— Доброго вам пути, люди добрые, откуда идёте и куда направляетесь пешком?
Люди, шедшие впереди с опущенными головами, увидев перед собой монаха в серой сутане, испуганно вздрогнули и высокий, худой мужчина в стоптанных, подвязанных верёвками башмаках, из которых торчали пальцы, поклонился и сказал:
— Святой отец, мы идём из монастыря святого Кедария на поклон к графу, что прибыл в Срединный Ромварен откуда-то из-за моря. Хотим припасть к его рукам и попросить принять нас к нему работниками или ещё как потому, что жить нам негде и если вы нас прогоните, то нам больше некуда идти.
Иль быстро подбежал к ним и громко воскликнул:
— Так, путники, до графа этого вы уже добрались! Я и есть тот самый граф, а это мой друг отец Вастос, а теперь расскажите мне, как так вышло, что вы бредёте по дороге, да, к тому же из монастыря, словно какие-то нищие бродяги, и одеты очень уж не по сезону. Скоро дожди зарядят, а там и холода начнутся. Как же это так вышло? Вы что, убежали из монастыря. — Люди тотчас бросились к Илю, окружили его плотным кольцом, а кое-кто даже попытался упасть перед ним на колени, но он громко и как то болезненно крикнул — Ну, не на надо, не вставайте, пожалуйста, передо мной на колени! Поверьте, всё, что только в наших силах, мы даём людям без какой-либо просьбы, а уж если вы идёте к нам пешком, да, ещё издалека, то мы просто обязаны сделать всё, чтобы помочь вам, но как же так случилось, что у вас нет ни дома, ни семьи, дорогие мои. Так же не должно быть.
Женщина лет тридцати пять громко охнув, сказала:
— Ох, ваша светлость, да, вот так и случилось. Сироты мы с малолетства и жили при монастыре не зная родителей, но святые отцы нас почему-то в монастырь не приняли. Были мы в монастыре святого Кедария работниками и работницами, но жили не в нём, а рядом, в землянках, огороженных высоким забором. Грамоте мы не обучены совсем и ничего, кроме как в земле ковыряться, не умеем, а четыре месяца назад нам всем из монастыря приказали уйти и объяснили в какую сторону идти. А ещё нам сказали, чтобы мы нигде не останавливались и шли к вам. Хорошо, что люди добрые давали нам поесть, да, иногда из вещей своих старых что-нибудь давали. А на том перегоне, с которого мы рано утром вышли, нам сказали, что идти нам осталось уже совсем недалеко, но что вы, ваша светлость, куда-то за горы вот-вот уедете, а у нас уже и идти сил нету. — Сказав это, женщина разрыдалась и буквально простонала — Вся наша молодость в этом проклятом монастыре за забором прошла.
Иль обнял женщину и гладя её по вздрагивающим плечам принялся успокаивать:
— Ну, не надо плакать, не надо. Молодость мы вам сможем вернуть и научим всему, что сами знаем, вот только того, что уже произошло с вами, изменить не сможем. Зато мы сделаем вас Всадниками, сильными, гордыми и смелыми и тогда вы будете жить привольной и богатой жизнью в Великом Княжестве Счастье. Идти вам больше никуда не надо, дорогие мои, Вы уже пришли. Скоро за вами приедут большие кареты, вы сядете в них и они умчат вас за высокие горы, где уже началось строительство большого города. Там вам будет хорошо и вы забудете обо всех своих невзгодах и печалях. Вас никто больше не обидит.
