Поначалу удача сопутствовала находникам. Горели деревни, города, монастыри. Множество несчастных увели в полон. Враги терпели поражение за поражением. В тот год не только Рорик, но и прочие морские разбойники хлынули на земли франков, и, казалось бы, боги благоволили им.
Но вдруг войско скосила болезнь.
Под угрозой гибели, пришлось отпустить пленных и оставить большую часть добычи, чтобы уйти из-под удара.
Рорик-сын тогда был немногим старше Дражко и тоже участвовал в походе. По возвращении домой, к врождённой неприязни к данам, добавилась ненависть к франкам, которую он несёт с собой до сих пор.
Многие стариградцы погибли в тот год. Те, кто сохранил жизнь, вернулись с позором, без добычи и почёта. Збигнев был среди последних. А его брат умер от болезни и больше не увидел родных краёв.
Похоже, боги прокляли неудачливого князя, потому как тот скоро и сам отправился в Ирий, то ли от лихорадки, то ли от убийц, посланных данским ярлом, имевшим зуб на него. О том можно лишь гадать, слухи ходили разные.
Молодой Рорик шёл по стопам отца, слыл храбрым мореходом и отчаянным рубакой. На его ладьях раздавался гомон множества языков и наречий. К тому же он частенько навещал Руян, где нравы были близкими по духу, и многому научился у самых жестоких славянских разбойников.
И вот теперь, по счастливой случайности находясь в гостях у князя Вислава, дальнего родственника, Рорик услышал, что оба ненавистных ему племени объединились! И хотя саксы — не франки, а их данники, даже это заставило поднять паруса и вместе с руянами отправиться в Стариград.
Где его не слишком-то желали видеть.
— Полно тебе. — Буревой похлопал Збигнева по плечу, заметив помрачневший взгляд.
— Где чёртовы даны?! — Сияя задорной улыбкой, Рорик подошёл к ним с распростёртыми объятиями, будто встретил старых друзей. — Я надеялся на славную заварушку!
— Бегут от нас, сверкая пятками! — Ратмир решил перетянуть внимание на себя, за что Збигнев бывал ему очень благодарен.
— Ничего, нагоним, — уверенно заявил Рорик. — Ну, где мёд и мясо для спасителей?! Раз уж крови не ответили, так хоть животы набьём!
━─━────༺༻────━─━
Привечать гостей, — на этот раз очень желанных, — могло не так много людей. Раненые, уставшие стариградцы валились с ног; Ясон вновь трудился в поте лица, привлекал всех более или менее мыслящих в лекарском ремесле; только переждавшие битву в тереме женщины и дети и возвращавшиеся понемногу жители могли работать полноценно, что и делали с нескрываемой радостью от минувшей беды.
Дражко лежал в отведённой ему комнате. От раны лихорадило, но Ясон обещал, что недуг скоро пройдёт. Из окна доносилась суета голосов, в помещение пробирался свежий ветер. На краю кровати тихо сидела Ингигерд.
Девушка перебирала в руках камешки со свежевыцарапанными рунами и не заметила, как Дражко проснулся после короткого беспокойного сна. Она сложила ладони вместе, прошептала в них какие-то тайные слова и бросила на колени. А затем долго разгадывала, что же значит ответ богов.
Не хотелось мешать. В тишине царило умиротворение, на душе полегчало. Если бы не рана, он бы улыбнулся.
Здесь и сейчас не было ни саксов, ни данов; за спиной не стоит дружина, не тянет груз ответственности. Нет жажды славы, гонящей его в неизведанные дали, прочь из родного дома. Мгновение безмятежного уюта едва не погрузило в сон вновь, но дверь вдруг распахнулась, Ингигерд вскочила, раскидав по полу руны, вскрикнула.
— Дражко!
Голос отца громом разогнал дремоту, Дражко подскочил на локти, не желая предстать перед ним болезным и слабым. В ногах запуталась Инги, ещё сильнее прижавшись к нему, когда над головой Буревоя показалось лицо Ратмира.
Говорить было больно, так что Дражко молчал. Молчал, когда отец крепко обнял дорогого сына; молчал, когда старший брат съязвил по-доброму и когда отметил смелость и смекалку.
Молчал, когда от приветствий и похвалы перешли к упрёкам.
Припомнили всё. И самовольный грабёж, из-за которого саксы явились к Стариграду, и безрассудные решения, лишь чудом не приведшие к смерти. Буревой красочно, не стесняясь в выражениях, описывал, как именно и чем именно отхлестал бы его, будь он поблизости. Досталось и Веремуду: «Уж на кого я надеялся! Этот ведь — не безусый мальчишка! Сединой оброс, я думал и умом тоже! Ан нет! Болван!
Половые доски скрипели от беспокойных шагов туда-сюда, воздух сотрясался от гулкого ворчания, с каждым слогом заставляя бедняжку Инги содрогаться — а вдруг о ней говорят?
Должно быть, весь терем, да ближайшая округа слышала, как отчитывают воеводу, словно малолетнего шкодника.
О чём, наконец, догадался сам Дражко.
Он вскочил, возмущённо уставился на отца, отчего тот прервался. Видно, тоже осознал ошибку, но затем просто махнул и развернулся к выходу.
В дверях остановился на пару секунд, чтобы сказать:
— На заре отправишься домой. — Дражко уж хотел было возразить, но после следующих слов не решился: — Погибших, кого получится, заберёте с собой.
