а ссоры ждать не придётся, но за Дражко они выступить не побоятся.
— Хорошо, — кивнул Теслав.
Громыха занервничал. Дражко пытался оценить обстановку, переглянулся с Арибертом, но тот не мог помочь. В Стариграде правил его отец Мстивой, но в его отсутствие всем верховодил Теслав, как более опытный и уважаемый жупан, а Ариберт должен был во всём помогать и мотать на ус. Княжич противился такому решению — из отроков он уже вырос, но Мстивой отклонил все возражения.
Кроме одного. Изначально замещать князя должен был Збигнев, но тот каким-то образом выкрутился от нежелательных обязанностей.
— Я помню тот день, — начал Збигнев. — Кто убил беднягу Мала — неизвестно. Но тогда погиб не только он. Векша, тебе даровали свободу, но вину за прежние деяния нужно искупить. Только боги могут решить, дозволено ли тебе жить. Вы будете биться.
Толпа, услышав наконец то, чего хотела с самого начала, заликовала, заставив Збигнева сделать паузу, прежде чем обратиться ко всем:
— Есть ли возражения?.. Как я и думал. Дайте лютичу щит и топор!
Снова раздались ликования. Особенно обрадовался Громыха — он с остервенелым оскалом взялся за оружие и снял со спины щит. Словно взбудораженный бык, увидевший цель, он едва не рыл землю пятками в ожидании схватки.
Векша принял топор, выглядящий слишком тяжёлым для него, неловко размялся, будто специально показывая слабость.
— Не волнуйся, воевода, — подмигнул он, заметив беспокойство нового господина. — Ты не пожалеешь, я же обещал.
Дражко сомневался, но чутьё до сих пор говорило ему, что он поступил правильно.
В кругу остались только поединщики. Они примерялись друг к другу, кружились. Не спешили сразу кидаться в бой, даже Громыха.
Он не был ближником Теслава, но всё же слыл отважным и умелым воином. Дражко видел его в сражении, и знал, насколько он опасен. А вот Векша… верить в него заставляло лишь чутьё.
Добротная кожаная бронь Громыхи делала его ещё крупнее, богатые шаровары свисали над сапогами заморских мастеров, голову защищал шлем с кольчужной бармицей. Векша же остался в потрёпанной рубахе с изодранными штанами, а ростом и телом казался никчёмным на фоне противника. Однако с лица до сих пор не сходила лисья улыбка, а глаза горели азартом.
— Теперь всё в руках богов, — подошедший Удо похлопал Дражко по плечу.
— Теперь всё в руках Векши.
Первым не выдержал Громыха — рванул в атаку, взмахнув топором, и по площади раздался удар металла о щит.
Векша отлетел, словно от тарана, едва не потерял равновесие, и как только оправился, снова принял на себя град ударов, вынужденный отступать и отступать. Толпа радостно голосила, освистывала его, кричала оскорбления, но… топор Громыхи продолжал рассекать воздух.
Со стороны это выглядело неравной схваткой, издевательством, однако Громыха был серьёзен, но никак не мог достать верткого, ловкого Векшу.
А затем произошло то, что заставило всех умолкнуть. Первая кровь.
Извернувшись, нырнув под руку, Векша полоснул по бедру и тут же отпрыгнул, уходя от лезвия.
Громыха, казалось, не заметил раны, продолжил наносить удары, выбивая щепки из щита или рассекая воздух. Кровь пятнала следы, смешивалась с землёй.
Движения Векши смотрелись неуклюже. Каждое — на грани смерти. Будто лишь случай спасал от провала.
Дражко ухмыльнулся.
Воины продолжали битву. Толпа начала скучать от односторонних действий, требовала больше крови, риска, погоняла лютича бранью, чтобы сражался храбрее, а не бегал от противника. Да только Векша не обращал на них внимания. Скоро он резко сменил направление, сбил атаку Громыхи щитом, шагнул в сторону, оказавшись сбоку, и нанёс новый удар, накормив топор кровью.
На этот раз Громыха остановился — на предплечье кровоточила глубокая рана, отчего рука повисла, а щит пришлось выбросить, перекинув оружие в левую руку.
Противник показал слабость, и Векша не стал упускать момент. Только коснувшись земли, он накинулся снова, обманчиво замахнулся топором, а затем заехал обухом щита по шлему, что сопроводилось огорчёнными охами зрителей.
Громыха не сдавался. Теперь лютич обрушивал смертельный ураган — рубил, бил, подсекал, обманывал, с каждым шагом нанося повреждения, но вагр огрызался, истекая кровью. Даже в таком состоянии он мог закончить всё одним удачным движением.
Но не получилось.
Когда Громыха в очередной раз попытался сделать выпад, Векша не стал уворачиваться, а наоборот прыгнул навстречу, выкинул вперёд щит, оборвав атаку ещё в зародыше, коленом приложился в пах, с подсечкой опрокинул вагра на спину, замахнулся топором и…
— Векша, стой!
Полотно топора резко остановилось напротив лица Громыхи, оросив его собственной кровью.
Лютич прыгнул в сторону, подальше от замеревшего противника, пока тот не осознал произошедшее. И обратил взгляд на своего воеводу.
Самодовольная морда гридня вызвала у Дражко непроизвольную ухмылку.
Громыха, шатаясь, вскочил на ноги, завопил:
— Я ещё не!..