Нисколько не скрываясь от путников или связался по коммуникатору с лагерем, велел запрячь в четыре дилижанса самых быстрых молламов и прислать их к нему. Было уже половина второго и они успели уехать довольно далеко, так что дилижансы должны были прибыть часа через два. Иль и отец Вастос провели всё это время вместе с путниками, но не услышали от них ничего такого, что дало бы им хотя бы какой-то намёк на разгадку той странной ситуации, в которой оказались эти люди. Всего изгнанников из монастыря было пятьдесят три человека, двадцать две женщины и тридцать один мужчина, у которых совершенно не была развита чувственность, поскольку они, похоже, даже не чувствовали никакого различия между полами. А ещё все они были на вид примерно одинакового возраста и в принципе им можно было дать от тридцати пять до сорока лет, но тут можно было и ошибиться. Иль попросил профессора Стюарта погрузить их всех в сон, отправить на орбиту и там самым тщательным образом сначала изучить, а затем вернуть им молодость, хорошенько приодеть и уже потом везти в лагерь.
Рядом с дорогой в том месте, где они остановились, был пригорок, ярко освещённый солнце. Иль увёл путников туда, сел на прогретую солнцем траву, те расселись вокруг него и он стал рассказывать им о городе Счастье и одноимённом Великом Княжестве, своём друге князе Рейне и его брате, об острове Наурия и Всадниках и эти немолодые уже на вид люди слушали его очень внимательно. Он рассказывал им о том, какими красивыми и сильными они все скоро станут, и какие красивые наряды у них будут, о том, чему их научат. Путники не задавали ему никаких вопросов, но с жадностью ловили каждое его слово и их лица светлели с каждой минутой. Отец Вастос быстро наделал огромных бутербродов и принёс их путникам. Все они были очень голодны, но почему-то не роптали. Они вообще производили на Иля странное впечатление и всё больше и больше в его глазах походили на детей, оторванных от дома. Поэтому он и стал внушать им мысль о том, что теперь они обрели семью и эта семья называется Всадники Веды. Он рассказал им о том, что уже очень скоро они будет скакать верхом на молламах и конях, и что они станут их самыми большими друзьями.
Чтобы показать им кто такой Всадник для коня, и кем является конь для Всадника, Иль свистнул и к нему тут же примчался Принц. Эти странные путники окружили его и стали нежно гладить коня по морде, шее, плечам и даже крупу. Принц реагировал на это спокойно и даже касался их рук и лиц своими тёплыми, мягкими губами. Отец Вастос, как и Иль, подозвал к себе Карна и Кайну и те тоже отнеслись к путникам с доверием. Их обоих поразило то, что эти молчаливые мужчины и женщины так тянутся к их животным, но они не стали ни о чём расспрашивать путников. В лагере в это время спешно формировалась группа психологической помощи, очень многие учёные были не только историками, но имели по несколько других специальностей. Профессор Стюарт, как и Иль с отцом Вастосом, сразу же поняли, что они столкнулись с чем-то экстраординарным и, возможно, просто чудовищным и очень трагическим. Поэтому с первых же минут все отнеслись к этому очень серьёзно, что выразилось даже в том, что за этими путниками послали самые роскошные дилижансы и все стюарды и стюардессы были одеты в свои самые красивые бальные наряды и когда приехали, не стали их всех немедленно заталкивать в дилижансы, а вышли из них с большими корзинами, наполненными сладостями и напитками, и присоединившись к Илю, смешались с их подопечными.
К счастью эти усталые путники отреагировали на всё адекватно и вскоре даже стали смеяться, когда учёные их пытались развеселить всяческими немудрёными способами. Когда же стало смеркаться, в дилижансах вспыхнули яркие огни и путники сами потянулись к ним. К вечеру немного похолодало, а в дилижансах было светло, тепло и уютно. Иль и отец Вастос не успокоились, пока не усадили в них каждого и буквально с каждым не попрощались, сказав тёплые, дружеские и ободряющие слова. У них стало легче на душе хотя бы потому, что теперь они видели весёлые лица с ярко горящими от восторга и удивления словами. Наконец дилижансы тронулись с места и сделав круг по степи, стали снова выезжать на дорогу. Иль и отец Вастос стояли на ней и махали путникам, встреченными ими на дороге, руками, а те прижимались лицами к окнам, чтобы увидеть их. Они остались одни и пошли к своему фургону. Настроение у обоих было довольно-таки мрачное. Несколько минут они ехали молча, пока отец Вастос не спросил глухим голосом:
— Ну, и что ты обо всём этом думаешь, Иль?