Ратмир, не рискнувший прерывать отца, теперь попытался смягчить ситуацию.
— Ты на него не серчай, братишка. Видел бы, с каким лицом отец в Ральсвик ступил… Я уж думал, сляжет от горя. А матушка… — Он поморщился от воспоминаний. — Мы отправились к Трувору. Тот заверил — ты цел, вернёшься домой. А потом уж весточка пришла о твоих подвигах.
Трувором звали волхва, живущего неподалёку от Ругарда, в древней священной роще. Когда он там появился, кто таков — никто почему-то не помнил. Но все знали, что нет человека, более близкого к богам, чем Трувор. Даже главный жрец Святовита* Годолюб ревностно следил за этим странным чужаком. Но пока тот не проявлял желания занять место в храме Арконы*, он делал вид, что того не существует.
(*Святовит — главное божество руян и, возможно, остальных балтийских славян. Бог войны и победы. Саксон Грамматик писал, что на *Аркону (торговый и религиозный центр руян), где находился храм этого бога, все славяне ежегодно прислали дары)
Ходила молва, что Трувор держит связь с богами более древними, чем Святовит или Перун, если то и вовсе были боги, а не кто-то или что-то свыше.
Упоминание волхва заставило еле заметно содрогнуться. Перед походом Дражко навещал священную рощу, и там состоялся долгий, странный разговор, не то напугавший, не то обнадёживший юного воина.
— Смотрю, девка тебе не наскучила? — Ратмир кивнул на Ингигерд. — И каково пахать данское поле, а?
Девушка, теперь уж точно поняв, что разговор идёт о ней, навострила уши. Славянская речь начинала принимать более-менее осмысленную форму, но всё ещё представлялась ей то сумбурной, шипящей, как ядовитая змея, которая не прячется в траве, а открыто бросается на добычу. То плавной, нежной, словно тёплая речная вода.
Не раз Ингигерд слушала, как поют женщины за работой. Смысла песен она не понимала, но хор голосов заменял собой музыку, перетекая от слов к извилистому потоку звуков спокойных и размещенных, буйных и задорных, печальных, вызывающих непомерную тоску.
Дражко не знал, что ответить на шутку, но это и не понадобилось. Ратмир быстро перешёл от обсуждения любовных похождений к рассказу о том, как корабли Буревоя добрались до Руяна.
— Когда море утихло, до самого горизонта никого не было. Гадал уж, сгинули или просто отбросило далеко. Но к вечеру показались паруса. — Ратмир встал у окна, вдыхая свежий воздух. Запах целебных трав и крови приелся Дракжо, и тот его не чувствовал, однако брат сразу ощутил буйство ароматов. — Готовились к битве — так, на всякий случай. Но затем разглядели медведя.
Соткать парус стоило немало труда и серебра. Выкрасить его мог себе позволить далеко не каждый даже из тех немногочисленных людей, кто вовсе был способен добыть ладью. А уж украсить его символом своего рода… Впрочем, далеко не у одного Буревоя хватало серебра для подобной прихоти, но предупреждать врага о собственном прибытии таким очевидным способом мало кто из них решался, предпочитая скрывать намерения до самого конца.
— Отец обрадовался, — продолжал Ратмир. — Поначалу. За тебя беспокоился, хотел искать дальше, но я предложил идти на Руян. Думал, наши все туда сами направятся.
Брат виновато потупил взгляд, погладил усы, поджав губы. Видно, до сих пор корил себя за это, что, по мнению Дражко, делал совершенно зря.
— А Висмар? — вспомнил он про воеводу двух ладей и лучшего отцовского друга. — Цел?
Вопрос прозвучал тихо, хрипло. Только сейчас обнаружилось, что горло сухое и требует влаги. Проснулась дикая жажда.
— Цел, цел, — усмехнулся Ратмир. — Прибыл в Ральсвик на следующий день после нас.
«Хорошо», — молча кивнул Дражко, осторожно глотая воду из кувшина.
— Матушка так отца обругала… — на лице брата сверкнула злорадная ухмылка, говорил он тише, будто кто услышит. — Думал, сама на борт прыгнет и отправиться тебя искать.
«Она могла», — кивнул Дражко.
Ингигерд немного расслабилась. Этот венд, похожий на Дражко, на первый взгляд показался страшным, от него веяло добротой и теплом. Хотя будто и не замечал её.
Они ещё немного поболтали. Ратмир с интересом выслушал подробности приключений из первых уст, поделился слухами, которые дошли до Руяна в несколько ином виде, причём каждый рассказывал версию, отличающуюся от предыдущей едва ли не в обратную сторону.
Так, велиградский купец Солмир, возвращавшийся из Хедебю, поведал о десятках кораблей, полных кровожадных разбойников, которые опустошили несчастный городишко. Жители Хедебю чуть не подняли тревогу, потому как до этого самого городишки было не более пары дней по суше пути. А иные, кто, видимо, задержался в тех землях подольше и успел застать весть о «Лебеде», сбежавшей в Стариград, сообщал, что разбойников-таки дали отпор. Причём из всего их воинства остался лишь один корабль, да и тот, чтобы удрать, выбросил всё награбленное в морскую пучину. Другие уповали на Бога, ниспославшего шторм, разметавший язычников.