— Хватит! — оборвал его возглас Збигнева. — Боги своё решение нам поведали, и свидетелей достаточно. Правда на столе Векши.
Никто не мог возразить. Как и поверить, что победа неказистого лютича — это не случайность, дарованная богами.
— Но за беспорядок придётся ответить! — продолжил Теслав. — Вам обоим надлежит заплатить штраф. А если кто не сможет, волен записаться в долговые холопы до уплаты.
Последнее жупан объявил всем, но явно имел в виду Векшу, у которого уже отняли щит с топором, оставив ни с чем. Новый гридь снова повернулся к Дражко, мол, выручай, воевода, а тот — к Ариберту.
Княжич ответил укоризненным взглядом.
— Сам знаешь, долю свою в море выкинул. Подсоби.
Пришлось облегчить кошель.
Когда народ начал расходиться, Дражко удалось поговорить со Збигневом. Теслав уже ушёл дальше, да и не стоило сейчас его тревожить.
— Отец уцелел?
— Этого засранца сам Перун оберегает, не волнуйся!
— Не уходи от ответа.
Збигнев вздохнул, нахмурил брови, отчего сердце сжалось.
— Не знаю, Дражко. Ураган раскидал корабли, нас вынесло близ Стариграда. Скоро и Теслав показался, но что с остальными ни я, ни он не знаем. А для вестей ещё слишком рано.
— Понятно…
Дражко опустил голову. До сих пор он старался не думать о том, что случилось с родными. Разве может грозный Буревой, всю жизнь плавающий по морю, сгинуть в пучине? А Ратмир… брат был опытнее Дражко и вёл боевую ладью с матёрыми вояками. Уж если «Лебедь» уцелела, да к тому же успела снова набрать добычи, то старший Буревоич точно добрался до дома в целости.
Но всё это лишь догадки. Стихия не знает жалости.
— Не стоит горевать, Дражко! — подбадривал Збигнев. — Поверь, Буревой и Ратмир переживали и худшее. Лучше отдохни несколько дней, поправь здоровье и возвращайся на Руян. Они наверняка будут там.
— Да уж точно — здоровья стоит набраться, — смеясь, вставил Удо. — Получишь ещё по шее за то, что оторвался.
— Да Буревой его розгами оприходует, если Мила прознает, что он младшенького потерял!
— Эй, хватит глумиться! — возмутился Дражко при упоминании матери. — Я вам не малец какой!
— Конечно не малец — воевода уж! — наигранно воскликнул Збигнев. — Даже клятвенника заимел.
— Лютича, — хрюкнул Ариберт.
— Да ну вас! — Дражко пустил коня вперёд под смех за спиной.
На душе немного полегчало.
━─━────༺༻────━─━
Праздновали до ночи. День выдался насыщенный: пили за пережитый шторм, за взятие богатой добычи, за то, чтобы данов прибрало себе море. Выпили и за Аэция. Тот присоединился к пирушке вымотанный до предела — грек заботился о раненых, пополнив запасы своей сумы на выделенное из добычи серебро. Конечно, не забыли и про Векшу. Лютича теперь зауважали за храбрость и воинские умения.
Дражко отдельно, сам с собой, поднял чару за собственное чутьё. И кинул жирный кусок мяса в очаг в благодарность богам.
— Я же говорил! — Векша рухнул рядом, обнял за шею. Дыхание отдавало сильным хлебным запахом. — Говорил тебе, воевода! Я не подведу!
Новому соратнику нашли приличную одежду, отмыли, постригли, побрили, оставив лишь густые усы, и вдруг оказалось, что Векша довольно молод!
Обросший, он выглядел лет на сорок, но теперь по корчме щеголял муж в самом рассвете сил на третьем десятке, от улыбки которого краснели девицы, даже несмотря на малый рост.
— Да, да… — буркнул Дражко. — Не зазнавайся, тебе ещё долг отрабатывать.
— Это я обязательно!
— Уж надеюсь! — встрял Ариберт, затем перевёл разговор. — Теслав недоволен.
— Знамо дело, — кивнул Дражко. — Данов не догнал, гридь его проиграл… Денёк выдался отвратный.
— Хорошо, что ты не дал убить Громыху. У него сильный род, влиятельный в ремесленном конце. Лютича бы живым не оставили.
Векша уже зажимал девку в углу. Та наигранно противилась, но сама хихикала, да прижималась в ответ, вроде как нечаянно. А если уж и в правду передумает, то сбросить с себя ухажёра не составит труда — тот раза в полтора был её легче.
— Чую, натерпимся мы с ним ещё… — поделился Удо.
Дражко лишь устало вздохнул, допил квас, — он сегодня не проглотил ни капли хмельного, — и поднялся из-за стола.
— Устал. Отправлюсь спать.
Раны разболелись. К вечеру недуги всегда начинают беспокоить сильнее, вот и теперь так случилось.
Двое гридей сопроводили его до крепости. Не всем дозволялось сегодня пить — треть боеспособной дружины сохраняло бдительность даже в здесь, в Стариграде. Буревой всегда учил готовиться к худшему, и Дражко помнил наставления отца.
Сегодня, кажется, предосторожности излишни.
━─━────༺༻────━─━
Комнату освещала лучина. Нос уловил запах дыма, которым пропахли стены, домашний уют окутал Дражко. Он же принёс и усталость.
Раны заныли, голова закружилась, пришлось сесть на кровать. Он не сразу заметил Ингигерд, которая сжалась у стены.
— Не бойся меня.