С тяжелым вздохом Всадник ответил:
— Я думаю, святой отец, что эти дети жертвы какого-то чудовищного то ли преступления, то ли недоразумения, то ли ещё чего-то такого, что просто не укладывается у меня в голове. Мне ясно только одно, они были заперты в клетке, долгие годы выполняли какую-то самую простую работу и с ними никто не занимался. Их не то что ничему не учили, Вастос, с ними даже не разговаривали-то по человечески и не общались, что ставит меня в тупик. Что же это за монастырь такой, в котором с ними так жестоко обошлись? И чьи они дети, кто были их родители и почему ведийцы их так ненавидели и боялись, что таким образом отнеслись к детям? Мне пока что ясно только одно, всё, что эти люди нам тут продемонстрировали, они научились по пути к нам и ты знаешь, святой отец, они произвели на меня просто прекрасное впечатление. Похоже, что все они очень талантливы.
Отец Вастос кивнул головой, взял в руки бич, громко щёлкнул им и молламы сходу перешли на самую быструю рысь. До перегона было километров двадцать пять и они подъехали к нему ещё до того времени, когда ворота постоялого двора закрылись на ночь. Один хлев был свободен и они завели в него своих молламов и Принца, после чего вошли в таверну, граф приказал, чтобы хозяин постоялого двора позвал всех своих работников, а когда они явились, велел им сеть за стол напротив себя и отца Вастоса к полному удивлению остальных постояльцев. Однако, Иль даже и не собирался тут зверствовать и устраивать допросов с пристрастием. Наоборот, он прошел с кошелём вдоль трёх составленных вместе столов и вручил каждому из работников постоялого двора, хозяину и членам его семьи по золотой монете достоинством в пять даргов, сел напротив и сказал:
— Дамы и господа, вчера ночью на вашем постоялом дворе остановилась группа путников, которая ранним утром отправилась на встречу со мной, да, кстати, мы не представились, я граф Ильхем де-Шорн, а это мой друг, отец Вастос. В общем мы хотим знать всё об этих путниках и если кто-то может нам рассказать от них хоть что-то, то мы просто покупаем у вас это информацию. Вам за неё уплачено вперёд.
Первым, нахмурившись, выступил хозяин постоялого двора:
— Ваша светлость, те путники, о которых вы говорите, пришли к нам в Вершины уже почти затемно. Вид у них был очень усталый, все они были голодны, да, только вот денег у них на всех было всего сорок пять даргов медью, но я и их брать не стал. В прачечной ещё имелось четыре котла горячей воды, а они, ваша светлость, очень уж были грязны, вот моя жена и предложила им помыться и постираться. — Сделав небольшую паузу, мужчина со вздохом продолжил — Странные они какие-то, ваша светлость. Вошли все вместе в прачечную, разделись и принялись стирать свои вещи и купаться, словно им неведомо, что они мужчины и женщины. Ну, а потом отжали одежду, надели её на себя мокрую и хотели лечь на улице, да, я не позволил. Велел всем зайти в таверну, дал всем по большому ломтю хлеба с мясом, Вихель с Силком постелили им чистые половики на пол, они и попадали там, а утром, проснувшись, подались чуть свет во двор и принялись дрова колоть. Все что были перекололи и в поленицу сложили. Ну, как мне их после этого было не отблагодарить? Накормил я их завтраком, собрал кое что из одежды, хлеба с собой дал, они и ушли. Очень к вашей светлости в лагерь торопились. В общем-то вот и все, ваша светлость. Да, вот еще что, я спросил откуда они идут, так одна женщина ответила мне что с запада, от самой реки Фальмиры. Через неё монахи их на лодке перевезли, а до того их три дня в закрытом фургоне везли и им всю дорогу рассказывали, как до вашей светлости добираться. Они идут из монастыря какого-то святого Кейдария, да только отродясь у нас такого святого не было. Про то вам и святой отец Вастос скажет.