. В ней говорилось об эксперименте в Балтиморе и Северной Каролине, где ученые заражали сифилисом кроликов и немедленно давали им пенициллин, который, судя по всему, препятствовал инфицированию. Журналист отметил, что их работа открывает огромные перспективы для лечения людей, но подчеркнул, что было бы «этически недопустимо» «запускать живые микробы сифилиса в человеческий организм». Именно этим занимался Катлер в Гватемале. Впрочем, характеристика своей деятельности как «этически недопустимой» не остановила его, но лишь укрепила подозрения в том, что публика за пределами СОЗ может создать проблемы, поэтому нужно соблюдать высшую степень секретности.
Показательно и то, что Катлер никогда не ставил эксперименты на себе. Это может показаться странным упреком, но в середине 1900-х годов такие эксперименты были весьма распространенным явлением среди врачей. Например, анатом Джон Хантер еще в 1767 году сознательно заразил себя гонореей, введя болезнетворный гной себе в пенис, чтобы день за днем отслеживать течение болезни[40]. Как это ни жутко звучит, но Хантеру, по крайней мере, хватило мужества самому пострадать ради науки. Во времена Катлера были врачи, которые делали то же самое. На самом деле Нюрнбергский кодекс предусматривает исключения для опасных исследований, если для этого существует непреодолимая потребность, и врачи сами становятся объектами исследований.
Фотографии гватемальских женщин, сознательно зараженных венерическими заболеваниями в ходе эксперимента под эгидой Службы общественного здравоохранения США (с разрешения U.S. National Archives and Records Administration).
Непреодолимая потребность в работе Катлера, может, и была, но он предпочел не трогать свою (крайнюю) плоть, а экспериментировать над другими людьми.
Несмотря на высокий дух, в СОЗ прохладно относились к исследованию в Гватемале; у некоторых медиков возникали вопросы. Прежде всего вызывало сомнение привлечение к экспериментам пациентов психиатрической клиники. Один врач написал Катлеру: «Я с определенной, а если честно, то с большой долей сомнения отношусь к экспериментам над психически больными людьми. Они не могут дать согласия, не понимают, что происходит, и, если какая-нибудь добродетельная организация об этом пронюхает, шуму не оберешься». Как видно, он больше беспокоился о негативной реакции прессы, чем о здоровье людей. Но, в отличие от сотен других сотрудников СОЗ, он, по крайней мере, высказал возражения и посоветовал Катлеру остановиться.
У коллеги были основания для беспокойства. Даже на фоне всех этических грехов Катлера в Гватемале его работа в приюте для душевнобольных выделяется своей низостью. В обмен на какие-то до смешного жалкие подношения – типа кинопроектора, холодильника, каких-то лекарств, тарелок и чашек – директор приюта разрешил Катлеру инфицировать венерическими болезнями пятьдесят пациентов. Среди них было семь женщин с эпилепсией, которым сделали инъекцию сифилиса в позвоночник. Невероятно, но Катлер заявлял, что женщины «так слабо возражали против процедур», что «день за днем» выстраивались в очередь за получением очередной спинальной инъекции. Отчасти потому, что после этого он угощал их сигаретами.
Самый мучительный случай в приюте произошел с женщиной по имени Берта. Ее возраст и причина помещения в клинику неизвестны. В феврале 1948 года Катлер сделал ей инъекцию микробов сифилиса в левую руку. Вскоре у женщины начались патологические изменения: на руке появились красные волдыри и стала слезать кожа.
Тем не менее Катлер в течение трех месяцев никак не лечил ее, и к 23 августа Берта уже была на грани смерти. Очевидно, решив, что теперь он может делать с ней все что угодно, Катлер продолжал вводить гонорейные гнойные выделения ей в уретру, в глаза и в прямую кишку, а затем для верности сделал еще одну инъекцию сифилиса. Через несколько дней у Берты из глаз пошел гной, а из уретры началось кровотечение. 27 августа она скончалась.